В 1261 году мамелюкский султан Египта Бейбарс (куман, то есть кипчак, или, по-нашему, половец, по происхождению, а по другой версии – черкес) пригласил единственного уцелевшего после разорения Багдада монголами Аббасида – дядю (по другой версии – брата) убитого монголо-татарами халифа Мустасима – к себе в Каир, где и провозгласил его халифом всех правоверных. С тех пор мамелюкские султаны Египта рассматривали присутствие в египетской столице Каире аббасидских халифов как гарантию легитимности своей собственной власти. После разгрома мамелюков и завоевания Египта турками-османами в 1517 году последний аббасидский халиф был вывезен в Стамбул (так османы называли захваченный ими в 1453 году Константинополь), где и отказался от своего халифского титула в пользу турецкого султана-падишаха Селима I, считавшегося с тех пор (по крайней мере, формально) не только светским, но и духовным владыкой почти всех мусульман мира (придерживающихся суннитского толка ислама). Его власть не признавали только шииты, считавшие своим главой персидского шаха, да уцелевшие измаилиты-низариты, считавшие (да и по сей день продолжающие считать) таковым Ага-хана, потомка последнего «горного старца» и имама (о нем у нас еще пойдет речь далее).
Разрушение столицы багдадских халифов татаро-монголами вселило страх в сердца всех магометан мира (кроме, разве что, измаилитов и других шиитов) и радость – в сердца азиатских христиан. Торжествуя, они неустанно восхваляли падение «Второго Вавилона» (так христиане именовали Багдад, в отличие от «Первого Вавилона» – Каира), и даже величали татарского хана Хулагу «Вторым Константином», отомстившим врагам Христовым за унижения и слезы христиан.
Первым среди государств, расположенных на Восточном побережья Средиземного моря, в полной мере осознало важность вторжения монголо-татар на Передний Восток для борьбы с исламом армянское христианское царство (королевство), расположенное в Киликии, давно тесно связанное с левантийскими государствами крестоносцев. Царь (король) Хетум Армянский по собственной инициативе отправился со щедрыми дарами ко двору Великого Хана (каана) монголов Менгу. Хетум получил от Менгу-Хана ярлык (жалованную грамоту), утвердивший его во владении Киликийским королевством и одновременно провозгласивший его главным представителем христиан всей Западной Азии. Наряду с гарантией неприкосновенности жизни и имущества населения Киликийского царства, армянскому царю были выданы монголо-татарами тарханные (охранные) грамоты для церквей и монастырей, освобождавшие их от уплаты налогов и податей.
Попытка армяно-киликийского царя Хетума заключить союз с монголо-татарами, с целью окончательного предотвращения исламской угрозы христианским государствам Переднего Востока, нашла положительный отклик у всех тамошних христиан. Зять царя Хетума, «франкский» князь Боэмунд Антиохийский, первым из правителей «латинских» государств Леванта присоединился к армяно-монголо-татарскому военному союзу. Оба христианских государя (римо-католик и армяно-григорианский моно-физит) со своими войсками (а также православные грузинские воинские контингенты) влились в ряды монголо-татарской армии вторжения (включавшей в себя множество христиан преимущественно несторианского толка) и приняли участие в походе ильхана Хулагу на недобитых мусульман. В качестве награды за верность монголо-татары возвратили князю Боэмунду Антиохийскому целый ряд отнятых у него прежде сарацинами городов, крепостей и замков, в том числе Латакию-Лаодикею, со времен султана Салах ад-Дина пребывавшую под властью мусульман.
Совместный поход христиан и монголо-татар против мусульманской Северной Сирии начался в сентябре 1259 года. После недолгого сопротивления ими был взят город Халеб, бывший некогда цитаделью покровителя низаритов – кровожадного султана Ридвана. В соответствии с монголо-татарской практикой, весь гарнизон и мусульманское население города были вырезаны. После алеппской резни по всей магометанской Сирии распространились страх и ужас. Султан Дамаска даже не осмелился защищать свой город от монголо-татар и в панике бежал в Египет, а перепуганные горожане 1 марта 1260 года без боя (а по утверждению Л.Н. Гумилева – после короткой осады) открыли ворота и сдали столицу мусульманской Сирии завоевателям. Начиная с достопамятного 635 года Христианской эры, когда халиф Омар, друг пророка Мухаммеда (тот самый, павший при входе в мечеть от кинжала перса Абу Лаулу Пероза), отвоевал этот город у православной Восточной Римской империи для мусульман, прошло ни много, ни мало – шесть веков (!), в течение которых ни один христианский государь еще не вступал в Дамаск победителем. С падением Дамаска, казалось, наступил конец господству ислама в Азии. В Дамаске, как и повсюду в Западной Азии, монгольское завоевание ознаменовало собой начало восстановления позиций местного христианства. Начавшийся процесс возрождения был, однако, прерван и обращен вспять тремя событиями чрезвычайной важности.
Первым из них была последовавшая в 1259 году внезапная смерть Великого хана монголов Менгу, вторым – военное столкновение между монголо-татарами и мамелюкским Египтом, неудачное для монголо-татар, третьим – головокружительный взлет египетского военачальника-мамелюка Бейбарса, ставшего новым султаном страны пирамид. После падения Дамаска монголо-татары направили в Каир посланника с требованием беспрекословно подчиниться власти Великого хана, правящего миром из далекого Каракорума. Однако султан мамелюков Кутуз, выслушав монгольского посланника, велел обезглавить его вместе со свитой. Незадолго перед тем аналогичный поступок с монголо-татарским посольством стоил царства и головы куда более могущественному мусульманскому государю, окончательно сломившему власть сельджуков над Средней Азией – хорезмшаху Мухаммеду (знакомому людям моего поколения, прежде всего, по одной из любимых книг нашего детства – историческому роману Василия Григорьевича Яна о Чингиз-хане). Отныне война монголо-татар с последней еще не покорившейся им великой исламской державой стала совершенно неизбежной.
Если бы не внезапная смерть каана Менгу, монголо-татарская конница, насчитывавшая (по сведениям современников, как всегда, несколько преувеличенным) не меньше ста тысяч сабель, при поддержке крестоносцев, армянского войска, грузинских отрядов и практически всех христиан Востока, воспрянувших духом в ожидании скорого крушения господства исламского Полумесяца, в короткий срок захватила бы Египет и подавила там всякое сопротивление власти монголов. Однако смерть Великого хана в корне изменила ситуацию, и ильхан Хулагу отреагировал на нее, как в свое время Бату-хан, полководец бывшего Великого хана Угедея и покоритель Восточной Европы. Когда Бату-хан в 1241 году, опустошив Польшу и Нижнюю Силезию, получил известие о смерти Великого хана и о созыве курултая, он немедленно повернул со своим войском назад в Монголию, чтобы успеть на совете ханов закрепить за свои завоевания за собой и своим родом в качестве удела. Так и Хулагу-хан после смерти Менгу-хана, также опасаясь за свою власть, с большей частью своих войск отступил на Восток.
Оставшаяся в Сирии часть монголо-татар, во главе с отважным полководцем Китбугой, исповедовавшим христианство, сражавшимся под знаменем с изображением Святого Креста (который многие монгольские и татарские христиане носили и на шлемах) и повсюду возившим за собой несторианских священников, выступив в так называемый «Желтый Крестовый поход» для освобождения от мусульман Иерусалима, сошлась с войском египетских мамелюков в битве при Айн-Джалуте (этот топоним означает буквально «Источник Голиафа» – именно там, по легенде, исполин-филистимлянин Голиаф-Джалут был сражен камнем из пращи Давида-Дауда), неподалеку от библейского города Сихема (Шхема), именуемого греками Неаполем, «франками» – Наплюзой, а арабами и турками – Наблусом (в 1260 году). Численное превосходство мусульман, которыми командовали султан Кутуз и эмир Бейбарс, сыграло на руку мамелюкам. Бейбарс ложным отступлением завлек Китбугу в засаду, где на него с трех сторон ударили мамлюки. Монгольская армия потерпела поражение.
