16 ч. 00 мин.
Волны Северной Атлантики немилосердно трепали подлодку, так что «Илья Погодин» только перекатывался с гребня одной волны на гребень другой. Беспокойное море било в закругленные нос и корму, а нескончаемые шеренги волн бились о стальную обшивку подлодки, не только взлетали в небо фонтанами, но и производили такой грохот, что можно было подумать об июльской грозе. Осадка лодки была низкой, поэтому из воды выступала слишком малая часть корпуса, чтобы удары стихии сносили корабль, но тем не менее до бесконечности терпеть это наказание не смогла бы и более прочная конструкция, чем «Илья Погодин». Серая вода перехлестывала через главную палубу, а пена получалась настолько обильной, что так называемое крыло лодки, где были смонтированы радиоантенны и литник лазерной связи, походило, особенно у основания, на пудинг, обливаемый усердно взбитыми сливками. Лодка, надо сказать, не разрабатывалась, да и не строилась в расчете на сколь либо длительное пребывание на поверхности штормящего моря. Но как бы то ни было, несмотря на явную охоту субмарины вихлять туда-сюда, рыская в поисках невесть чего, ей приходилось терпеть, и терпеть столько, чтобы Тимошенко достало времени выйти на связь с Москвой и обменяться посланиями с военным штабом флотского Министерства.
Капитан Горов стоял на мостике, на котором находились еще два моряка. На всех троих были надеты куртки с начесом, а поверх них черные дождевики с капюшонами, все трое были в перчатках. Двое молодых дозорных стояли спина к спине, один был обращен лицом к левому борту, второй — к штирборту. Все трое наблюдали через бинокли за горизонтом.
Тот казался адски низким и чертовски тесным, — так, во всяком случае, думал Горов, и чем дольше вглядывался он в кромку окоема, тем сильнее утверждался в верности своего мнения. И еще горизонт был безобразен.
Север далекий, да еще такой дальний, но отсветы полярных сумерек еще не совсем сошли на нет, и низкое небо пока слабо поблескивало. Зеленоватого, какого-то сверхъестественного оттенка свечение просачивалось через тяжелые штормовые тучи и насыщало собой атлантические виды, так что у Горова было впечатление, что он смотрит через тонкую пленку зеленой жидкости. Этот зеленоватый свет слегка освещал неистовствующее море и накладывал какой-то желтоватый отпечаток на пенистые гребни волн. Смесь мелких снежинок со снежной крупой сыпалась или, лучше сказать, хлестала с северо-запада: и крыло, опалубка мостика, блестящий черный дождевик Горова, комплекс лазерной связи, радиомачты — все было посыпано мелкой ледяной крошкой. Рассеивающие свет туманные образования еще больше затемняли угрожающий вид, а в северной части окоема кипящие волны вообще были скрыты серовато-коричневой смесью, столь густой, что казалось: мир перегородила плотная штора. Видимость по всему кругу четырех стран света колебалась в узких пределах от восьмисот до тысячи двухсот метров, но и эти показатели могли быть еще хуже, если бы сторожевые не использовали бинокли ночного видения.
За спиной Горова, на самом верху стального крыла уже пришла в движение тарелка спутниковой антенны, медленно поворачивавшаяся с востока на запад. Это непрерывное изменение угла приема не заметил бы случайно брошенный взгляд, а заметив, не понял бы смысла малозначительных перемещений. Но дело в том, что антенна была накрепко привязана к советскому спутнику связи, обращавшемуся вокруг планеты по точно выверенной приполярной орбите. Горовская шифрограмма ушла в эфир четыре минуты назад. Следящий механизм поворачивал тарелку вслед спутнику, подобно тому, как подсолнух следит за солнцем, так что, как только из Москвы придет ответ, он будет уловлен и обработан надлежащим образом.
Капитан мог уже теперь вообразить наихудший вариант реакции властей предержащих. Будет приказано передать командование кораблем первому помощнику Жукову, который посадит его под арест, выставит у двери карцера стражу, а сам продолжит выполнение разведывательного задания, согласно плану. Его дело будет рассмотрено в заседании военного трибунала заочно, то есть о приговоре он узнает только по возвращении на родину.
Но он надеялся, что Москва поведет себя поумнее. Ясное дело, Министерство в своих реакциях совершенно непредсказуемо. Да, коммунистический строй в прошлом, стали, пусть больше на словах, уважать справедливость и правосудие, но все равно до сих пор случается, что трибунал судит проштрафившегося офицера в отсутствие обвиняемого, то есть у того нет даже возможности как-то объясниться. Но Горов почему-то верил, что, вернувшись в центр управления кораблем, сможет победоносно бросить Жукову: «Вот видите, не одни дураки сидят в Министерстве». Начальство просто не сможет не заметить повода раскрутить на всю мощь пропагандистскую машину, да и стратегические выгоды дорогого стоят. Значит, руководство поступит более или менее благоразумно.
Он медленно поворачивался за биноклем, как бы подражая тарелочной антенне, и просматривал, градус за градусом, затянутый туманом горизонт.
Течение времени настолько замедлилось, что, казалось, вот-вот, и время вообще кончится. И хотя Горов понимал, что это лишь впечатление, неистовствующее море виделось ему как на замедленной киносъемке: высокие волны возникали, словно мелкая рябь из океана густой патоки. Каждая минута тянулась.
Бум!
Из вентиляционных отверстий в стальном корпусе запасной дрели полетели искры. Сама дрель задергалась, зашипела, ее повело, а потом она отрубилась.
Бурил Роджер Брескин.
— Какого дьявола? — только и сказал он, напрасно тыча пальцем в выключатель бура.
Тот упрямо не хотел работать. Пит Джонсон подошел к скважине и опустился на колени, чтобы поглядеть, что стряслось.
Все столпились возле скважины, ожидая самого скверного. Они, подумал Харри, как зеваки, глазеющие на дорожное происшествие — слава богу, пока тут ни искореженного остова машины, ни изуродованных трупов.
— Что с ним неладно? — спросил Джордж Лин, имея в виду бур.
— Ты бы корпус разобрал сначала. А то как ты узнаешь, что сломалось, — посоветовал Питу Фишер.
— Ага, буду я с этим сосателем ковыряться. И так ясно: ремонту не подлежит.
— Ты о чем? — спросил Роджер Брескин.
Показывая на снежную струйку, успевшую уже смерзнуться со старым льдом, хотя, казалось, она только что вылезла из отверстия наполовину вскрытого — уже третьего — ствола, Пит сказал:
— Смотрите. Вон там, черные крупинки, видите?
Харри присел на корточки и пригляделся к металлической крошке: черных крупинок было несколько.
— Зубья шестерен привода.
Все молчали.
— Проводку я, может, и починил бы, — наконец произнес Пит. — Но в запасе новых зубчатых колес у нас нет.
— И что теперь? — спросил Брайан.
С присущей ему мрачностью Фишер произнес:
— Теперь — назад в пещеру. Дожидаться полуночи.
— То есть поднять лапки и не дергаться, — отозвался Брайан.
