– Джим, подожди нас здесь. Мэдлин, прошу, – он сделал приглашающий жест и пропустил её вперёд.
* * *
Тусклый свет придорожных фонарей едва освещал узкую улицу. Очередной выходной костюм промок насквозь и противно прилип к телу. Моросящий дождь, которому не видно было конца, раздражал Стэна не меньше, чем всё остальное. Склочные старушки, пафосные адвокаты со своими безропотными жёнами, свихнувшиеся бандиты, обманутые мужья и неграмотные чернокожие служанки, которые разбираются в душах получше священников. Неужели она правда видела то, что было неподвластно другим людям? Нет души… Конечно, у него не было души, ведь он продал её много лет назад, чтобы спасти ту хозяйку красного кимоно… Как он скучал сейчас по трущобам Гонгонга или джунглям Восточной Азии, где всё было так понятно и просто. Даже в Мемфисе он смог прижиться. Благодаря Эм, но всё же. Здесь он чувствовал себя чужаком, и Мёрдок ему не помогала. Сегодняшний день показал, что между ними медленно разрасталась пустота.
Худая спина Сесиль мелькала чуть впереди, и её плечи вздрагивали под порывами ветра. Девушка двигалась быстро, будто опаздывала куда-то или просто хотела убежать от Стэна. Нагнав её, Флеминг какое-то время молча шагал рядом.
– Мерзкая погода, правда? – сказал он, чтобы отвлечься от мрачных размышлений.
– Да, сэр, – Сесиль вежливо улыбнулась, – у нас в это время года часто идут дожди.
– Говорят, на родине моих предков дождь поливает триста дней в году, – заметил Стэн философски, вглядываясь в размытую дорогу впереди. Сесиль не ответила, но он и не ждал особой реакции. – Но я никогда там не был, – он продолжил говорить скорее для самого себя. – Я родился в колонии. Ничего хорошего, но это привычка – жить там, где родился. Я часто вспоминаю об этом. По-моему, это называется ностальгией.
– А я никогда нигде не была, кроме Гринбелла, – сказала Сесиль, потупив взгляд. – Здесь мне нравится. По воскресеньям мы ходим в церковь, и пастор О’Грэйди рассказывает много интересных вещей. Еще мы там песни поём. А миссис Парсонс учит меня на рояле играть. Она говорит, я способная. А ещё иногда у нас бывают танцы.
– И ты никогда не хотела уехать отсюда?
– Я не думала об этом. Да и куда я поеду? – она повела плечами, сильнее закутываясь в шерстяную шаль.
– В Мобил, да куда угодно!
– Нет, мистер Флеминг, это не для меня.
– И что, ты готова так всю жизнь быть служанкой? Тебе это нравится?
– Мистер Мёрдок строгий, но я уже привыкла. Я живу в его доме и благодарна за это. Несколько поколений моей семьи проработало в доме Мёрдоков. Мне некуда больше идти, да я и не понимаю зачем.
Стэнли молча кивнул. Что ж, смирение – неплохой защитный механизм, который позволяет принять любые жизненные обстоятельства. Надо просто притвориться, что они тебе нравятся. Тяжело вырваться из системы, особенно когда ты молод и неопытен. Весь парадокс в том, что потом может стать уже поздно что-то менять.
Они подошли к дому и поднялись на крыльцо. Сесиль достала из-под шали связку ключей и, ловко открыв дверь, пропустила Стэна внутрь.
– Вам что-нибудь нужно, мистер Флеминг? Может быть, разогреть обед?
– Спасибо, Сес. Не стоит, я только что поужинал. Лучше найди мне какую-нибудь подходящую одежду, чтобы бродить по болотам. У меня с собой только пара костюмов. Надеюсь, мистер Мёрдок не станет возражать.
– Хорошо, я посмотрю что-нибудь в старых вещах мистера Мёрдока, – поспешно поднявшись по лестнице, девушка скрылась за одной из дверей.
Стэн поднялся в свою комнату и, стянув вымокший костюм, упал на скрипучую кровать. Голова гудела, и на месте шрама несперпимо зудело. Всё тело горело, как будто кто-то решил вскипятить его кровь. «Нужно сделать укол», – подумал Стэн, но продолжал лежать. Ему даже показалось, что он провалился в сон, когда в дверь раздался оглушительный стук.
Сес принесла одежду Джеральда. Увидев обнаженный торс Стэна в наспех сооруженной из полотенца набедренной повязке, она покраснела до кончиков ушей и, вручив аккуратно сложенную стопку вещей, вылетела в коридор. Стэн усмехнулся ей вслед и начал одеваться.
* * *
Мёрдок сложила зонт и в полной тишине, нарушаемой только шумом дождя и лаем собак вдалеке, спустилась по скользким ступеням и остановилась перед хлипкой дверью, от которой несло сквозняком. Пастор сделал несколько коротких стуков через равные паузы. Сначала ничего не происходило, но потом внутри послышался скрип, шаги и сквозь щели просочились лучи света.
– Джон, это я, – сказал О’Грэйди, и их впустили внутрь.
Джон Беннет, долговязый и тощий, такой же как Джордж, только на три десятка лет старше, недовольно нахмурился при виде Мёрдок, но промолчал. Вместе они прошли через небольшую комнату, которая служила тамбуром, и попали в просторное помещение с низким потолком и скудным освещением, заставленное деревянными столами. Мужчины, сидевшие за несколькими из них, обернулись, а кто-то даже присвистнул. Мэд осмотрелась, чтобы отыскать отца среди пьяниц, коротавших вечер за картами и самогоном, но их лица расплывались в сизом дыме.
– Эй, красотка, составь компанию старику Корби, – крикнул ей один из них.
– Не обращай внимания, – пастор взял Мёрдок под локоть и повёл дальше под дружное улюлюканье.
Кто-то схватил Мэд за юбку. Вслед раздался невнятный набор звуков, в котором ей показалось нечто ругательное.
– Что? – повернулась она к наглецу – развалившемуся на стуле мужчине средних лет в засаленной рубашке и с зачёсанными набок давно немытыми волосами.
– Хакси, уймись, – обратился к нему же пастор. – Мэдлин, идём.
– Нет, я хочу, чтобы он ещё раз повторил то, что сказал, – сказала Мёрдок, высвобождая свой локоть.
– Позвольте поцеловать вашу ручку! – проговорил Хакси, проглатывая гласные, и снова потянулся к ней.
– Ах, вы хотите поцеловать мне ручку? – Мёрдок подошла ближе. – А может быть что-нибудь ещё?
Она поставила ногу на свободный стул рядом с ним. Он вожделенно вздохнул и под одобрительные смешки коснулся её своей потной ладонью. Мэд демонстративно откинула подол, открывая взорам как минимум половины собравшихся кружевной край чулок и револьвер.
– Руки прочь! – она взвела курок и направила дуло на наглеца.
– Ух, какая грозная малышка, – захохотал он, но улыбка исчезла с его лица, когда пуля разбила вдребезги наполовину пустой стакан с мутной жижей, стоявший на его столике.
В подвале повисла такая тишина, что стало слышно, как билась об стекло муха, скрипели половицы где-то в другой комнате, и удивлённо-возмущённый голос отца:
– Мэдлин!
– О, папа, – произнесла Мёрдок на французский манер с ударением на последний слог, – вот уж не ожидала, что ты тут прозябаешь с этими пропойцами.
Он обвёл тяжёлым взглядом притихших мужиков.
