Из грамоты «вернолюбезному» Войску Донскому императора Александра I от 13 апреля 1813 г.
«Мужественная и неутомимая бдительность войскового атамана графа Платова, також и сподвизавшихся с ним всех войска сего храбрых Генералов, Офицеров и всех вообще Донских Урядников и Казаков, много способствовали к преодолению великих сил неприятельских и к одержанию над ними полных и знаменитых побед».
Казачья песня «Платов во время битвы»
Про Платова-казака
Прошла слава хороша:
За его храбры дела
Будем помнить навсегда.
От своих чистых сердец
Совьем Платову венец.
Головушку обовьем,
Громко песню запоем,
Громко песню запоем,
Мы в армеюшке живем:
Никакой нужды не знаем,
Французика поджидаем.
Как не пыль в поле пылит,
Лес, дубравушка шумит,
То по горке, по горе
Платов скачет на коне.
Он поближе подскакал,
Речь хорошую сказал:
«Враг сидит уж в западне
В нашей матушке Москве».
Дуван и «Вихорь-атаман»
[170]В кампанию 1812 года казачьи формирования Российской императорской армии сыграли огромную роль. Их действия очень высоко оценивали подавляющее число авторов, писавших на эту тему. Успехи казачьих полков, численность которых не превышала 30 тысяч человек в 1812 г., действительно, можно назвать блистательными, и они производили впечатления на любого исследователя. На счет казаков оказались записанными 30 французских знамен и штандартов, 500–548 артиллерийских орудий, от 50 до 70 тысяч пленных. Это не считая многочисленных трофеев, представленных русскому командованию, Но, кроме того, в руки казаков попала огромная добыча, не включенная в официальные рапорты. В первую очередь это различные ценности, вывезенные наполеоновскими войсками из оставленной русскими Москвы, а также другое имущество, не имевшее военного значения. Строго говоря, все казачьи части не входили тогда в состав регулярных войск (считались иррегулярными) и на них не распространялась вся строгость воинских армейских уставов, а высшее начальство закрывало глаза на многие их действия, иногда весьма неприглядные.
Российская историческая наука, как дореволюционная, так и советская, старалась не замечать многие «неудобные моменты» в 1812 г. Например, в самых разнообразных источниках оказались зафиксированными многочисленные факты грабежа и мародерства не только французских, но и русских воинов. Такого рода «грехи» современники, не без основания, часто приписывали в первую очередь казакам.
Попробуем рассмотреть данное негативное явление в боевой практике 1812 г. Для этого обратимся к предыстории этого малоисследованного вопроса. В стародавние времена, когда походы «за зипунами» и «ясырем» (военной добычей) являлись одним из важнейших и главных источников существования воинственных жителей Тихого Дона, у казаков вся военная добыча называлась особым общим термином «дуван». Причем все добытое в бою у противника (имущество и пленные) считалось коллективной собственностью всех участников похода. Захваченное добро складывалось в общий котел и передавалось на хранение в походную войсковую казну. Лишь по окончании похода казаки собирались вместе «дуван дуванить» ― производить дележ доставшихся трофеев. Доля каждого зависела от отличия и степени личного участия в боях, а также в расчет бралось пребывание на выборной войсковой должности во время похода. Пай погибших получали родственники. Часть добычи жертвовалась в православные монастыри и церкви (в частности, на помин души усопших), туда же отдавались для переплавки на колокола разбитые трофейные пушки «супостатов» (на память о победах донцов). Существовало и нерушимое жесткое правило: «Без атамана дуван не дуванят». Вероятно, именно он предлагал на общий суд участников похода принципы и правила дележа и выделял особо отличившихся на поле брани. Естественно, пай самого предводителя был в несколько раз больше доли рядовых казаков. Повышенное вознаграждение также ожидало походного есаула, как помощника атамана, и других выборных донских начальников.
Эти уходящие глубокими корнями в седую донскую старину почти былинные правила просуществовали в воинской практике иррегулярных соединений Российской империи довольно долго. Официально их отменили лишь во времена жесткого правления Николая I, но сам «дуванный» дух среди казачества вряд ли можно было искоренить в одночасье даже на основании выхода самого строгого запретительного регламента. Это вполне объяснимо, так как вольные казачьи общины, сформировавшиеся и постоянно находившиеся в ожесточенных схватках со своими степными соседями, переняли от них многие «варварские» и «азиатские» обычаи ведения военных действий. А как известно, период «варварства» проходят в своем развитии любые человеческие сообщества и народы, не исключая даже тех, которые сегодня являются образцами цивилизованности.
К 1812 г. стародавние «дуванные» традиции казачества, вероятнее всего, уже значительно видоизменились из-за возросшей численности и усложнения войсковой структуры (десяток, сотня, полк, бригада, отдельный корпус). Например, каждый десяток в сотне вел уже свое хозяйство и возил продовольствие и имущество в отдельных от остальных сумах (отсюда у казаков возник новый термин «односум», то есть сослуживец). Видимо, уже тогда вся военная добыча, при сохранении незыблемости устоявшегося принципа коллективизма, собиралась воедино на уровне десятка или сотни, а затем какая-то часть выделялась в вышестоящие войсковые инстанции для распределения среди непосредственных казачьих начальников. Все подробности и пропорции дележа захваченной добычи выяснить трудно за неимением надежных источников, но бесспорных доказательств того, что такая система функционировала во время войн, достаточно. Поскольку этот процесс не афишировался и происходил скрытно от любопытных российских глаз (во многом противореча имевшимся юридическим постановлениям империи) и регламентировался укоренившимися в массовом сознании неписанными нормами казачьего обычного права, то остались лишь глухие упоминания и косвенные свидетельства о стойкой живучести законов «дувана» на театрах военных действий.
Не только в ХVIII в., но и в начале ХIХ столетия высшие лица в российской бюрократической иерархии не порицали и не считали зазорной практику захвата военной добычи казаками, мирились или просто закрывали глаза на эту проблему. Иногда же использовали в своих целях, играя на корыстных интересах казачества. Так, в 1801 г. император Павел I, посылая своих донских подданных в экспедицию на завоевание английского Индостана, недвусмысленно обещал атаману В. П. Орлову в награду Войску Донскому за предстоящие лишения и подвиги «все богатство Индии». Генерал от инфантерии князь П. И. Багратион в 1809 г., руководя русскими частями в Молдавии на театре военных действий против турок, в своем приказе по армии, обращаясь к российским воинским чинам разных рангов, подтверждал, во избежание каких-либо конфликтов, устоявшееся и апробированное на практике правило: «Более половины (добычи) никогда от войск казачьих не требовать и не брать».
