— Ага, — протянула я, делая шаг к имениннице, которая опасливо отступила. — Маленькая поганка. Ну-ка расскажи тете, где сейчас дядя Эдик?
— Лен, — осторожно встряла Инна, переведя взгляд с меня на девочку. — Ты бы помягче.
— Вы злая колдунья? — вдруг спросила невпопад Аня, удивив нас с Волковой. Племянница Эйдана тяжело дышала, бледные щеки покраснели, и она опустила взгляд в пол.
Мерное постукивание отвлекло от девчонки. Ко мне прыгал Бубенчик, раздирая остатки какой-то игрушки и таща за собой поводок. Я присела на корточки, подставляя руки довольному кролику, который сразу же с комфортом устроился в моих объятиях и заворчал что-то недоброе на своем демоническом языке. Следом за ним шагал дерганный Геннадий, закрывая плотно дверь в комнату, скользнув взглядом вначале по нам, затем на Аню.
— Провожу вас в гостиную к остальным, — сдержанно ответил охранник. — Анна Брониславовна, вернитесь к своим друзьям.
— Они мне не друзья! — взвилась истерично племянница Эйдана так неожиданно, что даже я удивилась. Аня ударила по руке Геннадия, когда он попытался схватить девчонку, и отскочила в сторону, снося очередной дорогой предмет интерьера.
— Злая колдунья, да? — снова обратилась Аня ко мне. — Ты можешь убить чудовище?!
Стайка нянечек появилась следом, едва Геннадий отозвался по рации, прося помощи. Сопротивляющегося ребенка схватили под белы рученьки и потащили играть, приговаривая что-то о большом торте. Все это время Аня молча глотала слезы, глядя прямо на меня. Будто просила или даже умоляла. Я непроизвольно усмехнулась, качая головой.
Некоторые вещи никогда не меняются. Замок Локреджей делал его обитателей несчастными. Теперь дом Харламовых превращался в такую же богадельню. Неудивительно, пока ни в том, и в этом мире набожная мать Эйдана-Эдика продолжала заправлять всем внутри стен.
И это я еще зло во плоти.
— А ей не нужна помощь? — спросила Инна, бросая взгляд на закрытую дверь, за которой скрылись нянечки с Аней.
Ответа не последовало, поскольку нас уже повели через маленькую комнату для чаепитий в гостиную. Бубенчик ворчал, а я осматривалась, отмечая богатую отделку и дорогой антиквариат повсюду. Картины, статуи и прочая мелочь — типовой набор для тех, кто любил пускать пыль в глаза. Даже не удивилась, вновь услышав за двойными дверями звуки пианино. Мелодия теперь стала громче, разносясь по всем комнатам.
В этот раз она была другой. Завораживающей и чувственной, но в то же время страстной, пугающая своей скрытой мощью. За плавными нотами следовали неторопливые удары, заставляющие слушателя морщиться. Перед глазами вспыхивали сцены кровавых битв, затем они сменялись пустотой вокруг. Поле заполоняли лишь мертвые, и ни один звук не мог пробиться сквозь горечь гибельной тишины.
Пахло костром, ночным лесом и цветами. Лошадиным потом, криками раненных и едким ароматом горелой плоти. Треск раздался в ушах, едва я коснулась ладонями дверной поверхности, прикрывая глаза, впитывая каждый удар по клавишам умелыми пальцами.
— Лена?
— Тихо, — шикнула я, и Бубенчик вместе с Инной, которой на автомате вручила кролика, замолкли.
Я знала эту песню. Для любого народа в нашем мире она считалась приговором. Рыцари в страхе бежали с поля боя, едва услышав первые аккорды. Люди закрывали уши, боясь воя плача призраков, завывающий вместе с музыкой Гибельного Ковена. Никто в здравом рассудке не стал бы играть подобную вещь, чтобы не накликать беду.
Кроме одного человека.
Схватившись за ручки, я повернула их до щелчка, но застыла на месте.
«Что это за песня?» — Эйдан приподнялся в постели, прислушиваясь к моему мычанию и ловя губами пальцы на своей щеке.
— Колыбельная вечной боли, — прошептала я, вырываясь из вихря воспоминаний и резко распахивая двери.
Взгляд янтарных глаз, направленный прямо на меня, обжег огнем на последнем аккорде и все присутствующие в гостиной резко обернулись. Мать Эдика распахнула рот, окрашенный жуткой морковной помадой, однако мне было плевать.
Сергей отшатнулся в панике и попытался скрыться за какой-то тощей блондинкой, прилипшей к крышке пианино. Девица влюбленно глазела на моего бывшего, бесстыдно выгнувшись несмотря на скромный наряд. Ольга, та самая свинка-предательница, очнулась и метнула в мою сторону испепеляющий взор, вдруг резко побледнев.
— Ты что здесь делаешь?! — взвизгнула удивленная Елизавета Сергеевна, очнувшись после ступора. Бокал с шампанским вовсе вручила даме в дорогом бархатном платье, будто прислуге.
Эйдан молчал и ждал, касаясь пальцами клавиш. Предвкушающая улыбка коснулась губ, едва я сделала первый шаг вперед. В этот момент стало ясно, к чему весь балаган и Оленька в придачу. Почему несколько дней Холланд испытывал мое терпение.
Я все поняла, как только посмотрела в янтарные глаза.
«Это предупреждение. Каждому человеку на земле, что за ними рано или поздно придут. И когда это случится, они познают вечную боль. Куда бы ни отправились, ведьмы найдут всех».
Мать говорила, что колыбельную пели тем, кто посмел оскорбить Ковен. Так они напоминали о нарушенных клятвах. Рассказав об этом Эйдану, я пояснила ему суть.
Предашь, и я приду за тобой.
Теперь Холланд использовал мой же прием.
Стоило мне беспардонно оттолкнуть одного из официантов с дороги, гости испуганно взвизгнули. Сестра Эдика шарахнулась к мужу и упала в обморок, обливая себя шампанским из бокала. Из-за стука моих каблуков каждого из присутствующих скрючило от страха, а Ольга вовсе сжалась и попыталась сбежать.
— Куда? — промурлыкал Эйдан, переведя взгляд на бывшую хрюшку. — Стой на месте.
Мои ладони легли на гладкую крышку и скользнули в стороны, лаская поверхность музыкального инструмента. Я наступила острой шпилькой на ногу Ольги, с наслаждением вдавливая, слыша глухой писк. Пальцы хрюшки сжали край пианино, пока ей не удалось освободиться. Игнорируя гостей и забитого поросенка, я забралась на пианино, устроившись с невероятным комфортом, свесив ножки.
— Эдик, что здесь делает эта женщина?! — взвилась Елизавета Сергеевна, продвигаясь к нам.
— Зайчик, — пропел гад, игнорируя собственную мать и пройдясь пальцами по клавишам. — Ты великолепна. Самая красивая женщина в мире.
Ну да, ну да. А угрожал мне от неземной любви.
Ловко переместившись, я оказалась прямо перед Эйданом, упираясь шпилькой в сиденье точно между раздвинутых ног. Несколько миллиметров, каблук проткнул бы брюки в нужном месте.
— Эдик!
— Мама не орите, — хором проговорили мы, не отрывая друг от друга взгляда. Елизавета Сергеевна подавилась словами, а Эйдан поддался вперед, выдыхая мне в губы:
— Выходи за меня, Хелена. Или я убью тебя снова.
Я подцепила пальцем бабочку и потянула Холланда, прикусывая нижнюю губу засранца. После чего жарко прошептала:
