— Да. Думаю да.
— Я не хочу облажаться.
— Хорошо, — говорю я ей.
— Хорошо, что?
— Мы не облажаемся. Обещаю.
— Ты уверен? — спрашивает она.
На этот раз я не могу сдержать этот нервный смех, потому что понятия не имею, так ли это. Я снова кладу руку ей на живот и качаю головой.
Срань господня.
Эпилог
Бекка
Шесть лет спустя
— Ты определенно облажаешься, — говорю я Даниэль, ухмыляясь. Она сидит за моим кухонным столом, сжимая чашку чая пальцами, побелевшими от стресса. — Все лажают. Хорошая новость в том, что дети сильные. Все будет хорошо.
— Но я хочу стать идеальной мамой, — говорит она напряженным голосом. — Я всегда думала, что для начала мне нужно остепениться. Я имею в виду, что всё хорошо, но ради Бога. Как я буду работать в баре и ухаживать за ребенком?
— А как я заканчивала школу, начинала встречаться с Паком и родила ребенка? — спрашиваю я, пожимая плечами. — Ты просто сделаешь это, потому что ты должна. Я обещаю тебе — как только этот ребенок родится, ты будешь слишком занятой и уставшей, чтобы беспокоиться о том, как всё сделать правильно. Если ребенок будет ещё живым в конце дня, значит это победа.
Даниэль закатывает глаза, показывая мне средний палец. Она думает, что я шучу, пытаясь заставить её чувствовать себя лучше. Ха… Она еще не знает, что ей предстоит.
— Итак, Реджина хочет знать, какой торт приготовить для праздника в честь рождения малыша.
— Шоколадный, — отвечает она, грызя ноготь. — Я до сих пор не понимаю, почему мы не можем пригласить парней.
— Потому что Блейк заплатил мне пятьдесят долларов, чтобы убедиться, что его не пригласят, — говорю я ей.
Прежде чем она успевает ответить, мой мальчик, Гуннар, врывается на кухню.
— Кэти пытается застрелить меня! — кричит он, его маленький трехлетний язык не успевает за мыслями, коверкая слова. — Она собирается убить меня!
Я ловлю сына и беру на руки.
— Я сейчас вернусь, — говорю я Даниэль.
Она кивает, нахмурившись. Вероятно, не следовало выдавать Блейка.
Выйдя через дверь, я смотрю через маленькую лужайку на свою дочь. Наш дом небольшой — всего лишь две спальни, находится в одном из каньонов, — но нас окружает лес, и детям очень нравится бегать среди деревьев.
— Кэти Редхаус! — зову я. — Иди сюда!
Она бежит ко мне, и я понимаю, что она снова играла в грязи. Ноги ребенка в грязных подтеках. Ох… и руки тоже.
— Почему ты пытаешься застрелить своего брата? — спрашиваю я.
Она посылает большую беззубую улыбку.
— Потому что он разозлил «Серебряных Ублюдков», — гордо отвечает она. — Мы не можем мириться с этим дерьмом, понятно?
Ох, еще как понятно. Я прямо слышу голос ее отца.
— Я уверена, что «Серебряные Ублюдки» смогут сами о себе позаботиться, — отвечаю я сухим тоном. — Скажи, что тебе жаль, и тогда вы, ребята, сможете поиграть со шлангом пару минут. Посмотрим, сколько грязи ты сможешь смыть без моей помощи. Как только ты будешь полностью чистой, сможешь съесть фруктовое мороженое.
Кэти и Гуннар смотрят друг на друга и начинают кричать от волнения. Затем с радостными криками бегут прочь, в поисках шланга.
Отлично.
Направляясь к гаражу, я слышу рёв мотора «Харлея», который после продолжительного ремонта постепенно возвращается к жизни, еще одно инвестиционное движимое имущество Пака. В первый раз, когда он припер что-то подобное домой, я подумала, что он сумасшедший. Но отремонтировав машину, он смог продать его за три тысячи баксов. Внезапно он перестал казаться мне таким уж сумасшедшим.
Постучав в дверь, я толкаю её. Пак сидит рядом с мотоциклом, копаясь в двигателе, пока тот не умирает с громким шипением.
— Как дела?
— Хорошо, — ворчит он. — Должно быть, закончу через неделю или около того.
— Ты знаешь, что твоя дочь планирует застрелить твоего сына?
Пак замедляется и смотрит на меня, подняв брови.
— Какого хрена?
— Да, видимо, он разозлил «Серебряных Ублюдков», так что она собирается буквально убрать его.
Пак встает, отчищая руки. Дерьмо. Шесть лет вместе, а его задница стала еще сексуальнее. Кажется, в этом имеется некая несправедливость, учитывая, что это я пережила две беременности.
Пак, ухмыльнувшись, шагает в мою сторону.
— Вы сегодня выглядите очень сексуально, миссис Редхаус.
— Именно так, мистер Редхаус, и не пытайтесь сменить тему, — говорю я ему, подавив улыбку. — Тебе есть за что ответить. Твоя дочь, кажется, думает, что она крутая байкерша.
Он хватает меня за затылок, впечатывая в своё тело так же, как и тысячу раз за все эти годы, никогда не переставая меня заводить.
— Видимо сказывается плохое воспитание, — бормочет он, целуя меня в подбородок. — Разве она не знает, что девушки не могут состоять в клубе?
— Похоже, она не принимает эту логику, — говорю я ему. — Серьезно, ты не должен позволять детям говорить такие вещи.
— Это то, кто мы есть, — отвечает он.
Я пытаюсь поспорить, но он не дает мне и шанса, целуя меня в губы, настолько разгоряченный, что я забываю, как дышать. Потом его руки сжимают мою задницу, и подняв, переносят меня на верстак.
— Дети снаружи, — шепчу я. — Они могут войти...
— Они играют со шлангом, — отвечает он. — Я слышу их по всему двору. У нас есть как минимум десять минут.
Я обдумываю все. Даниэль всё ещё ждет меня за столом, но она большая девочка. И Пак прав насчёт детей.
— Хорошо, — соглашаюсь я.
Пак просовывает пальцы в мои джинсы, стягивая их к коленям. Я, неловко балансируя, наклоняюсь, чтобы снять ботинки. Он ловит меня и разворачивает, толкнув через стол, из меня вырывается дикий смех.
— Вы должны относиться к этому серьезно, миссис Редхаус.
Его пальцы дотягиваются до развилки моих бедер, гладя вверх и вниз вдоль моей киски. Затем он заменяет их своим членом.
— Бл*дь, — вздыхаю я, когда он толкается глубоко внутрь.
— Теперь поняла в чем заключался мой план? Боже, эти Кегели следует сделать обязательными для всех женщин на Земле, — бормочет он. — Твоя киска туже, чем была до детей, без шуток.
Я сильно сжимаю его, потому что нет ничего лучше лести, чтобы вдохновить девушку.
— Даниэль боится, что испортит жизнь своему ребёнку.
Пак смеется.
