В начале девяностых Летов выступает на стороне национал-большевиков. Водит дружбу с Лимоновым. Получает партбилет нацболов с номером 4. Однако не перестаёт писать, петь, работать. Во время любых народных волнений по поводу и без оного его произведения всегда будут вспоминать. Даже широко известный в узких кругах журналист Кашин на одном из собраний Болотной площади исполнит его «Всё идёт по плану». И в чьих руках переливается этот раскалённый металл, уже и не важно, в сущности. Творчество, что дышло – каждый ворочает его в ту сторону, какой он его видит. И оценки подобным явлениям и происшествиям выдвигать бесполезно. Даже если где-то кто-то начнёт шкворчать: «К стене! К стене!»
После смерти Яны Летов посвятит песню и ей. Забытая многими, но такая чудесная «Офелия» останется в творчестве Летова отдельным островком на фоне всеобщего протеста, о котором он говорит в то время. И именно из подобного ключа, животворящего потока, возьмут в будущем свой исток новые тексты «Обороны», трансформировавшейся из революционного «Посева» и «Егора и Опиздиневших» во что-то совершенно оригинальное. В форму метамузыки, совмещающей внутри себя уже все возможные жанры и мотивы, сложившиеся в один огромный универсум. Кстати, «Офелия» так и останется, по заверениям самого Егора, одной из его самых любимых песен. Что заставляет задуматься.
В одном из своих интервью Егор позже уточнит, что ранние эксперименты «Обороны» в стиле панк – это не искусство. Это ритм. Это не образы, но некие структуры, объединённые одним связующим канатом. И потому чистота музыки и фирменная подача в подобных рамках не играют роли. Грязь зачастую является лучшим цементом для подобных структур. И кто может назвать искусством «Sex Pistols», например? Это безусловная веха, это – событие, и событие грандиозное. Но искусством подобные вещи станут называть лишь в последние годы. Хоть под понятие искусства подобные события в мировой музыке откровенно притянуты за уши. Впрочем, творения Уорхола на Западе или Пахомова в России вскоре действительно поставят под сомнение само понятие искусства. Никаких новых нот и шагов в музыке в последнее время нет и уже не предвидится. Вишес сделал шаг, совершил прорыв. И разорванная цепь понятий с момента второй песни «Sex Pistols» уже стала не так необходима. Всем стало понятно, что подобные ритмы и подобное явление тоже может быть популярным и достаточно удобоваримым. Дальше в эволюции подобное движение ждёт лишь лейбл, продажа и пустота. И если не выводить подобную телегу на тропу творческого созидания, то она просто будет расти определённой ветвью, пока кто-то новый и ещё более безумный не сможет завязать на ней бутон чего-то нового.
«Оборона» произрастала как дерево. Она имела свои корни, укрепившийся со временем ствол и новые побеги. Именно поэтому на её фоне некоторые достаточно неплохие и очень амбициозные группы, признанные культовыми как в России, так и за рубежом, остались всего лишь голыми палками, торчащими из земли. Палками, которыми можно переломить хребет, но которые в развитии жанра и смыслов уже не привнесли ничего нового. Именно так на фоне «Motorhead», например, взошло немало культовых и сильных групп, образовавших бесплодную рощу вокруг титанического древа. Именно так огромным литературно-музыкальным кустом некогда взошла кислотноодарённая «Nirvana», которую так пытался культивировать Курт, но с которой не смог сладить, потому что творчество било через край и потоком буйной растительности пробудило к жизни новые жанры и формы, удавившие корневую идею, на которую Кобейн делал огромные ставки.
В 2002-м в условиях новой бытности Летов выпускает альбом «Звездопад», на котором собраны старые советские песни в новой обработке и, что важно, в новом исполнительском осмыслении. Так сибирская рок-сокровищница вместила в себя новые эксперименты, привив к панку и протесту ветвь забываемого со временем искусства времён советской власти. И этот росток, из синтеза которого с поздними летовскими альбомами со временем родится и последний «Зачем снятся сны?», откроет группе двери в новый формат творчества. Формат, который будет восприниматься подавляющим большинством фанатов старых «обороновских» вещей, как «сомнительный», но который станет уникальным явлением в истории современной музыки за все времена. Логически связанные «Долгая счастливая жизнь», «Реанимация» и «Зачем снятся сны?» образуют трилогию, пропустив через себя которую, слушатель откроет новое звучание старой и бескомпромиссной «Обороны» в виде некой структуры, которую можно сравнить с развитой нервной системой, реагирующей на определённые раздражители совершенно разными нотами. И так, как звенят летовские «Собаки», никогда не зазвенит «Сияние». Фонтан смыслов и идей сделает «Оборону» одной из самых непредсказуемых групп рок-сцены. Не имеющая определённого творческого русла и проторенных путей, не специализирующаяся на песнях определённого характера, настроения или точной целенаправленности, она превратится в волну, трансформирующуюся в ту идею, которая ближе всего слушателю, и которую Летов, как один из немногих шаманов российского искусства выравнивает в нужную ему сторону. И это великая хитрость – позволить слушателю самому оформить смысл, но оставить на нём отпечаток своей мощной лапы. Это не блюз и не джаз, не панк и уже не рок в полном смысле этого слова. Это брызжущие ядовитыми, проедающими, сладкими и целительными красками цветы, которые смог бы взрастить только тот, кто действительно понимает, что для музыкальной практики мало знать ноты или читать умные книжки по истории музыки. Нужно чувствовать музыку кончиками пальцев и каждую колкую ноту выстраивать на свою позицию, бить там где нужно бить и взращивать там, где нужно взращивать, чтобы великое русское поле музыкальных экспериментов наконец дало свои яркие, сочные и такие притягательные плоды.
История нашего сегодняшнего персонажа – это история преодоления от начала до самого конца. Сперва преодоления внешнего сопротивления в виде особого контроля за участниками «Обороны», ещё тогда не сложившейся в «ГрОб», правда, а носившей множество других названий, с визитами на «воронках» и критикой в отношении обнаруженной у них дома литературы (в частности «Мастера и Маргариты», отпечатанной и приобретённой здесь же в Омске). Преодоление Москвы, которая не могла дать Летову то, что ему требовалось – творческого простора. Преодоление необходимости крутиться в колесе, наконец. Разогнали первый состав «Обороны» легко и просто – Летова закрыли в психиатрическую больницу, которую курировало КГБ, одного из его товарищей отправили служить на «Байконур», хотя тот к службе был вообще не пригоден. И прошу своего читателя извинить меня сегодня за такие резкие перескоки во времени, потому что сколько не пиши, и сколько не говори про явление Егора и сибирской музыки, имевшей в своём основании конечно же огромный опыт погружения в шаманизм, невозможно будет выразить всё в яркой и чёткой оболочке. И, как ни крути, сегодня «Лабиринты» показывают не очередную комнатку, в которой находится определённый в своих принципах человек, но некую бездну, которая съедает стены, миражирует и лакает из небытия новые образы, симфонии и звуки, которые лишь слившись воедино могут хотя бы немного погрузить нас в этот ужасно-прекрасный водоворот идей и ветров других сфер, сфер, в которых музыка звучит огромным колоколом, рассыпающимся и вновь собирающим себя в цельную конструкцию лишь для очередного удара и нового раскалывания. И именно в подобных пространствах мог трансформироваться текст «Про дурачка», родившийся из заговора «ходит мертвячок по лесу, ищет мертвячок мертвее себя». Или, если придерживаться иных источников «ходит покойничек по кругу, ищет покойничек мертвее себя». Некоторые куплеты этой песни трансформировались в сознании народном несколько иначе «Ходит рыжичек по лесу, ищет рыжичек рыжее себя». Однако, опираясь на народные мифологемы, Летов не забывал и о своих собственных экспериментах, медиатором для которых служили не алкоголь и наркотики, о которых часто принято упоминать, ссылаясь на западные результаты подобных поисков, но некие личные мистические переживания. Так, например, появится «Прыг-Скок». И сама песня и сам альбом будут сведены и родятся после длительной болезни Егора, прочесавшего пешком одну из мёртвых сибирских деревень и крепко заболевшего после этой прогулки, мучавшегося пограничной для человека температурой за сорок порядка месяца. И после этого становится понятно, как качели могут лететь без пассажиров и какие ощущения возникают у человека, столкнувшегося с десятками домов, единственные обитатели которых – призраки ушедшего времени. Когда любой мрачный оконный проём открывает такие врата в прошлое, привязывая к реальности мрак и пустоту, в которые уже невозможно не заглянуть. И образами которых невозможно не захлебнуться. И старые ставни на дверях вынесены, глухо заперты, скрывая своих мёртвых хозяев, либо до жути доверчиво распахнуты в ожидании новых гостей, которых старые поселенцы уже ждут на этот метафизический огонёк, зажигая свечи и лампады, которые вы просто не увидите. И бывали ли вы в подобных селениях? Очень надеюсь, что нет. Ведь есть места, где мёртвые говорят, как определил это состояние Стивен Кинг, несомненно заглядывавший в подобные расселины.
