Он справился, а когда снова посмотрел на Далию, обнаружил, что она отмахивается – даже сломанной рукой – от нескольких похожих на ос насекомых, жужжавших перед ее лицом. В первый момент он подумал, что колесо попало в гнездо земляных ос, но затем рассмотрел у одного из существ подобие человеческого лица и понял, что они с Далией попали в беду.
Потом он услышал гудение роя за спиной, совсем рядом, и испугался, решив, что они обречены.
Он безуспешно подергал поводья, но экипаж застрял в грязи на обочине.
– Бежим! – закричал он и торопливо слез со скамьи.
Далия спрыгнула на землю с противоположной стороны, быстро превратила свой посох в нунчаки и стала вертеть ими, отгоняя насекомых, словно лошадиным хвостом, и сталкивая друг с другом, чтобы набрать заряд. Каждый новый укус вызывал у нее гримасу боли, а сломанная рука мучительно ныла.
Дверца экипажа со стороны Реджиса распахнулась, гудение роя усилилось, и наружу вырвалась целая туча крошечных существ.
Реджис побледнел, но рой прошел вокруг него, ни разу не ужалив, поднялся над лошадьми и полетел к Далии.
Она кричала, вертелась кругом, сталкивала нунчаки, выпуская мелкие молнии, но насекомые продолжали кусать и жалить, и Далия упала, покатилась по земле, продолжая отчаянно отмахиваться. В конце концов она сумела высвободить более мощный разряд, который разошелся от нее во все стороны, поразив не только насекомых, осыпавшихся мертвым дождем, но и ее саму. Далия судорожно дрожала, одежда ее дымилась.
Оставшиеся чудовища, похожие на ос, улетели.
Реджис подбежал к ней и помог подняться на колени, и она долго еще так и стояла, всхлипывая, с раздутым лицом и опухшими глазами.
– Нам надо двигаться, – поторопил ее хафлинг.
Она кивнула, поморщилась от боли и с трудом поднялась на ноги, прижимая к груди поврежденную руку.
– Они вылетели из экипажа, – сказал Реджис, подойдя вместе с ней к открытой дверце.
Кокон, скрывавший Энтрери, лежал неподвижно, хотя по пути съехал с сиденья и наполовину оказался на полу.
Далия застонала: из того конца, что оказался ближе к двери, продолжали вылетать похожие на ос существа. Она получила около дюжины укусов, и мучительная боль от них не проходила, а теперь поняла, что эти мелкие монстры уже несколько дней пожирали ее возлюбленного!
Она стала поочередно бить нунчаками по краю кокона, выпуская оставшиеся разряды и сжигая насекомых, пока они не успели взлететь. Ярость помогла ей превозмочь боль, и Далия вытащила кокон из экипажа и бросила на землю, а потом попыталась разломать обгоревший край. Она выхватила висевший на поясе кинжал и стала яростно колоть и рубить оболочку.
– Нет! Нет! – кричала она каждый раз, когда останавливалась и видела, что ее усилия напрасны.
– Далия, – негромко окликнул ее Реджис. – Мы должны двигаться.
– Помоги мне! – заорала она.
– Далия, не сейчас. Надо уходить.
Она подняла голову и ухмыльнулась, но ее злость растаяла, когда стало ясно, что Реджис, говоря с ней, смотрит не на нее, а в ту сторону, откуда они приехали. Далия резко обернулась.
Над дорогой к ним с улыбкой на лице летела маленькая белоглазая девочка.
Все с той же жуткой улыбкой.
– Помоги мне! – крикнула Далия, пытаясь поднять кокон и положить его в экипаж.
– Он умер, Далия…
– Помоги мне!
Ее голос грозил смертью, и это была не пустая угроза.
Вдвоем они затащили кокон в экипаж и снова забрались на переднюю скамью, где Далия, схватив поводья, хлестала лошадей, пока они не вытащили карету из грязи, а потом снова покатили экипаж по дороге.
Вскоре после этого измученная и искусанная женщина уснула.
Глубоководье уже осталось далеко позади, лошади устали, но Реджис упрямо гнал их на север.
Какой-то сумасшедший дворф, решил про себя Закнафейн. Ведь этот глупец – славный, отважный глупец – бросился прямо в морду ловца, гигантские мандибулы с треском сомкнулись вокруг его тела, принявшего полную мощь магического луча голема – луча, уже начавшего превращать его в камень.
Закнафейну некогда было рассуждать, и он лишь понадеялся, что окаменевшая статуя дворфа заблокирует следующие выбросы магического луча.
Но нет! Закнафейн едва успел преодолеть оставшиеся несколько шагов и обрушить мечи на ближнюю к нему лапу паука, как странный дворф превратился в облако газа.
А потом снова стал дворфом из плоти, а не из камня.
– Мой Пуэнт! – услышал Закнафейн позади себя крик короля Бренора.
– Мой король! – заорал в ответ дворф Пуэнт и заколотил одетыми в рукавицы с шипами кулаками по глазам голема, вызвав протестующий визг монстра, отчаянно пытавшегося его сбросить, и отчаянные крики: «Давай!» от команд давилок.
Пуэнт целиком отдался боевой ярости и самозабвенно колотил по глазам, игнорируя вновь сомкнувшиеся вокруг него мандибулы. Закнафейн энергично работал мечами, стараясь оторвать паучью лапу от земли.
– Ах ты, собака! – завопил дворф.
Закнафейн посмотрел вверх. Между глазами паука выгнулась арка разряда, и мастер оружия почувствовал, как нарастает мощность очередного луча. Он заметил, как изменилось лицо дворфа, и понял: этот отважный глупец обречен.
Но за миг до разряда между дворфом и мордой паука влетел шар зеленой клейкой массы, приклеившей отважного глупца к арахниду и связавшей обе его руки.
Закнафейн повернул голову, чтобы определить источник снаряда, и увидел рядом с собой Джарлакса, короля Бренора и двух его королев.
Король бежал навстречу почти верной смерти ради спасения друзей.
Эта мысль ошеломила Закнафейна. Какая из верховных матерей поступила бы подобным образом?
Его изумление возросло, когда король Бренор вдруг стал уже не дворфом, а гигантом, растущим с каждым шагом.
Закнафейну пришлось отскочить в сторону с пути мчащегося Бренора, а тот, подняв щит, налег на первую давилку с такой силой, что превзошел натиск всей команды дворфов.
Ловец поднялся еще выше, и дворфы стали напирать по всей линии, в итоге перевернув монстра и сбросив его вниз.
Паук полетел в трещину вместе с приклеенным к нему Пуэнтом и несколькими давилками. Одна из них ударилась в паука, когда тот пытался уцепиться лапами за стену, вторая по счастливой случайности оказалась на пути паутины, по которой тот хотел выбраться наверх.
Закнафейн покачнулся и изогнулся, его мечи полетели вниз, а сам он остался висеть, вцепившись пальцами в край трещины.
Значит, это смерть?
Так вот она, смертъ-тайна-забвение-уничтожение, последнее падение, треск шеи в веревочной петле, отлетающая под ударом топора голова, последний вдох разорванных легких, последние выпавшие внутренности. Отвратительнее, чем жизнь, охбудьтевывсенавекипрокляты! Обрыв мечты, не такой уж великой, просто шепот проклятий.
