Впрочем, мой развод не зависел от наших отношений с Сергеем. Процесс был запущен, и его было не остановить. Мы с мужем жили в одной квартире, но как будто в разных реальностях. Потом мне моя подруга-психолог сказала, что я все тогда правильно сделала. Проживи я с Игорем еще три-четыре года – погрузилась бы в глубокий невроз. Брак было бы все равно не спасти, и мы оба вышли бы из него в гораздо более печальном состоянии. Жить в состоянии постоянного насилия над своей душой – невозможно. И даже если бы я не влюбилась в Сергея, все равно бы не смогла ничего склеить.
Принимая решение о разводе, больше всего я волновалась не за себя и не за Игоря. Самым уязвимым звеном в этой истории был, конечно, Андрей. Если бы не он, я бы не стала так долго раздумывать и взвешивать все «за» и «против». Просто ушла бы, и все. А тут мне пришлось принимать решение не только за себя, но и за сына. Любая мама, прошедшая через похожие душевные терзания, поймет меня. Но мне повезло услышать от опытных людей такую фразу: «Не надо жить в браке, который себя исчерпал, ради ребенка. Ребенок вряд ли вам скажет спасибо потом за это». И я подумала, что это правильно. Оставаясь вместе из чувства долга, мы мало того, что вынуждаем детей расти в нелюбви и невероятном стрессе (а они не могут не чувствовать проблем в отношениях между папой и мамой). Так еще потом у мамы рано или поздно обязательно вырывается обвиняющая фраза: «Я с твоим папой жила только ради тебя». Отгадайте, что скажет маме на это ее ребенок? В девяноста процентах случаев он скажет: «А я тебя разве об этом просил?»
И будет прав. Никому не нужен такой «героизм». Ни взрослым, ни детям.
Для того, чтобы решить все эти вопросы, бесконечно крутящиеся в голове и мешающие мне жить, я пошла на психологический групповой тренинг. Это было что-то вроде группы поддержки, каждый человек, пришедший туда, рассказывал свою историю. Я сначала боялась того, что мне придется разоблачаться перед незнакомыми людьми и показывать им изнанку своей жизни, но после того, как послушала остальных, вздохнула с облегчением: у меня-то был всего лишь развод! И вот там, в этой группе, ко мне подошел один из психологов и сказал: «Если вы чувствуете, что ребенку очень тяжело переживать ваш развод, я могу рекомендовать вам один детский лагерь. Там очень занятная схема – дети находятся как будто бы на самоуправлении. Им кажется, что они все решения принимают сами, вплоть до того, что им есть и когда просыпаться. Но это иллюзия. На самом деле их направляют взрослые опытные психологи. И они же ненавязчиво и бережно разбирают с каждым ребенком его ситуацию, в которой он оказался в жизни. Работают там с детьми и в группах, и индивидуально». Были летние каникулы. В лагерь Андрей поехал со своим лучшим другом и одноклассником Пашей. Во время школьной учебы они практически не расставались. Так что друзьям было в лагере не скучно.
Приехав вместе с мамой Паши, Надей, к ним на родительский день, мы с удовольствием наблюдали за воодушевленными детьми, которые носились по лагерю и делали, что хотели. Но, как и предупреждал психолог, это было только на первый взгляд. Он объяснил мне: «Мы разрешаем детям не мыть тарелки. И они очень радуются – дома-то их заставляют это делать. Но наступает время следующего приема пищи, и дети приходят в замешательство. Тарелка-то у каждого одна. И она грязная. Таким образом, делается вывод, что посуду надо мыть, причем лучше сразу, пока к ней не присохли остатки гречки, например. Вывод этот делается самостоятельно, и, что наиболее важно – добровольно». С детьми в этом лагере потрясающие метаморфозы происходили. Пока они жили дома с мамой, они не замечали, сколько всего мама для них делает. А тут им пришлось делать все самим – убирать комнату, застилать постель, мыть посуду, что-то готовить. И если до этого они в голову даже не брали – сколько времени занимает, к примеру, чистка картошки, то после посещения этого лагеря им открылся новый мир. Первое, что сказал Андрей, когда приехал из лагеря: «Мама, чем тебе помочь?» Пашина мама рассказала то же самое. Ее ребенок, который не особо стремился раньше помогать ей по хозяйству, едва войдя в дом, сказал: «Мамочка, давай я вынесу мусор и посуду на полку расставлю. А чем еще помочь?» Мы с ней были просто счастливы, что отправили детей туда.
С психологической точки зрения это тоже было очень правильное решение. Психолог мне потом сказал: «Вы вовремя его привезли. У ребенка в голове начался какой-то ад. И связано это было с тем, что его пугало слово “развод”, он понимал, что это что-то плохое и страшное, но не понимал, что оно конкретно означает. Он начал фантазировать на эту тему, и его фантазии не имели уже никакого отношения к реальности». Психолог первым делом объяснил мальчику, что вообще означает «развод» и что это слово будет означать применительно к нашим отношениям с Игорем. А меня попросил как можно больше разговаривать с сыном и делиться с ним своими чувствами. «Расскажите ему, что вы чувствуете, что думаете. Спрашивайте его – и вы много любопытного от него услышите».
В какой-то момент позвонила бабушка Андрея, очень расстроенная и напряженная. «Ира, ты теперь, наверное, не будешь нам давать Андрея? Не разрешишь с ним видеться?» Я была поражена – что это еще за глупости? У меня и в мыслях не было запрещать сыну общаться с его собственным отцом и его семьей. Даже несмотря на то, что поначалу, после этих двух– или трехдневных визитов к папе Андрей приезжал взвинченный и как будто обиженный на меня. Уж не знаю, что ему про меня там говорили, может быть, вели при нем вот эти разговоры о том, разрешу ли я теперь семье Игоря видеться с Андрюшей, но это было так. Игорь в то время восстанавливал душевное равновесие в мужской компании, друзья его поддерживали, как могли. Там были и бары, и рестораны, и клубы с конкурсом «мокрых маек», и разные другие типично мужские способы склеивать разбитые сердца. Об этом мне поведал один из наших общих друзей. Однажды побывав на праздновании папиного дня рождения, Андрей вернулся домой простуженным. Я спросила, что произошло, он сказал, что уснул на диване, а взрослые ходили курить на балкон, забывали закрывать дверь, и он простыл. Правда, «простыл» – это было не совсем то слово. У Андрея был острый гайморит. Пришлось мне брать отгулы, тратить последние деньги на билет в Сочи и лететь туда, чтобы на море лечить сыну гайморит. А однажды Игорь приехал и похвастался, что у него появилась девушка. И что она на 25 лет моложе его. Я говорю: «Я рада за тебя. Видишь, как в результате все повернулось хорошо». Андрюша тоже очень хорошо отзывался о новой спутнице своего папы. Он говорил, что она классная, что она своя в доску, что у нее хорошее чувство юмора и что она очень вкусно делает блинчики. Я думала: «Это же здорово, что у ребенка будет хорошая мачеха». Слово «мачеха» в моем воображении было чем-то страшным, чем-то из сказок про злую тетку, которая детей своего мужа непременно на мороз выгоняет. А тут такая удача.
В какой-то момент снова появился Сергей. Подруги подтрунивали: «Ну что, женится он на тебе?» И я устала их убеждать, что не хочу, чтобы на мне кто-либо женился. Я была уже замужем, сначала это был прекрасный период жизни, о котором приятно вспоминать, а потом мы растеряли все наши чувства, брак превратился в рутину, в сплошные обязанности и прохладные нейтральные отношения, которые никак нельзя было назвать близкими. Так что о замужестве речь не шла.
