Червь же, не будь дурак, как всякая третья форма, прежде всего попер на упокойника, как гость на пироги с капустой, потому что в гробу он видел переть на костяного короля.
Сначала Фортуна была на стороне Луки.
Массу гадина набрала небывалую — это ее и подвело. Как маятником покачивая огромной головой, червь танком двинулся вперед. Боковые костяные пластины мерзко заскребли о гравий — мелкие камни, попадая между ними, перемалывались и высыпались уже песком. Нижний лепесток громадной, но бессмысленной пасти отогнулся, задрожал, и костяные зубы на нем стали расти и утолщаться.
Егора, который тараном ударил куда-то в центр скопления витков, червь заметил, но проигнорировал. Тут имелось блюдо повкуснее. А часть тела, видимо, было жалко, но не сильно. Лука уже в подробностях представил собственные похороны, но тут скотина тяжелым хвостом зацепилась за нечто, скрытое земляной насыпью. Дернулась раз, другой и собралась обратно пружиной, заодно легко сбросив с себя Егора, который успел проломить в ее боку знатную дыру.
Лука, бросивший в огромную башку приготовленную печать, тихо выдохнул и отступил назад, запнулся о бревна, рядом с которыми лежала Настя, и отошел левее. Серебристая сеть, соприкоснувшись с башкой, померкла, словно из нее выпили часть энергии — а может, так оно и было, все-таки потребление у умертвия таких размеров должно быть соответствующим. Червь дергался, как припадочный, но то, что вцепилось ему в хвост, держало крепко и отпускать явно не собиралось.
Лука поспешил схлопнуть покрышки, закрывая аверс. Сеть мигнула и исчезла, оставив светлые полоски. Ни-че-го. Мало.
Скотина даже не поморщилась. Мало того: тупая башка осталась целехонька, без повреждений, словно Лука твари татуировку сделал, а не упокоить хотел. Схема, подсмотренная у Павла и безотказно сработавшая на валетах и прочей мелочи, на черве дала сбой. Лука с тоской вспомнил веселый камешек от Марка, который разметал вставшего в жижу, и подумал, что не отказался бы от такого же, но хорошо б размером с плиту. Может, если перерыть тут все с лопатой, найдется?
— Что его держит? — крикнул Лука, четко отмеряя расстояние, на которое хватало длины умертвия, и прибавляя пару метров для страховки.
Егор как раз выбрался из ямы, куда его закинуло, услышал вопрос, развернулся как тяжелая осадная башня и двинулся к увязшему в земле хвосту, по дороге заращивая на себе повреждения. Червь почти оторвал ему руку — во всяком случае, та повисла на каких-то темных ошметках, — и теперь Егор, используя оторванный от обидчика кусок брони, залечивал повреждения. Довольно быстро по меркам некромантии, и охрененно медленно по меркам самого Луки, наблюдающего сквозь проделанную в центре туши дыру, как истончаются волокна внутри червя, который рывками пытается освободить зажатый хвост. Хвост дергался и пульсировал то увеличиваясь в объеме, то резко сдуваясь. Брони там почти не наросло — сплошное белесое наслоение каких-то толстых тканей.
— Печать! — Егор наконец доковылял, всмотрелся. — Но она вот-вот…
Закончить ему не дал треск, с которым червя все-таки разорвало.
По инерции от рывка покалеченную половину туши бросило вперед.
Лука откатился в сторону, протер глаза от песка, почти вслепую накинул вторую сеть на обрубок с башкой и схлопнул покрышки. По наитию перекинул пару линий в схеме, припомнив, как в видениях Павел на Раевском делал, и составы раздавил двойные — а вот это уже по случайности, пока катился.
Усиление сработало — голова червя оплавилась, словно была из пластика, а Лука к ней раскаленную кочергу поднес. Левая сторона осыпалась черной жирной сажей, оставшаяся конвульсивно задергалась. Лука решил, что с печатями потратился достаточно, вытащил ругер, проверил обойму и всадил в червя три пули, стараясь, чтоб легли кучнее. Встроенная внутрь сердечников заводская печать сама знала, что делать: благодаря осколкам распустилась, расправилась внутри и сработала, распылив остаток башки и метра три огромного тела.
Вот сразу бы так. Но приходилось экономить. В магазине оставалось всего четыре патрона.
Правда, везение на этом закончилось — печать, держащая вторую половину червя под землей, лопнула. Хлопок был взрывной силы — Луку отнесло назад, словно порывом ветра, и оглушило, а Егора, который стоял рядом, заставило упасть на четвереньки.
Остаток червя задрожал мелко, будто его током шарашило, развернулся и вытащил из-под земли вторую башку. Такую же громадную, слепую, но более змеиную. И почему-то с вертикальной пастью, перетянутой внутри бледными пленками.
— Да пасть-то тебе на кой? — простонал Лука риторический вопрос.
Червь закономерно не ответил, очень занятый заращиванием дыры на месте разрыва. Дела у него шли куда медленнее, чем у Егора, поэтому атаку от вставшего червь пропустил и разом получил широкую прореху у предполагаемой шеи. Но тут его опять спас размер — оставшихся костей, хрящей и мышц, или что там скрепляло мертвые части между собой, хватило, чтобы гигантская голова развернулась и гигантским молотом опустилась сверху на Егора, сминая костяной доспех со скрежетом, точно тот был из жести. А потом снова приподнялась и мотнулась уже в сторону, ударив в грудь Луку.
Удар пришелся вскользь, но и его хватило за глаза. Лука успел только сгруппироваться и подумать, что везет ему сегодня как утопленнику. Тут сила тяготения доделала свое дело, и земля встретила своего питомца. Неласково встретила, жестко. Но нужно было шевелиться, потому что синяки и вывихи заживут, а вот воскреснуть — не факт, что выйдет.
Лука поднялся на четвереньки, потряс головой, ощущая, как отваливаются впившиеся в щеки и лоб мелкие острые камешки. Засек краем глаза какое-то движение и уже приготовился драться, когда его запястье перехватили и вывернули, буквально стряхивая с пальцев заготовленные печати. Лука сначала заорал от боли, а потом, разглядев, кто ломает ему руки, — от возмущения.
Егор на вопли и мат внимания не обратил. Стянул обе готовые печати себе на пальцы, раздавил последний уцелевший коричневый раствор и тремя линиями перечеркнул всю проделанную работу — разомкнул контур обоих печатей так, что они разом потухли.
— Да за каким!..
Лука попытался отобрать печати, потому что безумия в происходящем было уже с перебором. Спереди тупым танком надвигался недобитый червь. А рядом костяной король, у которого от левой руки остались только обрывки, а шлем вмяло в голову, зачем-то разрушал последние шансы справиться с агрессивным умертвием, портя печати.
Или не портя? А выворачивая?
Погасшие было линии стали ярче, четче, а когда Егор закончил последний штрих — неправильный, искаженный, — налились нездоровой синевой, растеклись по костяной ладони. Затем с огромной скоростью, словно в убыстренной съемке, рванули вверх по руке сплетением линий, то сливаясь в жирные узлы, то вновь разбегаясь. Буквально за мгновения сеть из измененных печатей оплела Егора целиком, померцала неровно и застыла, точно татуировка.
Егор, пошатываясь, повернулся к Луке спиной, тихо сказал:
