— Глеб, пойми правильно, ну не мог я сказать, что придётся раскапывать могилу, ты бы не поехал. А один я не справлюсь.
У меня отвисла челюсть.
— Погоди… кольцо в могиле прикопано?
— Да… то есть не прикопано, оно в гробу.
Худое лицо Игоря, голубоватое от света фонаря, было смущённым, взгляд вилял в сторону.
— Что?! Ты серьёзно сейчас говоришь? — оторопел я. — Оно в гробу?.. Ты хочешь сказать, что собираешься раскопать могилу, открыть гроб и взять у покойницы перстень?!
Не настолько же Игорь спятил, чтобы осквернить захоронение неизвестной усопшей Мельниковой, этого просто не может быть.
— За это хорошо платят, забыл? — зло вскинулся тот. — Любишь ты всё усложнять.
…«Любишь ты всё усложнять», — сказал Макаркин и сунул за пазуху бутылку ликёра. Нам было по шестнадцать лет — самое время попробовать горячительных напитков.
— Здесь же камеры! — схватил я приятеля за рукав.
— Толку от камер, если запись не смотрят, — ухмыльнулся Игорь и кивнул в сторону пустого кресла охранника. — Деньги есть, я бы купил, да не продают. Идём!
Он с независимым видом направился к кассе, взял со стойки шоколадный батончик и положил на ленту.
— Всё? — подняла глаза продавщица.
— Всё.
— А в куртке что?
— Ничего.
— Бутылку доставай.
Игорь понял, что попался, и рванул к выходу, я метнулся за приятелем. За спиной слышались крики и шлёпанье резиновых тапок. Продавщица нас не догнала, к счастью. Отделались мы в тот раз лёгким испугом, но сейчас-то дело куда серьёзнее украденной бутылки.
— Ты дурак… Нет, я всё ещё не могу поверить. Реально хочешь раскопать могилу? — повторил я.
— Да! Да! Реально раскопать! — разозлился Макаркин. — Ну что тут такого, работы на пару часов, зато нормальные деньги. Не ссы, всё будет пучком. Вдвоём быстро управимся, бери лопату, ну?
— Да пошёл ты! — заорал я, и плевать, что кто-то мог услышать. — Это уголовное дело, не знал? За это в тюрьму сажают!
Обмануть меня, притащить в такую даль и нести ахинею, что ничего ужасного в раскапывании могилы нет. Кретин! Злой, с дрожащими руками, я схватил бесполезный металлоискатель и быстро зашагал, почти побежал к выходу.
— Ты куда? Глеб, постой! Ты что, решил меня бросить?
Игорь испугался: в его голосе уже не было бравады и напора, появились истерические нотки. Что-то стукнуло, позади захрустел гравий — это приятель (или уже бывший приятель?) догонял меня. Схватил за плечо и резко повернул, да так, что я едва не упал.
— Не тронь, получишь в морду! — вскипел я.
— Глеб, ты уезжаешь? Бросаешь меня вот так?
— А по мне видно, что я устраиваюсь на ночлег? Конечно уезжаю. А ты можешь оставаться и хоть всё кладбище перекопать.
— Да подожди ты!
Остановиться я не мог. Открыл машину, сунул металлоискатель в багажником и завёл мотор. Свет фар выхватил из темноты фигуру Игоря с поникшими плечами.
— Ну и катись! Без тебе обойдусь! — крикнул он с отчаянием.
Я открыл пассажирскую дверь:
— Садись, и мы забудем эту историю.
— Я не могу, понимаешь, не могу! Заказчик пригрозил неприятностями!
— А неприятностей из-за вандализма ты не боишься?
Макаркин стал горячо доказывать, что никто не узнает, но я не захотел слушать. Громко хлопнул дверью, как точку в споре поставил, и тронул машину с места. Вырулил на дорогу и не смог удержаться, обернулся: Игорь брёл назад, на кладбище. И пусть, его дело.
Я вцепился в руль, как будто хотел раздавить его, ехал по пустому шоссе и вслух костерил Макаркина. Какой гадёныш, втянул меня в такую кошмарную историю!
Два километра от Берёзовки, три километра, пять… Чем дальше я уезжал, тем сквернее становилось на душе, хотя казалось, что противнее уже некуда. Остановился у обочины и долго сидел, не выключая мотора, всё думал, думал… и повернул обратно.
* * *
— Глеб, ты? — Игорь застыл сусликом у раскопанной могилы, испуганно всматриваясь в темноту. Шум мотора он, наверно, не услышал.
— Нет, покойник, — мрачно ответил я, злясь на себя за минутную слабость.
Поднял валяющуюся на земле лопату и буркнул:
— Имей в виду: помогу только с земляными работами, остальное ты сам.
Земля была мягкой, и Игорь успел выкопать приличную яму. Крест лежал неподалёку, глянцевито поблёскивала табличка от света фонаря. Я подсчитал, что Мельникова Клавдия скончалась на девяносто первом году жизни.
— Игорёха, давай начистоту. Что это за кольцо? Вдруг его вообще нет в могиле?
Приятель, не отрываясь от работы, стал рассказывать, что про кольцо заказчик много не говорил. Скинул фото, упомянул, что это артефакт — ценная вещь. Наследники почему-то не захотели оставить себе перстень, с ним и похоронили — это Николай точно знает из достоверного источника.
— А как он тебя нашёл?
— Есть у меня один приятель, — нехотя сказал Игорь, — ну как приятель… так… общались раньше. Это он посоветовал.
— Я всегда знал, что ты с головой не дружишь, но чтобы настолько! И этот Николай сто пудов из психушки сбежал.
Игорь выпрямился, вытер вспотевший лоб:
— Он узнал, что бабка умерла, и поехал к её дочери. Просил продать кольцо, по-хорошему просил, а она не согласилась. Ни себе ни людям, я считаю.
Я подумал, что этот незнакомый Николай самая настоящая скотина: сам не стал заниматься эксгумацией, чистеньким захотел остаться. Не при делах как бы. Тьфу!
Работали молча. Игорь — спокойно, будто перекапывал грядки на даче, а я с озлоблением втыкал лопату и отбрасывал глину по обе стороны могилы. Сухая земляная пыль щекотала нос, лезла в глаза. Время от времени я поглядывал по сторонам, очень боялся, что нас застукают. Макаркин успокаивал: кладбище старое, хоронят здесь очень редко. И днём людей не бывает, ночью — тем более.
Лопата стукнула о дерево, Игорь перевёл дух: наконец-то! Я вдруг понял, что практически стою на крышке гроба, и поспешил выбраться из ямы. Присел, устало вытер грязное лицо краем майки.
— Гвоздодёр дай, — донеслось снизу, — он в рюкзаке.
Я отыскал гвоздодёр, подал не глядя:
— Возьми.
— Слушай, подержи фонарь, а то не видно ничего. Не надо помогать, просто посвети, это ведь ты можешь?
Скрепя сердце я взял фонарь. Не хотел смотреть, но почему-то не отводил глаз от тёмного гроба. Игорь ловко орудовал инструментом, как будто всю жизнь гвозди из гробов вытаскивал.
— Готово, — сказал он и шумно выдохнул. — Открываю.
