В историю низариты «горного старца» вошли, прежде всего, как террористы-самоубийцы. Но к тактике использования террористов-самоубийц Гассан ибн Саббах пришел не сразу. Существует легенда, согласно которой он принял такое решение благодаря срочно возникшей необходимости убить неугомонного вазира Низам аль-Мулька.
Е. Прямое действие
Дело было так. В 1092 году в городе Сава (Савэ), расположенном в самом сердце Сельджукидской державы, был совершен дерзкий террористический акт, ознаменовавший собой начале нового этапа в истории измаилитов. В этом городе существовала низаритская ячейка (говоря языком «вольных каменщиков» – ложа, а языком «углежогов»-карбонариев – вента), в которой состояло восемнадцать человек. Действовать ложе приходилось в глубоком подполье, ибо правитель города желал искоренить низаритскую опасность. И потому, когда низариты обратили в свою веру (или, если посмотреть на это дело с точки зрения правоверных мусульман, «совратили в свою ересь») некоего важного чиновника (по другой версии – муэдзина главной городской мечети, то есть духовное лицо весьма высокого ранга, способное облегчить им проникновение в казенный духовный истеблишмент), они сочли этои важным достижением. Но новообращенный вдруг чего-то испугался и отрекся от низаризма. Опасаясь грозящего им разоблачения и выдачи властям, низариты решили ликвидировать отступника. Исполнителем приговора избрали плотника Тахира. Плотник заколол малодушного чиновника (или муэдзина) кинжалом, но был схвачен на месте преступления, во всем сознался (после допроса «с пристрастием») и был казнен по личному приказу султанского вазира Низам аль-Мулька.
То были первое политическое (хотя, конечно, при желании можно считать его и религиозно мотивированным) убийство, о котором достоверно известно, что оно было совершено низаритами, и первая казнь низарита за совершенное им политическое убийство. Гассану ибн Саббаху этот частный случай подсказал новую стратегическую линию. Убийство не только возмущает, но и устрашает врагов.
Так в тиши аламутского уединения была сформулирована теория политического террора, которая суждено было надолго пережить ее создателя и дожить до наших дней.
Гассан ибн Саббах стал первым (со времен сикариев-зилотов древней Иудеи) политиком, который превратил политический террор в основное средство убеждения оппонентов. Террор должен был стать средством всеобщего устрашения и шантажа.
Чтобы добиться успеха, необходимо было найти адекватный ответ на два главных вопроса:
1) Как проводить покушения и как афишировать (или, выражаясь современным языком, «пиарить») их;
2) Как выковать кадры послушных и нерассуждающих исполнителей террористических актов, подготовить высокопрофессиональных и бестрепетных убийц, способных преодолеть все препоны, проникнуть через любые кордоны и, если нужно, погибнуть после совершения убийства (то бишь «законного возмездия злодею», а проще говоря – террористического акта).
Эта система складывалась не сразу и не была задумана заранее, в рамках некоей стройной концепции, а разработана, так сказать, по ходу дела – у Гассана ибн Саббаха просто не было времени на разработку концепций, ему не терпелось поскорей начать террор против «вредоносных демонов» и испытать свои «кадры» в деле. Первая «сакральная жертва» уже была избрана. Дерзкий террористический акт должен был вселить ужас в сердца врагов и восславить «горного старца».
В конце сентября 1092 года «горный старец» повелел своим «вернейшим из верных» собраться на площадке перед его аламутской кельей.
Он медленно обошел безмолвный строй молодых сподвижников, «поедавших глазами начальство». Многие уже выказали верность и отвагу в дни обороны «горного гнезда» от тюркских «джиннов», прозвавших Аламут, после понесенного под его стенами поражения, «гнездом смерти». Низариты напряженно ждали. Все понимали, что сейчас шейх произнесет «самые важные слова».
И Гассан ибн Саббах спросил их:
«Кто из вас пресечет в этом государстве вред, исходящий от Низам аль-Мулька, нашего главного врага?»
Несколько человек вышли вперед. Так было положено начало созданию добровольческого корпуса убийц – «фидаинов» – «жертвующих собой».
В пятницу 18 октября 1092 года к крытым носилкам Низам аль-Мулька, которого несли из дворца в гарем (как у всякого состоятельного мусульманина тех времен, у почтенного вазира было много жен) подбежал какой-то человек. Неизвестный раздвинул занавески носилок и всадил в сердце великого вазира остро отточенный кинжал (возможно, смазанный ядом). Одного удара оказалось достаточно. Смерть наступила мгновенно.
Убийца пустился бежать, но споткнулся обо что-то и упал. На него накинулись телохранители и задушили на месте (последнее обстоятельство представляется нам довольно подозрительным – ввиду серьезности совершенного преступления не мешало бы взять террориста живым и выпытать у него «всю подноготную» – не протянулись ли щупальца низаритских заговорщиков до самого султанского дворца?)…
Существует и иная версия этих разыгравшихся в славном городе Исфагане драматических событий. В отместку за убийство муэдзина главной мечети города Савы, предводителя местных низаритов города (а вовсе не плотника Тахира), по приказу вазира Низама аль-Мулька, схватили и предали медленной мучительной смерти. После казни замученного убийцы показательно проволокли по улицам Савы и на несколько дней вывесили труп на главной базарной площади. Жестокая казнь единоверца вызвала взрыв негодования и возмущения в среде низаритов, докатившись до крепости Аламут. Возмущенная толпа аламутских низаритов сошлась к келье своего духовного наставника и главы тайного ордена. По легенде, Гас-сан ибн Саббах поднялся на крышу своей кельи и громогласно произнес: «Убийство этого шайтана (дьявола, демона, беса, сатаны – В.А.) предвосхитит райское блаженство!»
Не успел «горный старец» спуститься с крыши в свою келью, как из толпы выделился молодой человек по имени Бу Тахир Аррани (однако же не плотник, а один из «фидаинов» – «готовых жертвовать собой») и, опустившись на колени перед Гассаном ибн Саббахом, изъявил желание привести в исполнение вынесенный смертный приговор, даже ценой своей собственной жизни.
Небольшой отряд фанатиков-низаритов, получив благословение от главы своего ордена, разбился на мелкие группы и двинулся в сторону столицы государства Сельджукидов. Ранним утром 10 (а не 18) октября 1092 года фидаин Бу Тахир Аррани каким-то способом умудрился проникнуть на территорию дворца вазира. Спрятавшись в зимнем саду, он терпеливо поджидал свою жертву, прижав к груди длинный, острый, как бритва, кинжал, лезвие которого было предварительно смазано ядом. Ближе к полудню на аллее появился рослый тучный человек, облаченный в пышные, богатые одежды и белоснежный шелковый тюрбан, увитый жемчужными нитями (передвигавшийся пешком, а не в носилках). Бу Тахир Аррани никогда не видел вазира, но, судя по тому, что человека, идущего по аллее, окружало большое количество телохранителей и вооруженных молодых рабов-гулямов, убийца решил, что это мог быть только вазир. За высокими, неприступными стенами дворца порядком разленившиеся телохранители чувствовали себя слишком уверенно, и обязанность охранять жизнь и здоровье вазира воспринималась ими как не более чем ежедневная ритуальная повинность. Улучив удобный момент, Бу Тахир Аррани подскочил к нечестивому вазиру и нанес ему, по меньшей мере, три удара (а не один, как в вышеприведенной версии) отравленным кинжалом. Ошеломленная стремительностью теракта охрана подоспела к месту преступления слишком поздно. Прежде чем убийца был схвачен, вазир уже бился в предсмертных конвульсиях. Охрана в буквальном смысле слова порвала Бу Тахира Аррани на куски, но смерть злополучного Низама аль-Мулька стала сигналом к штурму дворца другими фидаинами тайного ордена, бывшими уже наготове. Низариты окружили и подожгли дворец убитого вазира, в суматохе сгоревший дотла.
