Полякам это положение выходило во благо. Воспитывая и выпуская из года в год большое количество своей мужской молодежи, поступавшей затем на государственную или краевую, земскую службу, они держали исключительно в своей власти все отрасли администрации, судопроизводства, народного просвещения и хозяйства. «Русская же мужская молодежь, – как отмечал С.Ю. Бендасюк, – если и допускалась вообще в учебные заведения и проходила их в нищете, голоде и холоде, выбиваясь из сил, все таки благополучно до конца, то в конце концов, в большинстве случаев или вовсе не допускалась на правительственную службу, или же, временно допущенная, под предлогом мнимой политической неблагонадежности, раньше или позже выбрасывалась беспощадно за борт».
Что же касалось национального воспитания в школах, организованных правительством, то вся их деятельность была направлена на то, чтобы окончательно вырвать из сознания галицко-русского народа последние традиции и связи, так или иначе сближавшие и соединявшие его с остальным русским миром, и привить его душе путем явно и решительно антирусского воспитания и просвещения, сознание полной обособленности и отчуждения от всего русского, отравить его ядом фанатической ненависти к “москалям” и “схизме”. «Затея правительства венчалась успехом: с 60-х гг. выходит из всех галицких средних учебных заведений все большее и большее число “украинцев”, со времени же заключения польско “украинской” “угоды” в 1890 г., громадное большинство интеллигенции перешло уже в отъявленно мазепинский лагерь», – писал С.Ю. Бендасюк.
Очевидно, что сохранение такой школы в новых условиях было совершенно невозможным. Как указывал Ю. Яворский:
«О невозможности и недопустимости хотя бы только временного оставления здесь ныне прежней “украинской” школы, в каком бы то ни было объеме и виде, конечно, теперь уже и говорить серьезно не приходится. Пресловутая “школа” эта, зиждущаяся, главным образом, на изуверском мазепинском отщепенстве от какого бы то ни было родства с остальным русским миром, насквозь проникнутая фанатической ненавистью к русскому народу, русской культуре, русскому языку, вообще – ко всему русскому, тенденциозно исковерканная искусственным псевдомалорусским жаргоном и нелепым фонетическим правописанием, в конец развращенная сплошным мазепинским политиканством и, в связи с этим, крайней распущенностью и грубостью нравов, – могла существовать раньше только благодаря тенденциозному попустительству и неразборчивости в средствах антирусской пропаганды со стороны бывшего австрийского правительства и, конечно, ни в коем случае и ни под каким видом русской властью допущена быть не может».
В то же время украинофилы в России отрицательно относились к введению русского языка в администрации и сфере образования в Галичине, выступая исключительно за украинский язык. Вопрос о языке был затронут и в лекции Г. Хоткевича, прочитанной в Харькове 25 октября (7 ноября) 1914 года. По этому поводу профессор Т. Локоть опубликовал статью, в которой, в частности, говорилось:
«Конечно, лектор с украинскими симпатиями имел в виду “украинский язык”. Для настоящего украинца интеллигента важны не народные банки, не товарищества и кооперативы, даже не гимназии и университеты, а важно, чтобы во всех этих учреждениях господствовал “украинский язык”!
Если в банках и кооперативах заговорят на общерусском языке, это все равно, что закроют, отнимут их у галицкого народа. Если в гимназиях и университетах введут русский язык, как язык преподавания, это все равно, что “отравят народную душу” и лучше совсем не учиться, чем учиться на русском языке, столь ужасно далеком от языка простого галицкого народа! А идти в русскую Государственную Думу представительствовать интересы галицкого народа на русском языке, – лучше совсем не идти, или – даже – идти в Вену и там защищать интересы родного народа на немецком языке…
Львов. Здание Политехники. Зима 1914 1915 гг.
Львов. Здание III гимназии, улица Батория, № 5.
Так высоко оценивая язык как фактор национального возрождения и роста народа, идеалистическая интеллигенция тут же готова допустить самое жестокое насилие над этим фактором, готова “вводить” в народное сознание, в народную душу язык, сфабрикованный только в интеллигентских идеалистических лабораториях, – лишь бы был к услугам спасаемого народа “собственный” язык на все потребы жизни».
Дело организации русской школы в Прикарпатской Руси приходилось начинать буквально с нуля. Прежде всего, следовало подготовить учительский персонал. Причем было решено готовить учителей для школ Прикарпатской Руси из местных кадров. С этой целью в январе 1915 года во Львове, Самборе, Тарнополе, Станиславове и Черновицах были открыты двухмесячные курсы общерусского литературного языка для учителей и учительниц Восточной Галиции и Буковины. На эти курсы принимались лица обоего пола, занимавшиеся педагогической деятельностью и желавшие посвятить себя этому делу, знающие этимологическое правописание и хотя бы поверхностно общерусский литературный язык.
Курсы во Львове начали свою деятельность 5 (18) января 1915 года. Их руководителем был назначен инспектор П.Д. Фещенко, который принимал посетителей в здании бывшей III гимназии, по улице Батория, № 5.
При учительских курсах были устроены также образцовые русские начальные училища, преподавателями которых являлись опытные педагоги. Задача этих училищ состояла в следующем: с одной стороны, дать возможность будущим учителям и учительницам всесторонне и основательно ознакомиться с методом и программой преподавания, с другой же подготовить некоторое число детей к скорейшему поступлению в русскую школу.
Для помощи Галичине в подготовке преподавательских кадров для учебных заведений, в Петрограде по инициативе Галицко-русского общества начальница высших курсов и гимназии М.А. Лохвицкая-Скалон с разрешения министерства народного просвещения открыла в январе 1915 года при своих учебных заведениях 5-месячные курсы русских предметов (русского языка и словесности, географии и истории России, и истории западнорусской церкви) для русских галичан и буковинцев, в первую очередь для бывших учителей и учительниц, как низших, так и средних учебных заведений, а также для лиц, окончивших учительские семинарии, гимназии и реальные училища, как мужчин, так и женщин, а равно для студентов и окончивших высшие учебные заведения вообще.
Успешно прошедшим курсы и выдержавшим выпускные экзамены предоставлялось право преподавания в начальных и городских учебных заведениях Прикарпатской Руси, а имеющим соответствующие университетские дипломы право преподавания в средних учебных заведениях; окончившим же гимназии и реальные училища предоставлялось право на поступление без дополнительных экзаменов в высшие учебные заведения Российской Империи.
