— Ты знаешь, от тараканов в голове невозможно избавиться, но их можно выдрессировать. — Я подняла палец кверху, подчёркивая значимость своих слов. У меня в этом огромный опыт, поэтому я вещала с высоты своего снисхождения до простых смертных, которым, в силу аналитического склада ума, постичь этого было не дано.
— Мои не поддаются дрессировке, — усмехнулся Браунинг, заглядывая в свой опустевший стакан. На дне его поблёскивало янтарное «зеркальце» — всё, что осталось от двойной порции. Третьей двойной.
После тренировки я сходила в душ, а когда вернулась меня уже ждал натюрморт из двух стаканов, пузатой бутылки и даже нехитрой закуски из пайка. Дэмиан даже лёд наколол. Спасибо Максвеллу — позаботившись о себе любимом, он позаботился и о нас. Я вытащила у Иена из ящика заначку с шоколадом. Он не обидится.
Сначала мы просто молча опрокинули в себя двойную. Потом ещё одну. После третьей я почувствовала, что мне тепло и спокойно. Жёлтая форма «Хантеров» на мониторе мельтешила перед глазами, словно реющие флаги. Они проигрывали «Скайлайнам» двадцать очков. Игра здорово отвлекала от неловкости — мы не знали, о чём говорить. Как говорить. И говорить ли вообще. Потом «Хантеры» пропустили трёхочковый бросок, и нас прорвало. Было плевать, что мы уже год как знали результат этой игры. Знали, что «Хантеры» сегодня уступят своё чемпионство. Но это не помешало нам кричать и ругаться с монитором. Дэм оглушительно свистнул, сунув в рот два пальца. Я от души расхохоталась, утонув в мягком директорском кресле. И тогда беседа пошла живее.
— Никогда не думала, что ты пьёшь.
— Я не пью, — ужасно убедительно произнёс Браунинг, с ехидной улыбкой разливая по бокалам алкоголь.
— Ну да, ну да, — я снова рассмеялась.
У меня в груди словно шар сдулся, так легко было. Этот смех — до срыва связок, до икоты — словно вычистил из меня гарь и копоть, которую я носила в себе годами. Я знала, завтра будет похмелье, и всё вернётся на место, но сейчас мне хотелось наслаждаться моментом. Я была пьяна. Я уже плохо владела собой. Но рядом был Дэмиан. Ему можно было доверять на тысячу процентов. Как самой себе. Наверное где-то в глубине души я желала, чтобы он моё доверие хоть немного пошатнул. Но Дэмиан оставался самим собой, даже явно подшофе — соблюдал моё личное пространство, не распускал рук и ни на что не намекал. А мне хотелось остроты… Смены привычного сценария, слома устоявшихся между нами алгоритмов поведения. Я опасалась, что ещё пара порций, и я пойду вразнос и снова всё испорчу.
— Когда я отмечал своё двадцати… два-дцати, — у него язык отставал от скорости мыслей, я не выдержала, прыснула в ладонь. — Очень смешно. — Он притворно нахмурился. — Двадцати-двух-ле-ти-е, — произнёс он по слогам, — напился, как чёрт. Точнее, Уилсон постарался. Повторять не хотелось. А сегодня вот что-то… В этой изоляции с ума можно сойти.
Казалось, Браунинг не терял связи с реальностью — он оставался самим собой, только тело переставало слушаться. Облезающий после химического ожога кончик носа покраснел, покраснели кончики ушей, взгляд поплыл — мне было забавно наблюдать за ним, пьянеющим на глазах. Я залюбовалась им, когда он машинально встряхнул лёд в бокале: ладонь небрежно держала его почти под самую верхушку, того и гляди выскользнет. Не выскользнул. Дэмиан поставил бокал на стол. Ну, прочему у него такие красивые руки? Так хочется дотронуться, переплести пальцы…
— Расскажи мне что-нибудь ещё? Чего я не знаю. — Я хитро сузила глаза, оперлась локтями о стол и подалась вперёд. Расстояние между нами прилично сократилось. Дэмиан не отпрянул.
— Например?
— Когда у тебя день рождения?
— Всё написано в моём личном деле, — он рассмеялся, наверняка вспоминая, как я совсем недавно проштудировала его от корки до корки. Ему удалось меня смутить. Потому что мне показалось, что он флиртует. Открыто. Не боясь спугнуть. Наверное, алкоголь сшиб барьеры, которые он сам себе выставил по отношению ко мне. Интересно, что будет спустя ещё пару двойных?
— Двенадцатое ноября! — покопавшись в своей фотографической памяти, выдала я
— Зеркально наоборот.
Чёрт, ошиблась. Я виновато скуксилась, но, вероятно, моя весьма живая после трёх двойных виски мимика выдала всё, что угодно кроме сожаления.
— Одиннадцатое декабря! — я поспешила поправиться. Дэмиан кивнул. — О, значит, попойка впереди!
— Осталось меньше месяца, бары не откроют. Да, и, честно говоря, мне хватит. Завтра я буду проклинать всё на свете, — Дэмиан накрыл лицо ладонью и покосился в сторону почти пустой бутылки.
— Твоя инициатива. Принимай последствия с честью и достоинством, — кокетливо повела бровью я, подставляя пустой стакан. У Иена где-то точно была ещё… — Что там насчёт тараканов?
— Разбежались, — Дэмиан усмехнулся. Достал из стакана кусок подтаявшего льда, сжал в кулаке, глядя куда-то вне пространства.
Мне тоже было жарко, горели щёки и ладони, и, конечно же, этого не было заметно, ведь я не краснею. Наверное, поэтому по мне нельзя считывать чувства — на лице всегда ровная белая маска. Я хрустнула сырным крекером. Обломок льда вскользнул у Дэмиана из рук, ударился о стол словно камень. Я подала ему чистую бумажную салфетку. Мы едва не стукнулись лбами.
Снова стало тревожно. Будто бы я вот-вот перейду черту. Я этого страшно хотела, но ровно так же опасалась. Но только чего? Я два года жила без мужчины, я забыла, каково это…
— А я вообще не пила, представляешь! Почти никогда. Пока не вышла… — Слово «замуж» я залила двумя глотками виски. Краем глаза заметила, как Дэмиан напрягся. Интересно, он ревновал меня к моему прошлому? Что он вообще думал обо всём этом? — Слушай, давай сыграем. Правда или действие? — я решила разрядить обстановку, чтобы раньше времени не провалиться в хмельную лирику. Грустить не хотелось. Впереди ещё много поводов. Нам предстоят чертовски тяжёлые дни.
— О, не-е-ет, нет, нет. Только не это! — Дэмиан замахал руками и отшатнулся, скрывая хулиганскую улыбку. — Именно таким образом я напился и потом не помнил половину вечера.
— Так ты не скрытничай! И вообще, вот, вместо виски — пастила на фруктозе. — Я вытащила из пайка цветную упаковку, размером со спичечный коробок. Она была твёрдой, как дерево. — Хочешь промолчать — жуй.
— Я останусь без зубов.
Я мстительно улыбнулась — знала, что откажется. Эта дрянь была больше похожа на древесную смолу. После двадцати минут в морозильной камере.
— Не капризничай.
— У меня склеится рот.
— Браунинг!
— Ты и так обо мне всё знаешь, — взмолился он. Его мимика тоже явно стала живее, мне снова захотелось рассмеяться. У него не было выбора.
— Не всё…
Что-то в тоне моего голоса заставило его замереть. Что-то в моём взгляде. Я чуть склонила голову и мягко улыбнулась, всем своим видом показывая, что он мне интересен. Как личность. Как мужчина. Это получилось само собой, хотя я уверена была, что разучилась это делать. Инстинкты не обманешь.
