Джип впереди неожиданно сбавил скорость, мне пришлось сделать то же самое. Засекли? Что-то подозревают? Мимо проехала «газель», нагруженная каким-то хламом, опередила мой «пежо», пристроилась за машиной Николая и пошла на обгон.
А потом я увидел всё так близко и чётко, будто находился в какой-нибудь паре метров. Из кузова «газели» выпала тёмная доска с гребнем кривых гвоздей, ударилась в лобовое стекло джипа, которое от удара покрылось паутиной трещин, и отлетела на дорогу. Батон, матерясь, надавил на тормоз, и машина наехала передними колёсами на щетину десятисантиметровых гвоздей.
Я остановился у обочины и во все глаза смотрел на воплощение собственных фантазий, чувствуя себя сценаристом ни больше ни меньше: накропал эпизод (вернее, прокрутил в голове), сижу в зрительном зале и оцениваю игру артистов.
По сюжету Николай и Батон должны были выйти из джипа.
— Давайте, ну! — прошептал я, и они действительно выскочили, замахали руками, выкрикивая ругательства.
Виновник ДТП не остановился: или не заметил инцидента, или очень даже заметил и поспешил скрыться, прикинув стоимость стекла и колёс дорогущего джипа. Два или три автомобиля свернули к обочине, водители подходили, сочувствовали и предлагали помощь.
— Что же ты сидишь? На перстень надейся, а сам не плошай, — раздалось сзади.
Как под гипнозом я обернулся, но увидел лишь пустое сиденье, а голос старухи Мельниковой прошептал:
— Да не бойся, не покажусь. Иди выручай непутёвого. Если заметят — морок наведи.
— К-как это — морок? — пролепетал я заикаясь.
— Пусть им померещится страшное. Да сообразишь, ты парень толковый.
Я подумал, что никакого морока не надо, если старуха покажется бандитам, скажет что-нибудь, погрозит отрезанным пальцем. Да хотя бы и молча постоит — тоже впечатляет. Подумал, но не сказал, конечно. Выбрался из машины и быстро пошёл к джипу.
Разъярённый Николай с красным лицом громко высказывал всё, что думал о водителе «газели», изредка вставляя цензурные слова.
— Сука! Даже не притормозил! Ты номер запомнил? — повернулся он к Батону.
Тот почесал затылок:
— Цифры запомнил. Триста пятьдесят девять.
— Всё стекло в хлам! — Лысый даже застонал. — И колёса… Эвакуатор придётся вызывать. Что за чертовщина творится!
Игорь неслышно приоткрыл дверь, высунул голову наружу. Огляделся, оценивая обстановку, и медленно опустил одну ногу на асфальт.
«Сбежать хочет», — догадался я, присел на корточки и громким шёпотом позвал:
— Макарыч…
Приятель насторожился, обернулся, не веря себе, и на его бледном лице отразились попеременно изумление, радость и надежда.
Я махнул Игорю:
— Беги к машине… они не смотрят.
Он тихо сполз с сиденья и побежал не оглядываясь, как бегут от большой опасности, а я за ним, в любую секунду ожидая злого окрика в спину.
Но вот и родной «пежо»! Игоря не надо было поторапливать, он открыл дверь и повалился на заднее сиденье. Отдышался и спросил, с трудом шевеля разбитыми губами:
— Уф… Ты как здесь оказался?
— Следил. Ты ведь перестал отвечать на звонки.
Я развернул «пежо» и обмер, бросив взгляд в зеркало. Батон стоял возле открытой задней двери джипа. А дальше произошло странное: он не поднял тревогу, а вытащил из багажника домкрат и отошёл. Ну и дела! Кажется, верзила порядочным человеком оказался!
— А телефончик-то свой я забрал. Лысый на сиденье оставил, — сказал Игорь, и в его голосе послышались горделивые нотки.
Он поторапливал меня, часто оглядывался и немного успокоился только на подъезде к городу.
— Пришлось целую операцию провести, чтобы тебя вытащить. — Я чуть обернулся и увидел, что Игорь пристально смотрит мне на руки, то есть на одну руку. Совсем забыл про перстень!
Макаркин потрогал синяк под глазом и криво улыбнулся:
— Значит, всё-таки ты… А я, дурак, ещё извинялся.
Отпираться было бессмысленно. Эх, не поймёт меня Игорь, чувствую, что не поймёт.
— Понимаешь, Макарыч, этот перстень не для тебя, — вздохнув, сказал я.
— А для кого, для тебя, что ли? — выпалил приятель.
— И не для меня, его надо вернуть. Вот мы сейчас поговорим, и ты тихо уснёшь, как младенчик. А когда проснёшься — всё забудешь: и Мельникову, и кольцо, и кладбище. И Николай с Батоном не вспомнят о твоём существовании. Я сотру из памяти всё, что связано с этим артефактом.
Игорь слушал меня, зло сверкая глазами.
— Дерьма кусок… — прохрипел он и плюнул на резиновый коврик. — Отдай кольцо!
Не успел я и рта открыть, как Игорь схватил меня за шею и прижал к подголовнику, наверно, хотел задушить и отнять артефакт. Давил он сильно, я стал хрипеть и задыхаться, но всё же затормозить успел.
— Отдай перстень! Придушу!
— Чего ты ждёшь? — послышался голос старухи Клавдии. — Ведь и впрямь задушит!
Макаркин вздрогнул и чуть ослабил хватку, а я получил короткую передышку и вцепился в его запястья; почувствовал, что Игоря как током шибануло… или действительно шибануло? Он отпустил меня и упал на сиденье, даже не упал — его отшвырнуло.
Я обернулся: Игорь с вытаращенными глазами ловил воздух ртом.
— Т-ты… ты чего? М-меня шокером?
— Уймись. — Я закашлялся и потёр шею.
— Сильным стал, да? — Бывший друг тяжело дышал и буравил меня глазами. — Отдай перстень… отдай по-хорошему! Ты же не умеешь с ним обращаться… Хочешь, богатым сделаю, деньги лопатой грести начнёшь. Хочешь, будущее твоё обеспечу… счастье, любовь и всё такое… Ну, согласен?
Он был страшен: лицо белое, в кровоподтёках, нос и губы опухли, глаза горели злыми огоньками.
— Заткнись, Макаркин, надоел. Ляг поспи, ты устал.
Игорь хотел что-то сказать, но уже не смог. Тяжело вздохнул, взгляд его стал мутным, веки сомкнулись.
Пуф-пуф-пуф… Захрапел наконец. Я выбрался из машины и пересел назад.
— Давай полечимся, будешь как новенький. Не возражаешь?
Игорь, понятное дело, не возражал. Я приложил руки к его голове и груди и через минуту увидел маленькое чудо: с лица и тела Макаркина стали исчезать страшные синяки и ссадины. Теперь передо мной был прежний Игорь, но прежний ли?
Он проснётся и ничего не вспомнит, а я… мне как забыть?
* * *
Батон оказался прав: Макаркин был хотя и худым, а тяжёлым, я едва дотащил его до дивана, свалил кулем. Выдохнул и огляделся: ну и беспорядок! Прибрать надо, что ли. Повесил оборванную занавеску, вымыл посуду и подмёл веником полы.
Макаркин лежал в неудобной позе, свесив ноги. Вдруг сильно всхрапнул, вздрогнул и проснулся. Сощурился от дневного света.
