Калитка висела на одной петле, дверь в дом была распахнута. На нетвёрдых ногах я вошёл в комнату и увидел полный разгром: оборванные занавески, осколки посуды, перевёрнутые стулья… Под ногами хрустели сухие спиральки лапши и рассыпанный сахар. Игоря не было. Здесь явно что-то произошло!
Я бросился к соседям, но увы, это ровным счётом ничего не дало: никто не видел, что случилось с Макаркиным. Пришлось прибегнуть к помощи перстня, хорошо, что захватил его.
* * *
Они застали Макаркина врасплох: вытащили из сортира со спущенными штанами, вырубили ударом по голове.
— Давай его в дом, засранца, — пыхтя сказал Николай.
Напарник, откормленный верзила, взвалил Игоря на плечо:
— Тощий, а тяжёлый какой!
— Ты не пришиб его?
— Что вы, Николай Степанович… очухается.
Макаркин действительно вскоре очнулся и обнаружил себя на стуле, со связанными ногами и запястьями. Саднил затылок, в ушах звенело.
— Столько хлопот из-за одного засранца, правда, Батон? — с напускной ласковостью сказал Николай и притворно вздохнул, разглядывая носки своих дорогих ботинок. — Почему ты от меня бегал? Где колечко, Игорёк?
Макаркин посмотрел мутным взглядом:
— Я не бегал… Нету.
Лысый криво усмехнулся, побарабанил пальцами по столу.
— Отдай по-хорошему — и разойдёмся мирно. Так уж и быть, прощу тебя… ну?
Игорю захотелось вцепиться в это круглое лицо, расцарапать его ногтями, разорвать ухмыляющийся рот, захотелось выкрикнуть что-то оскорбительное. Но злить Николая было чревато: он сейчас хозяин положения. Захочет пристукнуть — пристукнет.
— Зачем же сразу бить? — хрипло спросил связанный. — У меня теперь сотрясение мозга… тошнит.
— «Сотрясение»! — выпятил губу лысый. — Нечему у тебя сотрясаться. Где кольцо?
— В рюкзаке… в кармашке.
— Вот и правильно, сразу бы так. Батон, посмотри.
Верзила подхватил одним пальцем рюкзак, дёрнул молнию и достал перстень.
— Он… — Николай тяжело задышал, как после подъёма по лестнице, взял сокровище подрагивающей рукой.
— А деньги? — рискнул спросить Игорь.
Лысый надел перстень и насмешливо уставился на пленника тёмными глазами навыкате.
— Наглости тебе не занимать. Денег не будет, скажи спасибо, что ноги из жопы не выдернул.
Он с улыбкой полюбовался чёрным агатом и вдруг нахмурился, выпуклый лоб перерезали морщины. Покрутил перстень туда-сюда и пробормотал с недоумением:
— Ничего не происходит… Батон, не развязывай пока засранца.
Лысый вплотную подошёл к Игорю:
— Что с перстнем?
У Макаркина подпрыгнуло сердце, он сглотнул слюну и промямлил:
— Не понимаю вас.
— Брось придуриваться, ведь ты понял, что это не просто украшение! — перешёл на крик Николай. — Старуха мне вот эту руку вылечила, я пальцы сжать не мог, ложку не мог удержать. А теперь смотри! — Он сунул кулак Игорю под нос и ещё больше разъярился: — Почему я ни хрена не чувствую?!
— Откуда я знаю?! — дёрнулся Макаркин. — Я думал, это просто старинное кольцо!
— Так… — Лысый сбросил со стола попавшуюся под руку чашку. — Батон, давай его в машину, дома поговорим серьёзно.
Игорю очень не хотелось, чтобы с ним говорили серьёзно. Он понимал, что шансов нет, но всё-таки вскочил и поскакал к двери, как кенгуру.
— А ну стой!
Игорь не сомневался, что живым его не выпустят, и сопротивлялся отчаянно.
— Зенки ему завяжи, — отдуваясь, сказал Николай, — вон полотенце висит.
Батон сдёрнул с крючка полотенце, нечаянно оборвав при этом занавеску, и Макаркин ослеп.
* * *
Игорь твёрдо стоял на своём: этот перстень достали из гроба. Нет, он не знал, что кольцо особенное. Старинное — да, но не магическое. Магии вообще не существует, такому взрослому дядьке пора бы это знать.
— Поболтай ещё! — намахнулся Батон, но не ударил.
Макаркин украдкой разглядывал помещение. Окон нет, чистые голые стены, в углу — стремянка, заляпанная краской, из мебели только небольшой диван, удобный и мягкий, как он успел почувствовать, и стул с металлическими ножками.
— Обычное кольцо, говоришь? — с нажимом спросил Николай. — А почему ты от меня скрывался?
Игорь замялся:
— Ну… перстень продать хотел… Он, наверно, дорого стоит.
— Да?
— А что такого? Ты меня обманул, имею право! — повысил голос Макаркин, переходя на «ты» и вперив в заказчика злые чёрные глаза.
Лысина и лоб Николая покрылись испариной. Он сжал кулаки и сказал тихим, дрожащим от бешенства голосом:
— Вот что, засранец…
— Я не засранец.
— Заткнись. Вот что, засранец, я тебя не принуждал. Сначала не сказал всей правды — это верно, но потом ты мог отказаться. Не мотай башкой, мог! Так что не надо гнать тюльку косяком.
Он пнул стремянку, та упала с грохотом. Игорь вжался в диванную спинку.
— У меня другого кольца нет, только это. Честно. Я могу доказать… в телефоне есть фотки, — тихо проговорил Игорь.
— Что за фотки? Показывай.
Макаркина развязали и вернули смартфон. Это были те самые снимки, сделанные на кладбище: гроб с откинутой крышкой, лицо и руки покойной крупным планом, кольцо с агатом на её пальце.
Николай принялся листать фотографии. Снимок с кольцом он увеличил и рассматривал с особым тщанием, сравнивая с перстнем Макаркина. Игорь искоса наблюдал, как лысый хмурился и покусывал губу.
— И что это доказывает? — наконец спросил лысый. — Ты мог позже заменить перстень.
Макаркин мысленно застонал, но правдоподобно изобразил удивление:
— Как?
— Это ты мне расскажи.
Николай сунул телефон в карман и кивнул Батону.
— Идём. А ты… — посмотрел он на пленника, — будешь сидеть и вспоминать.
Хлопнула тяжёлая дверь, и тут же погас свет. Игорь оказался в полной темноте.
— Эй! Включите свет! Электричество экономите, что ли?! — закричал он, вскакивая. Получилось не грозно, а тонко и как-то жалко. — Мне в туалет надо!
Вот влип так влип!
Зашуршал ключ в замке, дверь приоткрылась, и о пол ударилось небольшое пластиковое ведро.
— Дуй сюда.
Тьма снова сомкнулась вокруг Макаркина. Он вспомнил о часах (повезло, что не слетели) и коснулся пальцем маленького экрана. Половина двенадцатого. Слабо светился голубоватый огонёк, но пользы от него было чуть.
