В конце концов, Рукн-эд Дин Хуршах был вынужден сдаться. Взяв Аламут измором, татаро-монголы (и поддерживавшие их вспомогательные грузинские православные войска) согнали мулидов-низаритов, под предлогом переписи, в кучу и всех перерезали. Говорят, что при этом погибли тысячи ассасинов. Явившись с повинной головой в ставку хана татаро-монголов, имам Рукн-эд-Дин повел себя крайне недостойно и малодушно. Он слезно клялся, что якобы хотел сдаться «несущим смерть Чингиз-хана сынам» уже давно, но опасался… фанатизма своих собственных подданных. То есть, иначе говоря, недостойный преемник «худжжи» Гассана ибн Саббаха совершил очередную подлость, дойдя при этом до предела падения – он фактически надругался над верностью и предал память членов собственного ордена, не щадивших за него своих жизней в боях с жестоким врагом. Изощренный в тонкостях восточного дипломатического этикета, монгольский хан притворился, что поверил «горному старцу», и обанкротившийся имам некоторое время прожил в почетном плену в ставке Хулагу, пока монголо-татары, силой или хитростью (а также, вероятно, пользуясь именем как бы перешедшего под их покровительство имама, как приманкой), не завладели остальными ассасинскими твердынями в Иране, Ираке и Сирии.
Процитируем в данной связи еще раз отважного венецианского путешественника Марко Поло:
«Рассказал я вам о делах горного старца и его асасинов, а теперь опишу, как и кем он был уничтожен.
Но вот что я позабыл, и теперь доскажу: у старца таких, что повиновались ему и по его обычаю жили, было во всей стране, от Дамаска в одну сторону, до Курдистана в другую (в действительности низариты, подчиненные «горному старцу», были распространены гораздо дальше на восток, чем сказано в тексте книги Марко Поло; согласно Рашид ад-Дину Фазлуллаху Хамадани – между прочим, всеми фибрами души ненавидевшему вероотступников-измаилитов, как подобало всякому уважающему себя правоверному сунниту-шафииту; впрочем, в 1318 году почтенный летописец был обезглавлен по обвинению в… тайном исповедании иудаизма! -, ряд «крепостей еретиков» располагался в Кухистане, в том числе – в восточной его части, например, крепость Туй, и даже в центральном Хорасане – например, крепость Торшиз – В.А.).
Довольно об этом, расскажем об его погибели.
Это было в 1262 году. Алау (Хулагу – В.А.), царь восточных тартар (так у Марко Поло – В.А.), узнал обо всех злых делах, что творил старец, и решил уничтожить его. Набрал он из своих князей и послал их с большой ратью к той крепости; три года осаждали они ее и не могли взять; будь там продовольствие, никогда бы не взять ее, но через три года нечего было там есть. Так-то был взят и убит старец Ала-один вместе со всеми своими; с тех пор и поныне нет более ни старца, ни асасинов. Кончилось и владычество старца, и злые дела, что творил он в старину».
Понятно, что Марко Поло, не являвшийся непосредственным свидетелем и очевидцем событий, не во всем был точен. Монголо-татары хана Ху-лагу не могли держать в осаде три года (1262-1265), а затем убить «горного старца» и имама Алла ад-Дина Мухаммеда III (убитого еще в 1255 году в Ширкухе к юго-западу от города Йезда). В осаде сидел его сын (по указанию которого Алла ад-Дин Мухаммед III и был убит!), последний «горный старец» и имам – Рукн ад-Дин Хуршах, и сдался он хану Хулагу не в 1265, а в 1256 году.
Как писал цитируемый нами выше иранский историк Рашид ад-Дин Фазлуллах Хамадани:
«Когда Хулагу-хан увидел Хуршаха, он понял, что (тот) юн, неопытен и неразумен (заметим в этой связи, что сей якобы юный и неопытный Хуршах, после убийства своего отца, и глазом не моргнув, приказал одному из своих «фидаинов» заколоть убийцу – тоже, между прочим, низарита!, а сыновей убийцы повелел сжечь на площади на глазах у всего «честного народа»! – В.А.). Он обласкал его и обнадежил посулами (чтобы с его помощью скорее сломить сопротивление измаилитов – В.А.)».
Пребывавший в почетном плену у Хулагу низаритский имам влюбился в монголку-служанку и попросил разрешения на ней жениться. Разрешение было дано. Тем временем почти все крепости низаритов уже сдались татаро-монголам, и теперь был нужен только повод, чтобы каким-то образом отделаться от их назойливого и не в меру услужливого имама. Рукн ад-Дин Хуршах сам подсказал «степным батырам» такой повод. Он изъявил горячее желание съездить в ставку Великого хана Менгу, дабы лично засвидетельствовать свое нижайшее почтение «Джихангиру – Повелителю Вселенной».
«Несущие смерть Чингиз-хана сыны», которым экс-имам разгромленных низаритов к тому времени успел до смерти надоесть, с готовностью снарядили небольшой караван для спустившегося с гор «горного старца» и его новой жены. Почтовое дело в татаро-монгольской державе было поставлено образцово, ямская служба, несмотря на боевые действия, продолжавшиеся в разных частях еще далеко не замиренной евразийской империи Чингизидов, работала бесперебойно, и через несколько месяцев имам мулидов оказался в Каракоруме. Относительно дальнейшего хода событий существуют различные версии. Многие историки считают, что Великий хан Менгу наотрез отказался принять низаритского имама и прогнал его обратно. В пути последний «горный старец» и имам ассасинов пропал без вести. Судя по всему, он был ликвидирован монголами за ненадобностью.
Как писал Рашид ад-Дин Фазлуллах Хамадани: «Затем он (Хулагухан – В.А.) отправил его (Хуршаха – В.А.) на служение каану (Великому хану монголов Менгу– В.А.). О смерти его рассказы различны (есть среди этих рассказов и такой, согласно которому низаритского имама, из уважения к его высокому, хотя и в прошлом, сану, казнили без пролития крови, насмерть затоптав сапогами, а не зарубили, как всю его свиту – В.А.). Подлинно то, что когда до каана дошло известие, что едет Хуршах, он… послал гонцов, чтобы его по дороге убили (согласно этой версии, получается, что последний имам измаилитов даже не доехал до велико-ханской ставки! – В.А.). Так проходит слава мира…
Следующей целью повелителя монголо-татарских завоевателей, принявшего, после разгрома низаритов, титул ильхана (вассала Великого хана), была столица аббасидских халифов – сказочно богатый город Багдад (название которого означает, в переводе с персидского языка, «Богом данный» или «Дар Бога»). Монголо-татары уже пытались овладеть Багдадом в 1238 году, но безуспешно. К описываемому времени халифы багдадские практически утратили всякую реальную власть, кроме духовной, над мусульманским (а фактически – суннитским) миром, выполняя (сначала при сельджукских султанах и азербайджанских атабеках, а позднее – при египетских султанах) роль, сравнимую с ролью средневековых японских микадо (тэнно) при воинственных сёгунах – носителях реальной власти (а впоследствии – с ролью лишенных реальной власти сёгунов при ставших носителями этой реальной власти сиккэнах).
Тем не менее, халиф багдадский Мустасим (подобно папе римскому в Италии) по-прежнему владел своей собственной территорией, защищать которую от монголо-татар он вознамерился во главе своего собственного войска, попавшего в искусно расставленную монголами ловушку и практически уничтоженного до последнего человека. Сам халиф был, по приказанию ильхана Хулагу, по одной версии, зашит в мешок и забит до смерти палками; по другой версии – плотно завернут в ковер и затоптан до смерти монгольскими лошадьми; по третьей – привязан к хвостам четырех диких коней и разорван ими на части; по четвертой – брошен живым в огромную полую башню, доверху заполненную пеплом, в котором задохнулся; по пятой (приведенной в уже цитировавшейся нами выше книге венецианского купца и путешественника Марко Поло – между прочим, много лет служившего Великому хану монголов Хубилаю в далеком Китае, центре Великого Монгольского Государства – и объездившего все татаро-монгольские владения) – заточен ханом Хулагу в своей собственной сокровищнице, богатства которой пожалел потратить на наемное войско, достаточное для отражения монгольского нашествия, и уморен голодом среди бесчисленных сокровищ – и все это лишь для того, «чтобы не проливать публично кровь владыки правоверных»! Истреблены были также сыновья и прочие сородичи халифа. Правоверные мусульмане-сунниты остались без своего верховного владыки (впрочем, шиитам и, в том числе низаритам, до этого не было никакого дела).
