– Не там вы ищете, ребята, – дед Никола дождался, пока Илья не опустошил кружку, а сделал он это быстро, сам же к напитку не притронулся. Я смаковала редкое угощение и готовилась внимать. Ведь, если старик сразу же не послал нас куда подальше, а, наоборот, к себе пригласил и чаем угощает, значит, имеет что рассказать? – Миша ваш в город сбежал еще на той неделе, – продолжил старик. – Да и правильно: чего ему, молодому, в нашем захолустье прозябать? Хотя с Тамарой они сошлись, жили дружно, я между ними неприязни не замечал. Миша ваш как к матери к ней относился, благодарен был, да и ей все веселее. А мужские руки, они в хозяйстве ой как нужны: траву покосить, гвоздь вбить. А то что нынче за мужики пошли – одно название, ничего руками делать не умеют! Вот ты, например, молодец, – строго спросил он Илью: – Дрова колоть умеешь?
– И колун, и топор в руках держать могу, – не стушевался к моему удивлению Краснов. Значит, не только над едой трястись способен. – Вы нам лучше скажите: как Михаил к вам в деревню попал?
Ответ блондина старику, похоже, пришелся по душе, потому как он без раздумий ответил:
– Дак это известное дело – привезли полумертвого.
– Откуда знаете? – подобрался сразу Илья.
– Следы на дороге видал, – хмыкнул дед Никола. – Тамара потом всем рассказывала, что возле собственного забора его подобрала, да только неправда это. Я тот день хорошо помню, удивился еще тогда, что на дороге свежие следы от шин с самого утра были, а первый автобус еще не приходил – не время. И тянулись они аккурат до самой калитки Тамары, там же след от разворота. Тамара, конечно, отнекивается, ну да я к ней и не лезу – не мое это дело. Силой она парня не держала, наоборот, на ноги поставила, так что усердствовать в этом вопросе я не стал. Баба она хорошая, всегда на помощь придет.
– Ее кто-нибудь навещает?
– Наезжают вроде родственники иногда, но она в основном одна, – пожал плечами дед Никола.
Покинуть его оказалось не так-то просто: за информацию пришлось платить. И вот спустя пятнадцать минут я в шляпе с широкими полями и с ведром на поясе собирала смородину и имела честь любоваться на оголившегося по пояс Краснова. Никола с хитрым видом выдал тому топор и указал на кучу круглых чурбаков. Я сделала вывод, что еще легко отделалась. И хоть через час работы и два ведра я ягоды видеть уже не могла, понимала, что взмокшему от физических усилий Краснову повезло меньше, мне хотя бы было чем полюбоваться.
Пока я отмывала руки, Илья зашел в летний душ. От щедро предложенного обеда мы отказались, боясь, что и за него впоследствии придется расплачиваться, а цены у деда Николы – о-го-го.
К этому времени я успела проголодаться, перекусить на заправке не позволил Краснов, педантично следуя собственной тяге к здоровому питанию. К моменту, как мы оказались в подходящем с точки зрения Ильи ресторане, я уже была согласна на что угодно: Макдональдс, шаверма, пышки из ближайшей закусочной – все это я бы смела, не задумываясь и не глядя. Вместо этого мне достался салат с кучей зелени, рыба и арбуз в качестве десерта. Вообще-то я лучше бы съела торт, но сознаваться в пагубном пристрастии не стала. Просто купила себе возле дома два эскимо, одно съела прямо на ходу, второе – сидя на лавочке. Краснов умчал по делам, пообещав вернуться на следующий день. Мой вечер оказался совершенно свободен, и, не придумав ничего лучше, я позвонила бабушке Михаила и напросилась в гости.
40
– Тоже себе места не находишь? – Надежда Степановна разливала чай в перламутровые чашки из сервиза, принимала она меня в гостиной. Волосы ее были подвязаны траурной черной лентой, за очками с тонированными стеклами я заметила покрасневшие глаза. – Вот и я эти дни как неприкаянная хожу, за что ни возьмусь – все из рук валится. Не должны родители детей хоронить, – покачала она головой. – Уж на что я старая, а все равно умирать не хочется, а Мишка наш и не пожил толком.
– Я сегодня в деревню ездила, – взяла я в руки тонкую чашечку, из которой пить было слегка страшновато: настолько хрупким казалось изделие. – В ту, где Миша все эти месяцы жил. Он рассказывал, что его добрая женщина приютила, Тамара. Я поговорить с ней хотела.
– И как?
– Никак, – я вздохнула. – Выгнала она меня, рассердилась и силой выпроводила из дома, – выставила я вперед руку с успевшим проступить синяком.
– Ничего у людей святого! – припечатала старушка. – И чем ты ей не угодила?
– Кто же знает… А еще я на Мишиных похоронах Софью встретила…
– Это которую? – не поняла Надежда Степановна.
– Ту, про которую вы мне рассказывали. Она, кстати, сына от Олега родила.
– Да ты что! Значит, у меня еще один правнук есть! – всплеснула руками старушка. – Вот и слава Богу, хоть Софья умнее Олега оказалась. Как же я ее не узнала? Что ж она не подошла даже?
– Может, постеснялась? Судя по фотографиям, она очень изменилась за это время. Она рассказала, что Миша тоже в нее влюблен был…
– Так это когда было, нашла, что вспомнить!
– Не знаю, мне кажется, я так сильно на нее похожа… А вдруг он ее так и не забыл, первая любовь – она ведь самая глубокая. Не по себе мне, если честно…
– Вот девка, глупости вбила себе в голову! – Надежа Степановна поднялась с кресла и подошла к лакированной стенке, вытащила из ящика большой фотоальбом. – Были у меня где-то тут их фотографии, сейчас выбьем из твоей головы всю дурь, – строго пообещала она.
Мы переместились на диван, Мишина бабушка раскрыла альбом, перевернула несколько страниц, на каждой из которых умещалось по две фотографии, и пододвинула его ко мне.
– Вот то лето, смотри, – постучала она узловатым, артрозным пальцем по прозрачному целлофану обложки.
Я стала внимательно вглядываться в фотографии. Компания молодых людей на речке, все стройные и подтянутые, лиц особо не различишь, рядом они же у костра, вот Миша с Олегом копают картошку, и, наконец, Олег обнимает красивую темноволосую девушку. На фотографии она гораздо моложе меня, но сходство в очередной раз поражает и метко бьет куда-то в область грудной клетки, ту, что не прикрыта броней самоуверенности.
– Ну, что я говорила, практически ничего общего, – убежденно произнесла Надежда Степановна. – Напридумывала ерунды…
На всякий случай я повернула голову и убедилась, что та сидит в очках. На серьезном лице Мишиной бабушки не было и тени иронии. Я ничего не сказала, принялась листать дальше. Надежда Степановна, видя мой интерес, стала рассказывать про каждый снимок. Так мы пролистали альбом практически до самого конца и потратили примерно час жизни. Старушке внимание, да и я отвлеклась от депрессивных мыслей. Я рассеяно слушала рассказы о чужих минувших днях, изредка поддакивая, пока мой глаз не наткнулся на знакомый профиль. Полная женщина сидела боком во время какого-то застолья, по какому поводу шел праздник, я благополучно прослушала. Ее волнистые темные волосы были собраны сзади заколкой, цветастое платье обтягивало внушительную грудь. Фигура, насколько я могла судить, с годами почти не изменилась. С одной стороны я могла ошибаться, а с другой – все получалось очень даже закономерно. Настолько закономерно, что становилось не по себе.
