К съемкам подошли очень ответственно. На тот момент сериалов, которые снимались как полный метр, было немного. На поток были поставлены недорогие мыльные оперы в картонных декорациях. А тут решили выложиться по полной программе. Находили раритеты, соответствовавшие тому времени, продумывали костюмы, снимали в интерьерах той эпохи, например, в Питере на Витебском вокзале, где с тех времен еще осталась красивая ковка. Продумывали до мельчайших деталей.
Портретного сходства героев с актерами, их играющими, добивались не всегда. Разве что только от знаковых персонажей – Есенина, Мариенгофа и нескольких узнаваемых политиков того времени. На роль Айседоры Дункан пригласили американскую актрису Шон Янг. На мой взгляд, она была слишком худа и моложава. Мы довольно неплохо знаем, как выглядела настоящая Айседора, есть немало ее фотографий и даже видеозаписи существуют, и там довольно хорошо видно, что худой она не была. Но режиссера это не смутило.
Хотя все-таки иногда привлекало именно портретное сходство. Так случилось с ролью, которую сыграла я. Однажды мы поехали в Константиново, чтобы в подробностях изучить место, в котором прошло детство нашего героя. Находясь на экскурсии в музее, я обратила внимание на фотографию одной из женщин, к которым был неравнодушен Есенин. Ее звали Лидия Кашина. Около этой фотографии мы с Сергеем остановились, и вдруг он говорит: «Смотри, как на тебя похожа! Если тебе прическу такую сделать – вылитая ты!» Кашина – это первая романтическая влюбленность молодого Есенина. На фоне деревни Константиново она была настоящая принцесса, и крестьянский паренек не мог даже мечтать о дочери помещика. Она стала его музой (именно ей он посвятил свою поэму «Анна Снегина»). А когда стал старше и вернулся в родную деревню уже несколько в другом качестве, дерзнул приблизиться к Лидии и встретил взаимность.
И в результате мне предлагают в сериале роль этой самой Лидии. Роль была совсем маленькая, буквально пара сцен. Надо было снять, как Есенин влезает в окно Лидии, они о чем-то там говорят, целуются, обнимаются, и через некоторое время он ее покидает. И вот наступает день съемок, уже под нашу сцену задекорирована изба, и я сижу в гостинице, жду, когда меня повезут на площадку. Целый день жду, размышляю, как мне это все лучше сыграть. Уж полночь близится, а команды все нет. И вот, наконец, мне говорят – пора. Сажают в машину, везут. А ехать очень далеко. Добираемся мы до съемочной площадки и тут выясняется, что гример забыла мой грим. Метнуться за ним в гостиницу и обратно – совсем не вариант, пока будем ездить – утро настанет. Ну вот, думаю, дождалась ты, Ира, своего звездного часа! Ждала-ждала – и пойдешь в кадр без грима! Говорю: «А что есть у вас?» – «У меня тут грим на Есенина только». В результате мне накладывают тон Есенина, пудрой как-то его замазывают (поскольку у него более загорелое лицо), и я вхожу в кадр примерно в таком виде, в котором ехала в машине. Хорошо хоть волосы были заранее накручены.
Но потом, увидев, себя на экране, я поняла, что все было к лучшему. Моя героиня сидит в своей комнате, на ней пеньюар, она детей уложила и вообще-то спать собирается. А когда к ней в окно вламывается Есенин, просит его не шуметь, зажигает керосинку, и они начинают беседовать. И как раз то, что у моей героини нет перекрашенного лица, нет этих налепленных ресничек и ярких румян, делает сцену более правдоподобной. Человек же практически уже заснул, а тут дубасят в окно – какие реснички, какие румяна? И по эмоциям тоже хорошо получилось – я после 12 часов ожидания оказалась на площадке, где уставший режиссер и нет грима, меня это все здорово тряхануло, и я вложила в свои реплики максимум запала.
Сергею на этих съемках досталось – будь здоров. В первый же съемочный день на натуре он порезал руку. Дело было в Константинове. Снимали живописные виды, березки, пригорки, речка, все дела. И вот Сергей садится на землю, принимает живописную позу: опирается позади себя рукой … и въезжает ладонью в разбитую бутылку. Знаете, когда от бутылки горлышко отбивают, остается так называемая «розочка» – донышко, из которого торчат зазубренные стеклянные края. Ну вот он в эту «розочку» рукой и уперся, всем весом на нее налег. Потом мы поехали в Питер и там снимали уже вплоть до зимы. И вот сцена в каком-то из проходных дворов, ноябрь, и дует так, что группа держится друг за друга, чтобы не улететь. И так продолжается сутки. Я Сергея ждала в гостинице – плохоньком таком отельчике, где половина лампочек не горела. Я добилась того, что в номер принесли обогреватель и чайник. И вот приезжает Сергей, ног не чувствует, температура 39, а следующая съемка – на следующий день. Я его отпаивала чаем с медом, укутывала, грела, в общем, поставила на ноги, он продолжил сниматься.
С каждым съемочным днем я все больше убеждалась, что мой выбор правильный. Сергей один не справился бы со всем этим бытом, с прессой, с запросами на съемки, на кинофестивали и прочее-прочее. Времени на себя у меня, как мне казалось, не оставалось совсем. Хотя, глядя на свою фильмографию, я с удивлением понимаю, что все-таки умудрялась иногда сниматься.
Вот, к примеру, картина под названием «Я виноват-2». Занятный фильм. Снимали его … цыганские бароны. Одному из них вдруг взбрело в голову, что неплохо было бы сделать кино, он подтянул к этому делу всех знакомых и друзей, снял там весь свой табор. В главной роли – его собственная дочь, в эпизодах – артисты театра «Ромен». Уже на этапе запуска картины было понятно, что ничего хорошего там ждать не приходится, но съемки происходили под Новый год, и у меня, как обычно в это время, встал актуальный вопрос: «На какие деньги покупать новогодние подарки? Не на деньги же мужа!» Вместе со мной там играл Тимофей Федоров, мой партнер по фильму «Наваждение» – была такая картина по произведению Бунина «Натали», где я сыграла главную роль. Он меня, собственно, туда и позвал. Позвонил и говорит: «Слушай, мы с тобой уже сработанные, давай сыграем? Будем изображать таких плохишей, которые главную героиню где-то там заперли и пытаются из нее выбить информацию. Сценарий чудовищный, к тому же это вторая часть фильма, а я видел первую часть, и это за гранью добра и зла. Цыганское хоум-видео, снятое профессиональным оператором». Я говорю: «Согласна, деньги очень нужны. Надеюсь, что эта картина пройдет незамеченной». Мы поменяли внешность, как могли, я сильно накрасилась, напялила на себя белый парик. Он тоже пытался с собой что-то сделать, чтобы скрыть свое истинное лицо. Когда я посмотрела первый отснятый отрывок, стало понятно, что на фоне остального актерского состава смотрелись мы вполне сносно. Хотя и бедно. Жены цыганских баронов надели на себя все лучшее сразу – ну как же, в кино же сниматься! Это были очень богатые женщины. Очень. Золотом увешанные с ног до головы. Но это не помогло – у гримерши косметику все равно увели. Так называемая «шоферская привычка» – хоть коробок спичек, а стырю. Администраторы не пожалели денег на грим, закупили все лучшее, и на второй день у гримера пропала тушь. Гримерша мне жаловалась: «Представляете, Ира, я вам вчера глаза накрасила, а потом на грим пришла женщина в собольей шубе, и после нее тушь исчезла». Кровь не водица, видимо.
Еще одна работа из серии «Никому не скажу, что я там снималась» – детектив «Даша Васильева – любительница частного сыска». Снимали большими объёмами, быстро, бегом, экономили на всем, на чем только можно было сэкономить. Съемки происходили примерно так: нас гримировали, потом мы шли в кадр. Я привыкла, что сначала снимается общий план, потом средний, потом укрупнение – то есть над одной сценой работаем целый день. Куда там! Режиссер говорит: «Камера, хлопушка, начали, входите в кадр!» А нас в сцене шесть человек, как входить-то? В каком порядке? А очень просто – вставайте все в одну линию, оператор будет вести камеру по лицам, а вы будете каждая по очереди свой текст произносить. Начали. Я было решила, что мы репетируем. Но режиссер был другого мнения. Спросил нас: «Все сказали свои слова?» Мы киваем. Он говорит: «Все, снято, переодеваемся». Я пыталась как-то возражать, что мы, мол, толком ничего не сыграли, но он меня слушать не хотел. Снято и точка. В картине с нами снимались мопсы, без которых не обходится ни одно произведение Дарьи Донцовой. Надо сказать, что мопсов на площадке было много, они друг друга подменяли, потому что собаки уставали. Люди не уставали, а собаки уставали. Собаки хотели спать и есть, а люди были железные, работали, пока не упадут. Но зато сняли все быстро и деньги на подарки на Новый год заработали. Я старалась нигде не упоминать, что снималась в этом сериале, хотя появлялась там аж в трех сериях.
