Иисусе, я просто запуталась.
И все, все с самого начала делала неправильно!
— Мисс Мориц. Пансионаты для ведьм созданы для того, чтобы держать магию девочек под контролем – рано выявлять отклонения, учить жить с тем, что есть, — голос декана гудел, словно звучал из бочки. — В университет вас приняли без вопросов, потому что здесь тоже обучаются ведьмы. Как видите, я вам не враг, вы можете говорить со мной откровенно.
— Откровенно? — вдруг подняла я на него глаза. Очки блеснули, поймав солнечный луч и отрикошетили его в стену. — Я…я не понимаю, отчего должна лишаться своей магии. Она принадлежит мне, и я должна ею владеть. Что, если я не хочу делиться ею ни с кем? Все хотят ее присвоить: и оборотни, и…ведьмы…
Декан озадаченно почесал нос, бросил очередной быстрый взгляд в окно.
— Для чего этим сильным ведьмам моя магия? Они явно не остановятся ни перед чем, чтобы ее добыть – даже не против убийства. Меня. Что им нужно? Я не понимаю.
— Вы запутались, Бьянка, — декан обошел стол, положил свои широкие ладони мне на плечи со спины. Чуть сильнее сжал пальцы. — Это нормально. Вы попали в непривычные обстоятельства. Мы вам поможем разобраться. Во всем поможем.
Хватка его на плечах стала сильнее.
— Мне больно…пустите, — дернулась я, но ничего не вышло – так и осталась сидеть, пригвожденная к месту. Для человека декан оказался слишком сильным. Или эта его манера казаться безобидным в немодных пиджаках и старых галстуках сыграла со мной злую шутку, и я решила, что мне ничего не может грозить, расслабилась?
— Послушайте, мисс Мориц, — декан нагнулся к моему уху и зашептал. Быстро, горячо, что совсем не вязалось с тем человеком, что стоял у окна и близоруко посматривал в мою сторону. — Вы верно сделали, что пришли сюда. Мы о вас позаботимся.
— Пусти, — сжала я зубы, чувствуя, как изнутри поднимается магия.
— Не торопись тут все рушить, Бьянка, — он сдавил клешнями пальцы на плечах. — Твоя магия еще понадобится нам. Ты не в курсе, для чего понадобилась ведьмам? А я скажу тебе. Всем нужна магия. Оборотням – чтобы продолжать свой род. Ведьмам – чтобы поддерживать черное проклятье, которое не дает размножаться волкам. Все боятся за свое будущее.
— Что вы говорите, прекратите меня удерживать…
— Я скажу тебе кое-что, чего ты не знаешь, но должна узнать. Ведьмы тоже ищут девчонок с неустойчивой магией. В пансионатах, университетах. Это очень редкое явление, очень. И потому ошибиться нельзя. Ковен подпитывает их магией черное проклятье. До тех пор, пока оно не выйдет наружу. Возможно, твоя магия станет последней каплей, и…
— Ведьмы победят? — усмехнулась я.
— Это будет лучшим решением, — согласно рассмеялся он мне на ухо каркающим, стариковским смехом. — Все ведут свою игру. Все. Оборотни, ведьмы…
— А вы? Вам какой резон помогать им?
— Им? — он вдруг поднял руку и вытянул вперед указательный палец, указывая в окно. Следуя его жесту, я увидела, что к окну подлетают две точки. Они становились все больше и больше, и вот уже можно было различить очертания ведьм…женщины. Те, которые должны были пропасть под руинами дома Джеймса… Их волосы развевались на ветру, юбки трепыхались в ногах парусами пиратских кораблей. Черт…
— А я и не помогаю. Я противник оборотней. И потому поддержу тех, кто играет на поле против них. Держу пари, ты даже не знала, что существует ковен ведьм, таких же сильных, как и ты, только умеющих распоряжаться своей магией. Сейчас они держат популяцию волков под контролем. Да, приходится чем-то жертвовать – свободой, сотоварками, но тем ценнее будет потом победа.
— Вы сумасшедший. Пустите. И вам же будет лучше.
— Не угрожай мне, Бьянка. Не пытайся укусить того, кто может тебя съесть.
— Не в этот раз! — я резко дернула плечом, вскочила на ноги. Пригнулась, будто боксер на ринге, выставила вперед сжатые кулаки.
— Смешная! — декан отбросил очки в сторону. Когда не было необходимости притворяться, он стал совсем другим, и я оценила его артистизм. Теперь-то он точно не выглядел безвольным тюфяком. Высокий, сильный, подтянутый даже. Хитрый взгляд, хищная улыбка.
Вот только и я теперь не простая студентка.
Я – настоящая ведьма.
— Тебе не сбежать.
— А я и не собираюсь!
Крутанувшись на пятках, я рванула к окну…
-20-
— Альфа под стражей. Боюсь, что он проведет в полиции гораздо больше времени, чем думал.
Джеймс пробежал глазами по сообщениям в мобильном телефоне, который протянул ему бета. Адвокат стаи оборотней предупредил, что суд настроен решительно против освобождения альфы, и Джеймс прекрасно понимал, почему.
Он убивал себе подобных. Он ставил опыты на них. Он решил стать выше Бога.
В тот момент, когда Джеймс увидел, над чем работает отец, в нем все взревело страшной, пульсирующей яростью, туманной скорбью, огненным недовольством судьбой. Альфа считал, что делает верное дело – ищет способ стать независимым от магии ведьм, но при этом шагнул за грань. Так далеко, что уже и не видно.
Такое не прощается.
Оборотни были подконтрольны альфе, а тот предавал их доверие. Тихо, исподтишка.
Как бы он ни прикрывался красивыми словами о чести и долге, это было недопустимо.
Джеймс вздохнул. Посмотрел на синее небо, где белыми облаками, словно из сахарной ваты, играл хулиган-ветер, взбивая фантастические фигуры.
— Ведьмы, которые разрушили дом, должны понести серьезное наказание, — не останавливался бета.
Джеймс раздраженно цокнул языком.
Вся стая так или иначе смотрела на него, ждала от него шагов, действий, которые бы показали: все в порядке, жизнь течет в том же русле, что и прежде. Ведь недосказанность, неизвестность всегда страшит больше всего, даже больше смерти. Она порождает затяжной страх, который отупляет мозги, но чаще всего – приводит к немотивированной агрессии, которая может быть направлена не только наружу, но и вовнутрь.
А волкам нельзя выпускать свою ярость куда-бы то ни было…
— Выдвигаемся сейчас, — рыкнул Джемс, и бета уважительно пригнул голову к плечу.
Мужчина сверкнул желтыми звериными глазами:
— Значит ли это…
— Да, я поведу их вперед в качестве альфы.
Оборотни рядом, услышав те слова, которые ждали, завыли. Несколько мужчин обернулись в волков и повернули уши в сторону Брауна.
Джеймс прищурился и послал мысленный сигнал, образ по примеру отца в той злосчастной лаборатории. И тут же голова взорвалась на тысячи осколков от боли. Калейдоскопом, ускоренной перемоткой пробежали перед его внутренним взором тысячи тысяч картинок, не связанных между собой.
