Я не претендую на звание великого дешифровщика, скорее, рассматриваю себя как посредника, доносящего достижения прогресса в одной области до внимания людей, работающих в другой. И все же мне удалось открыть некоторые интересные перспективы, которые ранее оставались незамеченными. Одно из таких открытий – мрачный мир классической керамики майя. Это была нетронутая область изобразительного искусства, где сверхъестественные существа совершают такие действия, о каких майянисты даже не задумывались. Кто бы осмелился вообразить, что классические правители – и боги – ставили себе галлюциногенные или опьяняющие клизмы? И все же такие шокирующее сцены вновь и вновь обнаруживаются на вазах и чашах. А кто бы мог подумать о обезьянах-писцах?
Расписная керамика показала, что простая картина небольшого пантеона божеств, созданная Шелльхасом и в значительной степени основанная на кодексах, далека от действительности: в мифологии майя сотни сверхъестественных существ, из которых многие были обитателями подземного мира. Ни один алфавит не содержит достаточно букв для их маркировки. Некоторые из богов Шелльхаса – «Бог D» (Ицамнах), «Бог L» и «Бог N» (Павахтун) – правят в Шибальбе, но помимо них мы находим фантастическое разнообразие животных, монстров и людей, часто гибридной формы [20]. Историки искусства поняли, что большая часть иконографии майя отражается в двух сферах: на костюмах царских персонажей, представленных на каменных монументах (это своеобразные виртуальные иконографические симфонии), и в изображениях на глиняной посуде.
Что касается дешифровки, то и здесь открылись новые перспективы. Так, впервые стало возможным серьезно изучать тексты на керамике, даже несмотря на то, что «основной стандарт» сопротивлялся всем попыткам взломать его более десяти лет. Имена и титулы исторических лиц были запечатлены не только на камне, но и на керамических поверхностях, а многие из диковинных сверхъестественных существ поименованы именно во вспомогательных текстах. Для эпиграфистов вселенная исследований определенно расширялась.
В то же время не стихало и брюзжание специалистов. Реакцией на неконтролируемое разграбление археологических памятников майя, приведшее к появлению на рынке керамических сосудов и распиленных, изуродованных стел, стало мощное лобби майянистов, призывавших даже не изучать этот материал, поскольку это фактически потворствует уничтожению исторического наследия. К удивлению большинства европейцев, в американской культуре укоренилась суровая пуританская черта, которая волнами прокатывается по нашей общественной жизни. Некий полевой археолог, например, не раз выражал надежду, что любой сосуд майя, добытый не археологами, будет растерт в пыль. Эти люди разбили бы Розеттский камень, потому что он не раскопан одним из археологов Наполеона.
Я не собираюсь зацикливаться на данной проблеме, тем более что она чрезвычайно сложна, а дискуссии по ней часто наводнены лицемерными высказываниями в духе диккенсовского мистера Пексниффа
[159]. Но загвоздка в том, что в отношениях между эпиграфистами и специалистами по иконографии, с одной стороны, и полевыми археологами, с другой, наметился определенный разрыв, и эта трещина появилась не только из-за проблемы с грабежами. Причина гораздо глубже, и в основании ее лежал вопрос, что же должны изучать исследователи мира майя – мир правителей и знати или повседневную жизнь «обычных майя», кем бы они ни были? К концу 1980-х эта трещина превратилась в Большой каньон.
Глава 10
Новая заря
Говорят, великий Шампольон начал свою карьеру в девять лет, приступив к изучению восточных языков в Гренобле, и ему было всего семнадцать, когда он опубликовал свою первую научную статью – исследование коптской этимологии египетских топонимов, записанных греками [1]. Но и Шампольон не может сравниться с Дэвидом Стюартом, молодым майянистом, установившим новый рекорд в раннем становлении его как эпиграфиста [2].
В некотором смысле Дэвид был подготовлен к жизни в майянистике: его родители вместе написали книгу о майя [3], а его отец, Джордж Стюарт, долгое время был экспертом журнала «National Geographic» по истории и культуре майя и его археологическим редактором.
Дэвид родился в Вашингтоне в 1965 году. В начальной школе он учился в Чапел-Хилле (штат Северная Каролина), где его отец готовил диссертацию по антропологии. В нежном возрасте трех лет Дэвид был взят в свое первое путешествие в археологические чудеса Мексики и Гватемалы. Его самые первые воспоминания – руины великих мезоамериканских городов Монте-Альбан, Чичен-Ица и Тикаль; он «выплакал все глаза», когда ему не позволили подняться на вершину тикальского храма I со своей сестрой и старшими братьями.
Поворотный момент в жизни Дэвида наступил летом 1974 года: вся семья Стюартов на пять месяцев отправилась в город майя Кобу. Коба уникальна среди памятников майя. Она расположена в лесах Кинтана-Роо, в восточной части полуострова Юкатан, среди скопления озер, покрытых водяными лилиями, а ее пригородные комплексы соединены с центром сетью сакбе, или приподнятых дорог. Стюарты провели в Кобе два лета, так как Джордж занимался крупномасштабным картографическим проектом. Дэвид, недостаточно взрослый, чтобы помогать отцу, был предоставлен сам себе и большей частью бродил по лесу, время от времени натыкаясь на упавшие скульптуры.
В сезон 1975 года археологи обнаружили две новые стелы, и Джордж занялся выполнением их прорисовок. Дэвид рисовал с малых лет, поэтому он тоже делал наброски рельефов и уже задавался вопросом, что означали надписи. К счастью, в небольшой библиотеке в Кобе нашлась «Иероглифическая письменность майя: введение» Томпсона, и Дэвид начал копировать иероглифы «просто для развлечения».
Но был еще шанс пожить жизнью современных майя. Хотя Дэвид не учился говорить на языке специально, ему удалось освоить обширный словарь юкатекского, играя с детьми рабочих. А пик уникального опыта для юного Дэвида наступил в 1975 году, когда началась продолжительная засуха, что не редкость в Северных низменностях, и на главной площади разрушенного города прошла церемония ча-чаак. Шаман, или х-мен («тот, кто делает вещи»), был приглашен из города Чемаш. По указаниям х-мена в центре площади был возведен алтарь с четырьмя арками из зеленых ветвей, связанных поверху, и принесены жертвы богу дождя Чаку: бальче (местный мёд), сигареты и кока-кола. К этому времени мальчик уже решил, что должен стать майянистом.
Летом 1975 года Эрик Томпсон – теперь уже сэр Эрик— прибыл на Юкатан в составе делегации, сопровождавшей официальный визит Елизаветы II, который включал тур по Ушмалю. После этого Томпсон впервые за долгие годы вновь посетил Кобу: в 1930 году он и Флоренс Томпсон провели здесь медовый месяц, пока Эрик изучал памятник и его монументы. Всю неделю Стюарты возили великого человека по Юкатану. Для юного и впечатлительного Дэвида «было важным опытом встретить человека, который написал ту книгу».
