Настя так и этак крутила эту мысль в голове, но представить, кто или что может отбрасывать такие странные тени, не получалось. Да и уверенности в том, что это именно тени, не было.
Вид с вершины взятого с разбега холма открывался печальный — никаких признаков Егора и Луки. Ни отпечатков ног, ни пятен от недавних оползней. Тут точно никто не ходил — вон она целую цепочку следов за собой оставила на склоне, темнеют.
Настя как раз прикидывала, стоит ли запихнуть мешающий пистолет в самый большой карман разгрузки, когда какое-то смазанное движение на периферии зрения заставило обернуться.
И вот тогда она увидела.
Парадокс в том, что вставший особо и не скрывался — только глаза прикрыл до узких щелок, которые с такого расстояния выглядели как две короткие бледные черты. Глаза прикрыл и замер: этого оказалось достаточно, чтобы оттуда, снизу, да и отсюда, сверху при беглом взгляде оставаться незамеченным. А вот из позы огородника, в которой Настя застыла, вытряхивая набившуюся в кроссовок землю, вставший был как на ладони.
Шкура третьей формы практически один в один повторяла расцветку окружающего рельефа — серо-черная, в разводах. Стыки костяных пластин смыкались, не давая разглядеть сегменты и сгибы, но когда вставший чуть смещался — становились теми самыми четкими тенями. Маскировочный окрас сбивал с толку, в глазах от него двоилось, силуэт размывался и сливался с холмом. Вставший снова пошевелился, броня разошлась, появились три черные полосы, и стала видна широкая грудь. Зато общий контур растаял, слился. Хамелеон. Чтоб не потерять вставшего из виду, смотреть следовало не прямо на него, а чуть мимо. Как на стереокартинку в журнале. Страшненькую стереокартинку. Смертельную.
И что делать? Выстрелить? Накинуть на клиента пару печатей Луки (которые продолжали вести себя так, словно не клиент рядом, а дерево)? Бежать, а потом умереть, или просто умереть сразу на месте от страха? Последнее подкупало простотой исполнения.
Если считать бабушку на Раевском за первое знакомство, а Егора — за второе, то этот вставший был третьим в Настиной жизни. И от второго отличался сильно.
Вставший, кажется, понял, что его раскусили, если там было чем понимать: распрямился, раздвинул лицевые кости, открывая яркие глаза целиком. По шкуре прошла короткая волна, морок рассеялся, и вставшего стало видно целиком. Только вот радости это не прибавило.
Настя навскидку определила тип. Выходило, что на склоне стоял валет, но нестандартно мелкий, с явной нехваткой массы. Хотя делать выводы было рано — слишком уж сильно утопали в гравии его ноги. Вполне могло оказаться, что вставший — как айсберг, и большая часть массы у него под землей. Не красавец — ближе к масленичному чучелу, чем к человеку. Без шеи: бугристая молотообразная голова начиналась сразу от плеч, и оттуда же вырастали конечности — руками эти штуки назвать язык не поворачивался. Тонкие у плеч, облезлые, в отслаивающихся струпьях, к середине они утолщались и заканчивались у самой земли огромными грушевидными наростами — словно к потрепанным резиновым шлангам гири спортивные привязали и покрасили в серо-черный цвет. Ноги, слишком короткие, чтобы прочно удерживать рыхлое туловище, оканчивались круглыми, как у слона, ступнями, утопленными в склоне. Овальная, сплюснутая сверху и снизу башка походила больше на кувалду. Без излишеств — только глаза и закрывающие их то ли пластины, то ли складки. Ни ушей, ни рта, ни носа.
Настя приготовилась бросить все и бежать, как только вставший придет в движение. Свои шансы она оценивала трезво. Противостоять даже мелкому и слабому валету в лучшем случае получится секунд десять — даже с тем запасом печатей, который распихан по карманам. Да и замечательные заготовки Луки в упор валета не замечают, а ведь должны чуть ли не карманы жечь.
Вставший если и наблюдал за Настей, то хватать не торопился. Оставался на месте, только тонкие пластины на бугристой морде двигались — то закрывая глаза, то открывая.
Настя осторожно попятилась за гребень холма, прикидывая, в какую сторону бежать, чтобы быстрее пересечь Рассоху и нырнуть в лес. Не то чтобы лес чем-то выгодно отличался, но быть размазанной по осинкам казалось почему-то приятнее.
Рыхлая земля подло заскользила, и Настя медленно, спиной вперед, чтобы не выпускать из поля зрения гребень, за которым остался валет, сползла с вершины холма в низину. Тот пускаться в погоню не спешил — то ли действительно был калечным и недоделанным, то ли по свойственной валетам привычке поджидал компанию.
Некстати налетевший порыв холодного ветра швырнул со склона в лицо мелкую пыль. По закону подлости попала она точно в глаза. Несколько секунд ушло на то, чтобы проморгаться. На гребне по-прежнему было пусто, и Настя решилась — продолжая тереть глаза, развернулась и рванула по прямой на следующий склон. Пробежать удалось от силы метра два — ускорения как раз хватило, чтобы со всей дури впечататься в нечто.
От удара заломило шею, а в носу мерзко и громко хрупнуло. Боль пришла мгновением позже — сильная, резкая, разом застилающая глаза слезами. Настя, зажав переносицу, чтобы остановить хлынувшую кровь, и пошатываясь, сделала шаг назад, сквозь пелену пытаясь разглядеть, во что ухитрилась так неудачно воткнуться.
Еще один клиент. И тоже — третья форма. Опять валет. У этого массы хватило, но строение было неверным, избыточным. Он не маскировался, но все равно сливался с холмом. Белый в черных разводах. Пластины на голове разведены в стороны, как жвалы у муравья. Башка мелкая, как кукольная, зато огромная грудная клетка, в которую Настя так неудачно врезалась. В месте удара плоть потеряла натяжение и провисла лохмотьями, но слои были настолько многочисленны, что вмятина вышла несерьезная. Клешни — три штуки. Все три — бессмысленные: огромные, начинающиеся от пояса, но без управляющего сжатием сустава. Две ноги, сросшиеся в единый столб, утопали в земле, пытаясь удержать вес непропорционального торса.
Вставшие никогда не лишали себя мобильности: ни короны, ни дополнительные ноги-руки-копыта движению не мешали. Здесь же было неясно, может ли валет тронуться с места или способен совершать только короткие выпады клешнями, точно дубинами.
Настя закопошилась, пытаясь одновременно утереть воротом жилетки текущую из носа кровь и отползти назад, чтобы оказаться как можно дальше, вне радиуса удара клешней. Упрощать вставшему задачу по размазыванию себя не хотелось.
Слева прошуршало. Хотелось бы сказать, что зловеще, но нет — обычно. Словно кто-то грузный неловко спустился по склону. Настя обернулась на звук, ожидая увидеть первого валета, который наверняка успел уже вскарабкаться вверх и теперь, получив в компанию второго вставшего, готов был атаковать.
Но нет. На нее медленно, словно раздумывая, в правильную ли сторону идет, надвигался третий валет. Совсем безголовый, для разнообразия. Яркие зенки располагались на бицепсе центральной руки — она росла прямиком из грудины, была беспалой и такой же облезлой, как весь валет в целом. Тут ног насчитывалось две плюс одна ложная, и вставший чередовал их четко, но очень медленно.
