Вполне возможно, что Гизерих в эти решающие месяцы гуннских военных сборов и все еще продолжавшихся колебаний «Бича Божьего», так или иначе, влиял на Аттилу. «На протяжении всей своей жизни Гейзерих был, как нам представляется, в гораздо большей степени хитроумным мастером ведения переговоров, чем военачальником», писал Э.Ф. Готье, лично исследовавший следы пребывания вандалов в Северной Африке. А Капелле утверждал, как бы дополняя мнение Готье: «Не считая гуннского царя Аттилы, Гейзерих был самым хитрым и притом смелым политиком своего времени, не брезговавшим никакими средствами… Что касается его самого, Гейзерих вообще не имел каких бы то ни было принципов, или, возможно, имел лишь один единственный, находящийся за пределами морали, принцип утверждения либо расширения своей власти путем подчинения или сдерживания всех своих врагов и путем приобретения друзей и союзников везде, где только мог их найти».
В «Гетике» же о царе вандалов сказано: «Поняв, что помыслы Аттилы обращены на разорение мира, Гизерих (…) всяческими дарами толкает его на войну…».
Спровоцированный хромоногим сыном Гундариха (или Годегизеля) поход гуннского царя на Ветхий Рим давал вандальскому народу уникальный шанс на успех. Освобождая его от необходимости опять садиться на корабли и отплывать из своей богатой, плодородной новой африканской родины, чтобы воевать где-то за морем, на Сицилии, в Бруттии или Лукании, как Секст Помпей до или норманны Роберта Гвискара – после Гейзериха. Гизерих достаточно хорошо изучил к тому времени Аттилу, чтобы понять, что сможет купить себе благоволение фортуны сравнительно задешево. Пожертвовав всего лишь парочкой судов, груженных награбленным в Испании и Африке у римлян золотом. Тем более, что Аттила и без того был твердо намерен начать войну с Римом. Он только никак не мог решить, с каким именно. Ведь он, Аттила, был один. А Рима (Римов?) было два. Один – на Западе, другой – на Востоке.
2. Кровавые каталаунские поля
«Выехав из французского городка Шалон-сюр-Марн в направлении города Реймса и повернув затем на северо-восток, через несколько километров можно увидеть небольшую автомобильную стоянку. Справа от нее простираются волнующиеся нивы, слева – военный полигон французской армии с указателями «Закрытая зона». А на самой парковке автомобилистов приветствует красочный, как вывестка ресторана, четырехугольный плакат с цитатой из Виктора Гюго:
«Ici la Champagne devora les Huns»
(«Здесь Шампань поглотила гуннов»).
Нам не известно, имел ли знаменитый французский писатель в виду именно это место» (Шрайбер).
Как бы то ни было, плакат с аппетитно-красочной батальной сценой в самом деле установлен именно там, где земля действительно поглотила трупы тысяч павших в «битве народов» близ сегодняшнего Шалона-на-Марне (хотя некоторые историки считают, что «битва народов» разыгралась ближе к Трикассии – сегодняшнему городу Труа), приняв их в свое материнское лоно. В том далеком сентябре 451 г. они были преданы огню или зарыты в землю жителями окрестных сел. Видимо, селяне постарались справиться с этой неприятной, но нужной работой как можно скорее, ибо в начале сентября на Каталаунских полях было довольно жарко (как и в нынешней Шампани). А тысячи непогребенных трупов могли стать источником «морового поветрия» (как бывало в истории не раз).
В то время как готы (сражавшиеся в этой грандиозной битве на обеих сторонах), соорудив бесчисленные погребальные костры, сами испепелили на них большую часть павших в «битве народов» соплеменников, у гуннов, в сложившейся ситуации, не было особого желания оставаться во враждебном окружении. Поэтому «кентавры» предоставили местным селянам погребать своих мертвецов. Тем пришлось изрядно потрудиться, зарывая в мать-сырую-землю тысячи гуннов с раздробленными черепами, изрубленными и исколотыми членами. Возможно, в таком виде они внушали местным еще больший страх и ужас, чем при жизни. А ведь гуннов, как мы уже знаем, и живых-то сравнивали со злыми духами, чертями, демонами, бесами, нечистой силой.
Каким же образом гуннские «видимые бесы», погребенные близ Шалон-сюр-Марн, античного Каталауна, забрались так далеко? Что они натворили по пути туда? И с чего началась трагедия, завершившаяся на Каталаунских полях?
Итак, растленную Евгением Гонорию насильно выдали замуж за весьма неприглядную личность. За ничем, кроме знатности, не выдающегося римского сенатора преклонных лет по имени Флавий Басс Геркулан. Новобрачной тоже было далеко за 30 (чтобы не сказать «под 40»), но она возненавидела престарелого супруга всеми фибрами души, как только впервые его увидела. По легенде, Гонория вообще ненавидела всех мужчин на свете, за исключением гуннского «царя-батюшки». Царя, которого, правда, в глаза не видела, но который был единственным человеком, способным отомстить за ее разбитую жизнь равеннскому двору.
«По этой-то причине Аттила приступал к походу, и отправлял опять в Италию некоторых мужей из своей свиты, требуя выдачи Онории. Он утверждал, что она помолвлена за него, в доказательство чего приводил перстень, присланный к нему Онориею, который и препровождал с посланниками для показания; утверждал, что Валентиниан должен уступить ему полцарства, ибо и Онория наследовала от отца власть, отнятую у нее алчностью брата ее; что так как западные Римляне, держась прежних мыслей, не покорствовали ни одному из его предписаний, то он решительнее стал приготовляться к войне, собрав всю массу людей ратных» (Приск Панийский).
В действительности желание заполучить в свои объятия нареченную было для Аттилы, разумеется, лишь предлогом для нападения на западную часть Римской империи. «Бич Божий», всегда находивший поводы и оправдания для того, чтобы начать очередную войну, преследовал, идя войной на Запад «за невестой», наряду с разгромом Западного Рима, еще и другую цель. А именно – разгром вестготов, основавших на территории римской Галлии, в районе города Толосы (нынешней Тулузы), собственное царство, с согласия римлян. Попробовали бы римляне им этого согласия не дать! У толосских готов как раз разгорелась борьба за престол. Или, точнее говоря, борьба за престолонаследие. У царя вестготов (согласно Приску – франков, но это – явная ошибка) было два сына. Старший сын, искавший помощи у Аттилы. И другой, младший сын, усыновленный, по римскому обычаю и праву, хитрым патрицием Аэцием в пору своего пребывания в Равенне. Естественно, этот младший сын держал сторону Западного Рима. И пользовался, в свою очередь, поддержкой римлян. Поэтому Аттила, выступив в поход на Западную Римскую империю, ударил не по римской Италии, а по римской Галлии, раздираемой готской междоусобицей.
Впрочем, у Аттилы была еще одна причина избрать своей мишенью западно-римскую Галлию, а не западно-римскую Италию. В Италии царил жестокий голод, вызванный тем, что вандалы прекратили морской транспорт продовольствия в Италию из Африки. Они перехватывали римские корабли с зерном, шедшие в Италию из римского Египта. Гейзерих, как видим, тоже не сидел, сложа руки. «Колченогий евразиец», спровоцировавший нашествие Аттилы на Западную империю, явно не желал разграбления гуннами Италии, включая «Вечный город» Рим на Тибре. Ведь в «Вечном городе» на Тибре даже после взятия его Аларихом оставалось вдоволь всякого добра. И Гизерих мечтал переместить это добро в свою собственную (но уж никак не в гуннскую!) сокровищницу. Голод и вызванные им эпидемии, опустошавшие Италию, в результате морской блокады, установленной Гезерихом, сделали италийский театр военных действий непривлекательным для гуннского царя. Особенно боялись гунны «моровых поветрий» (мы с вами уже знаем, почему), хотя и голод тоже ведь «не тетка»…
