– Давай еще посидим, скоро нас Илья заберет.
Миша покорно побрел следом.
– Он твой новый жених? – поинтересовался он, равнодушное любопытство в его глазах ранило в самое сердце.
Складывалось впечатление, что он абсолютно уверен в моем праве на новые отношения и не только их не осуждает, но даже поддерживает.
– Что? Нет, конечно! – возмутилась я. – Мы просто знакомые. Миша, я тебя искала все это время, – попробовала я достучаться до него еще раз.
– Извини, кажется, я полез не в свое дело, – отступил он и уселся обратно на заборчик.
Илья появился минут через двадцать. И все это время я мучительно пыталась начать разговор, обсудить наше с ним будущее и убедить Мишу в том, что еще возможно вернуть все, как было. Он незлобиво и мягко отвечал, но твердо придерживался своей линии: оформить документы, вспомнить, что вспомнится, и вернуться в деревню. Поэтому, когда мы садились в машину к Илье, я была зла как кошка, которую зажали в угол. На кого я злилась больше: на себя или на Михаила, – определить оказалось мне не под силу.
На съемную квартиру везти жениха я отказалась. Вечером мы были записаны ко врачу, так что Илья привез нас ко мне и пообещал вернуться позже, чтобы подбросить до клиники. На мои возражения ответил, что чувствует неладное. Отказываться от бесплатного транспорта, тем более такого комфортного, было глупо, так что я согласно кивнула, да и в его присутствии я чувствовала себя увереннее. Все-таки здорово, когда в жизни есть кто-то, кто в трудной ситуации подставит плечо.
27
На обед Миша вызвался почистить картошку, я занялась овощным салатом. Резала помидоры и с удивлением наблюдала, как больной рукой жених прижимал к фартуку картофелину, а здоровой – скользил по ней овощечисткой. Криво и крупно нарезал лук, у меня на глазах сами собой выступили слезы. Еще год назад этот мужчина учил меня стрелять из пневматики по банкам, обнимая со спины и ставя в правильную позицию руки, а теперь режет лук со сноровкой шестилетки. Ненавидеть или боготворить неведомую Тамару, я не знала.
– Где у тебя масло? – повернулся в мою сторону Михаил.
Я тут же бросилась к холодильнику, не желая, чтобы тот видел моих слез и жалости, безусловно отпечатавшейся на моем разнесчастном лице.
Обедали практически в тишине. Я уплетала жареную картошку, восхищаясь новыми умениями любимого мужчины. Лично мой верх был – закинуть на сковородку замороженную картошку фри. Потом Миша починил мне текущий кран и поменял перегоревшую лампочку в ванной, опять помыл посуду, хоть я и предлагала сложить ее в посудомойку. Сидеть в бетонной коробке было невмоготу, и мы еще раз прогулялись, съели по эскимо. К тому моменту, как вернулся Илья, я была вся на нервах. Злил Михаил нежеланием идти мне навстречу и собственная беспомощность. Было до слез обидно столько всего пройти и лишаться жениха не вследствие какой-то трагедии, а по его же собственной воле.
– Остынь, – дунул мне в лицо Краснов, пока Миша был в ванной. – Ты сейчас закипишь.
– Мне кажется, что я стучусь в закрытые двери, – пожаловалась я тихо, так чтобы жених не мог услышать.
– Может, тебе и правда стоит отпустить его. Ты не станешь плохой, если позволишь человеку жить так, как он выбрал. Не стоит принуждать никого, даже если тебе на сто процентов кажется, что так для всех будет лучше и правильнее.
– И когда это ты в мудрецы заделался? – устало улыбнулась я, а Краснов вдруг притянул меня в объятия.
И так там было хорошо, что отлипать от крепкого мужского тела не хотелось, но все же я чувствовала в этом что-то неправильное, а потому не позволила себе ослабить контроль и раствориться в запретных, не предназначенных для меня ощущениях.
Сопровождать себя в клинику Миша не позволил. Твердо сказал, что не маленький и в маме или няньке не нуждается. Под насмешливым взглядом Ильи я осталась сидеть в салоне, мучаясь от беспокойства. Ждать пришлось долго. Я так активно ерзала по сиденью, что не удивлюсь, если протерла в нем дырку. Не зная, что там происходит, и какие прогнозы дают врачи, я вся извелась. Краснов, очевидно, устал наблюдать за моими метаниями, потому как одернул:
– Хватит уже над взрослым мужиком трястись, он действительно справится, – втолковывал блондин, но на душе все равно было неспокойно. – Ведешь себя как наседка.
– Ты меня только что курицей обозвал?
– Нет, – Краснов глуливо замотал головой. – Не совсем курицей. Скорее – цыпочкой…
– Я тебе покажу цыпочку! – возмущенная, я кинулась на Илью, желая проучить нахала, он с хохотом поймал мои руки и не дал себя придушить.
Так мы и боролись, несерьезно, конечно же, пока нас не прервал тревожно длинный гудок автомобиля. Я повернулась в сторону отчаянно протяжного звука и застыла. Кажется, даже сердце замерло, перестав биться на время, в преддверии чего-то неминуемого и страшного. Миша шагал по пешеходному переходу, направляясь в нашу сторону, автомобили с той стороны дороги ждали, уступая дорогу пешеходу. Тут мое внимание привлек черный «Опель», стремительно приближавшийся со встречной полосы, водитель автомобиля даже и не собирался тормозить. Все произошло за считанные мгновения: вот я поворачиваю голову к окну, вот вижу, как «Опель» несется, а потом – глухой звук удара, и Михаил сломанной куклой подлетает на капот автомобиля. Еще несколько метров «Опель» тащит его на себе, потом Мишка соскальзывает на асфальт, а автомобиль под рев клаксонов скрывается за поворотом.
– Миша-а-а! – срываясь на хрип, кричу я и дергаю ручку двери, но та не поддается.
Слезы брызжут из глаз, размывая видимость, и я начинаю колотить ладонями по стеклу, чувствуя себя словно в аквариуме.
– Миша-а-а-а! – реву я, когда Илья разблокирует двери и я падаю прямо в его руки. – Миша, Мишенька, – причитаю я, на неверных ногах приближаясь к жениху и боясь увидеть, что с ним случилось.
28
Кто-то рядом звонит в МЧС, кто-то снимает на телефон, Илья крепко держит под локоть, я же подхожу и падаю на колени возле любимого. Голова Миши – сплошная синяя рана, глаза устремлены вдаль и видят уже то, что нам пока недоступно. Я склоняюсь над телом и начинаю гладить жениха по волосам. Моя рука тут же становится красной от крови, но я не обращаю на это никакого внимания. Все что я могу сейчас – это механически двигать рукой, чувствуя тепло еще не остывшего тела, и, раскачиваясь как болванчик, шептать:
– Миша, Миша, Миша…
Ничего не существовало в тот момент: ни зевак, любопытно снующих неподалеку, ни шума мегаполиса, ни даже Ильи, молчаливо присутствовавшего рядом. Когда приехала скорая, меня уже начало знобить, зубы выбивали дробь, мешая выговаривать имя, успевшее за это время превратиться в мантру. Что от меня хотели медики, пытавшиеся отлепить от любимого, я не понимала. На помощь пришел Илья, поднял меня на руки и отнес в машину скорой помощи. Там мне что-то вкололи, кажется успокоительное. Потом я долго лежала в машине Краснова и, откинув спинку переднего сиденья, пялилась в потолок. Вы даже представить себе не можете, сколько всего занимательного можно разглядеть в черном, похожем на замшу потолке.
