И выход тут только один. Некий отставной майор Императорской армии Ёсими Танигути уже открывает свой старенький шкаф и проводит рукой по запылившейся изъеденной молью форме, которая когда-то давала ему определённые полномочия. Он отправляется на этот далёкий остров. Он не вооружён, но готов к предстоящей моральной битве с затерянным в глубинах собственных установок солдатом, который имеет десятки шансов уничтожить своего старого командира. Но существует кодекс чести. И после долгих поисков Хироо Онода выходит к нему сам. Выходит с опущенным оружием. С самым подробным отчётом о проделанной работе. В его глазах можно прочитать многое: презрение, растерянность, глубинное негодование сложившимся положением.
Почему меня не сменили на этом посту? Почему не отдали приказ лично? Неужели все средства связи сразу же отказали? Неужели жизнь человека была не дороже усилий, по его вызволению с вверенного ему поста? Ведь прошло столько бесконечно долгих лет! Но я выжил. И остался с Тобой. И я всегда поддерживал ту Империю, которая забыла обо мне. Которая отдала приказ стоять до конца. И я стоял до конца. Стоял даже тогда, когда не верил себе. И что вы теперь можете мне сказать, майор?
И вы, майор, уже склоняетесь в глубоком поклоне. Потому что должны понимать, что в глазах этого солдата отражаются не глупость или ненависть, но бесконечная преданность в служении Вам. И тому государству, статус которого навсегда изменился. Теперь вам предстоит долгий путь домой. И аккуратная подготовка Вечного Солдата к факту того, что его пост, его служение и его верность очень ценны. Но защищать больше нечего. Концепция поменялась. Идеалы и цели стали другими. Но безмерное уважение обязано сочиться из ваших уст в адрес некого стража внутренних границ, который всё это время идеально выполнял свои обязанности. Обязанности, которые вы обозначили для него сами.
Чарльз Буковски: ham on rye
Я не был ни мизантропом, ни женоненавистником, но мне нравилось одиночество. Хорошо сидеть себе где-нибудь в закутке, курить и попивать. Я всегда был лучшей компанией самому себе.
[44]
«Пиши пьяным, редактируй трезвым»
[45]. Полная чушь, не находите? Ведь если ты пишешь пьяным, то пишешь от души. Из самого нутра. А потом что – взять и испоганить всё своими трезвыми запутавшимися мыслишками? Нет, Хэм определённо слегка заблуждался. Но все уже схватили эту его цитату и восхищаются ею. Ну как же! Пьяный писатель – это же так здорово! А потом наблюдают, что он этакое выдаст. Чего можно ожидать от пьяного графомана, засыпающего только под утро в сигаретном дыму, постоянно расчёсывающего свою боль до крови и заново бьющего по своим старым переломам с одной только целью – чтобы вышло максимально честно? Чтобы понравилось.
Что такое алкоголизм? Ну если честно и открыто говорить? Это невозможность написать на всеобщее обозрение фразу: ПОМОГИТЕ МНЕ! Человеку может быть плохо от кредитов, от неустроенности, от одиночества. И если он привык молчать, если он никого никогда ни о чём не просит – он начнёт пить. Просто нальёт и опрокинет ещё один стакан – не важно, с чем: с портвейном, виски или типичным девичьим коктейлем. Просто никогда не спрашивайте пьяных ни о чём, если не можете им помочь. Они никогда не расскажут вам в чём их беда. Если вы не на одной кухне с ними. Да и то есть вероятность, что вас просто пошлют к чёртовой матери или вообще вышвырнут вашу задницу за дверь, чтобы остаться в спокойном пьяном одиночестве. Состоянии, из которого уже не хочется выходить. Не хочется, потому что ты знаешь, что будет завтра. И послезавтра. И через неделю. Ты прекрасно понимаешь, что один этот чёртов день будет похож на другой и уже не хочешь видеть это мелькание дат. Великий Меркьюри когда-то сказал: «Если завтра я умру, мне наплевать. Я действительно все успел сделать». И любому творческому человеку можно приписать эту фразу, грубо говоря. Сотни и тысячи людей подпишутся под ней. Даже если они находятся на вершине популярности или пике вдохновения. Ведь творческий человек запускает движение механизма лишь для того, чтобы посмотреть, как он работает. Он не ищет выгоды, ему важен сам момент. Осознавание себя включённым в этот процесс. А те, кто стремится запустить машину, получить продукт и выгодно его продать – не художники вовсе, но меркантильное быдло, которое гонится за наживой. Как бы это ни звучало пафосно, но так оно и есть. И дело не в том, что художник гонится за великой идеей. Просто он не умеет больше ничего, кроме как включать эту машину. Не умеет зарабатывать и получать деньги. Не умеет себя рекламировать и продавать. И если этим никто не занимается, то в жизни художника настают плохие времена.
Стать писателем очень легко – нужно просто быть ненормальным. В этом году у нас в гостях слишком много писателей. Видимо, время тому пришло. Но тот человек, который посетит «Лабиринты» сегодня – не писатель даже. Ему ничего не пришлось сочинять. И всё его литературное наследие – это пачка фактически биографических работ. Человек, добившийся звания Старого Козла – высшей награды в пьяном, честном и нищем литературном мире. Талант уровня грязного прокуренного подъезда, измазанного слюной. Гений Дна, от произведений которого в своё время начал работать сам Великий Том Уэйтс. Тот, кто пишет по 10 страниц в день. За три недели выпивает 20 бутылок виски, 35 бутылок пива, выкуривает 80 сигар.
Чарльз Буковски у нас в гостях.
Все хотят быть счастливыми. Абсолютно никто не хочет быть несчастным. Простое правило, о котором мы начинаем забывать. Но зачастую в погоне за личным счастьем мы калечим жизни близких людей, обуславливая это их неспособностью быть сильнее. Существуют моменты, дни и люди, которые во все стороны сыплют искрами. И общаясь в определённых компаниях и обстоятельствах, кто-то уже не подозревает, что он – всего лишь бочка с порохом. И приближаться к определённым личностям в определённый момент (а к некоторым и в абсолютно любой день) просто не стоит. И сколько спичек обуглилось от яркого костра, который, взорвавшись снопом искр, сперва напугал кого-то, потом сжёг дотла, и в итоге потух сам? С писателями такое тоже случается. К некоторым просто нельзя подходить определённому сорту людей – они рискуют полыхнуть и взорваться. Для других же эти писаки – просто хлам под ногами. Отсыревший табак. Отсыревший порох.
В возрасте трёх лет Генри (впоследствии Чарльз, а в прошлом – Генрих) вместе с родителями преодолеет океан и из родного Андернаха переберётся в Балтимор. К переезду подтолкнёт финансовый кризис, который накроет родную Германию Генри после второй мировой войны. Впрочем, Америка в этом плане не преподнесёт великих подарков – уже через шесть лет её захлестнёт волной Великая Депрессия и денег не будет снова. Уже тут, далеко от дома. Переезд сказался на Генри несколько негативно – в школе он с трудом пытается отучиться от немецкого акцента, никогда не «вылезает вперёд» и ведёт себя как среднестатистический, не слишком проблемный ребёнок. В этой прослойке, как многие из вас знают, оказываются дети, которые не хотят популярности и известности. И именно они становятся целевой аудиторий для всяческих достаточно грубых шуточек, которые им приходится переносить. Нет, некоторые из них, конечно, начинают этому сопротивляться, чем и подписывают себе, образно говоря, смертный приговор, становясь любимыми целями для издевательств. Ведь многим закомплексованным хулиганам, стремящимся к популярности в классе или школе, так приятно довести до слёз других. Генри никогда не был тем, кто жалуется, потому обходился немногочисленными грубыми подколами. Дома ситуация обстояла примерно так же, как и в школе – место хулиганов занимал его отец. Генри Буковски-старший некогда был немецким солдатом. Его железный крест позже будет украшать машину Чарльза как память о родной Германии. Знаете, есть такая категория бирюлек, которые вешаются на зеркало?
