Потом, на первом этаже расположились несколько уполномоченных. Чем они занимаются, ума не приложу. На вопросы не отвечают. Говорят, что приставлены ко мне, чтобы я побыстрее выздоравливал.
Очень прошу, предпримите меры, привезите меня в Москву. Я хочу в столицу. Я давно не общался с рабочими коллективами. Я стал отставать от жизни.
Горячо обнимаю, твой Ульянов (Ленин). 20.12.1921 г.»
* * *
Самое ошеломляющее в этом письме – дата! Оказывается, Ленин был изолирован уже в 1921 году, когда широкие массы слыхом не слыхивали ни о какой его болезни! Официальная версия кем-то сдвинута на целый год!
Я стал внимательно просматривать ленинские биографические материалы и в воспоминаниях М. И. Ульяновой нашёл подтверждения тому, что говорилось в письме. Так, сильные головные боли, головокружения и бессонницы начали мучить Владимира Ильича ещё в январе-феврале 1921 года. В конце лета его осмотрел главный врач Боткинской больницы Ф. Готье, нашёл у него небольшое расширение сердца и посоветовал на две недели поехать в Горки. И эти «две недельки» действительно растянулись на три месяца – до конца декабря 1921 года! Мы-то считали, что Ленин в Горках отдыхал, а он, оказывается, находился там едва ли не под арестом!
А что же Дзержинский? Как он реагировал на крик ленинской души?
В архивной папке сохранился и «ответ» Феликса Эдмундовича: на следующий же день он переслал ленинское письмо Сталину с небольшой запиской.
«Строго секретно. Из Горок продолжает поступать корреспонденция от Ленина. По-прежнему в письмах Ильича речь идёт о готовящемся заговоре против него. С одной стороны – медперсонал, с другой – охрана. Предлагаемые меры:
1. Посетить Ленина делегацией из десяти человек. Развеять его мысль о готовящемся заговоре. Нанести товарищеский визит. (Возле этого предложения Дзержинского Сталин делает пометку: «Можно!» – Г.Н.) 2. Разрешить пользоваться связью. Соединять его с одними и теми же абонентами, которых предварительно заинструктировать. Контролировать звонки.
3. Целесообразно рассмотреть вопрос о переводе Ленина в первую городскую клинику. (Возле этих двух предложений Сталин красным карандашом подчеркнул: «Нельзя!» – Г.Н.) Пред. В.Ч.К. Дзержинский».
Чуть ниже подписи Дзержинского последовала резолюция Сталина: «Заменить охрану, сменить поваров! Всех! И. Сталин. 30.12».
* * *
Мы знаем, что позднее в связи с временным улучшением здоровья Ленину дали возможность выступить на II съезде партии, проходившем с 27 марта по 2 апреля 1922 года, и выступление это показало, что вождь с трудом поддерживал связную речь. Он даже не смог участвовать в прениях по своему докладу. А 3 апреля Сталин был избран Генеральным секретарём партии.
Из впервые публикуемого у нас письма Ленина Дзержинскому вытекает сенсационный вывод, заставляющий коренным образом пересмотреть всю официальную версию. Ведь из него следует: Владимир Ильич прекратил свою деятельность как глава партии и государства в декабре не 1922-го, а 1921 года; и всё, что официально сообщалось о его дальнейшей жизни, было лишь прикрытием страшной тайны – его многолетней политической изоляции.
* * *
Благостную официальную картину последних дней Ленина в Горках, в которой живописуется, как Владимир Ильич учился заново говорить и писать, как он стремился следить за политическими событиями, как устраивал деревенским детям новогоднюю ёлку и заботился об обслуживающем персонале, полностью перечёркивает ещё одно страшное письмо, хранящееся всё в той же архивной папке с грифом «Особой важности». Его написал Сталину один из лечащих врачей Ленина в Горках.
«Товарищу Сталину И.В.
Москва, Кремль.
Строго конфиденциально.
Уважаемый Иосиф Виссарионович!
За последние несколько дней здоровье нашего пациента заставляет проявлять серьёзное беспокойство, и речь идёт не об осложнении общих терапевтических особенностей, а о более тревожном, о полном расстройстве психики пациента, что, на мой взгляд, никак не связано с ранением и лечением, и изоляцией в том числе.
Пациент стал излишне чудашлив. Это выражается в громком, продолжающемся смехе, который переходит в кашель и рвоту. Причём причины, которые могли бы вызвать этот смех, самые нелепые – кошка, сторож за окном, уборка снега, разговор с поваром на кухне и т. п. Пациент долго спит. Он просыпается в 14, а иногда в 15 часов. Примерно через час после пробуждения он приходит в чувство. Начинает расспрашивать работников и обслугу, медперсонал о происходящих в стране событиях. Подолгу ищет газеты, журналы, сразу пишет письма в ЦК. За последние две недели им написано более 300 писем, причём пишет он их постоянно, днём, вечером, глубокой ночью и вплоть до 4-5 часов утра. (В этом месте, на полях пометка Сталина красным карандашом: «300—150=150 где ещё 150 писем?»; Сталин продолжал пристально следить за Лениным и «отлавливать» его письма на волю. – Г.Н.) Товарища Баштанова он не устаёт расспрашивать о подробностях, как он, Баштанов, передавал его письма, кому и кто, что говорил, как смотрел, что спрашивал и т. п. Некоторые письма он прячет под матрац, в шкафах, в других укромных местах. Т. о. постоянная писанина писем и указаний, употребление в тексте нецензурной брани и т. п., рассовывание писем в тайниках вызывают серьёзные опасения в том, что при нормальной динамике общих выздоровительных процессов имеет место развитие болезни головного мозга, т. е. психического расстройства.
Пациент совершенно не отдаёт себе отчёта, что гражданская война окончилась, что наступила мирная созидательная жизнь. После того, как коммутатор не стал соединять пациента с Кремлём и внешним миром, пациент требует или просит работников и обслугу, медперсонал самим позвонить, подозвать к телефону нужного абонента, а затем часами разговаривает с ним, даёт указания и т. п. Вчера, при таком обмане медсестры Прохоровой Н. Ф., он сумел поговорить с Рыковым. (Здесь пометка Сталина: «Убрать, заменить». – Г.Н.) Просил его забрать из пансионата, рассказывал о том, что его травят ядами, ртутными парами и т. п. Действительно, пациент в последнее время ведёт себя плохо. Все лекарства, которые ему выписывают вовнутрь, он пробует на вкус. Фактически не расстаётся с кошкой. Кладет её в постель, постоянно носит на руках. Часами плачет, с каждым днём срывы учащаются. Если раньше, примерно полгода назад, он плакал 1-2 раза в неделю, то в настоящее время он стал плакать по 1-2 раза в день. Странным образом ведёт себя и супруга пациента. Она обвиняет медперсонал в заговоре против пациента. Во всём ему подыгрывает.
На основании изложенного прошу вашего разрешения о создании медико-психиатрического консилиума для освидетельствования пациента и выставления медицинского диагноза, поскольку ещё стоило бы раз повториться, что при общем выздоровлении терапевтического характера за последние несколько месяцев у пациента развивается, если не прогрессирует психическая болезнь, для диагностирования которой необходимы специальные познания в области психиатрии. (Возле этого абзаца пометка Сталина: «Разрешаю!» – Г.Н.) К примеру, пациент на протяжении нескольких суток отказывается чистить зубы. Он считает, что в зубном порошке яд, который проявится после выпитого чая или кофе. Изо рта пациента исходит жуткий неприятный запах. На вопрос врачей о происхождении запаха пациент отвечает, что специально не будет чистить зубы, чтобы сбивать с ног контру и заговорщиков, которым он будет дышать в лицо.
