Я и не надеялась его получить, просто после той минуты нежности в номере, после его, как воздух необходимой мне, заботы и крепких объятий, у меня больше не было сил корчить из себя гордую и сильную.
Не сильная я, не гордая, а по уши влюбленная дурочка, одержимая чувствами к неподходящему мужчине. И если с тем, что он женат, готова мирится, как с чем-то неизбежным, то эта модель, будто плевок.
Господи, что я несу вообще? Ну, какое еще «готова мирится»?!
Не готова! Не буду! И не собираюсь!
Во мне даже на мгновение просыпается та самая гордая женщина, но она позорно прячется обратно, когда я улавливаю на себе еле слышный, древесно–пряный аромат парфюма, отзывающийся внизу живота горячей, сладкой тяжестью, обличающей меня в моей постыдной слабости.
Слабости, которая сколько бы я не подавляла ее, живет во мне, с каждым днем все глубже и глубже прорастая в мое нутро ядовитыми корнями, отравляя его, подталкивая к проклятому «готова мирится». Я хочу чужого мужчину, я им болею в неизлечимой форме и не знаю, что с этой одержимостью делать. Просто не знаю!
Мне страшно оставаться с ним под одной крышей, но и без него я больше не могу. Задыхаюсь. Знаю, видеть его в домашней обстановке будет невыносимой, адской пыткой, но мне нужна эта порция боли. Пора прийти в себя и напоминание о том, через что мне так отчаянно, до судорог хочется переступить, будет очень кстати.
С этими мыслями звоню Ольке и, извиняясь за поздний звонок, обрисовываю ситуацию. Подруге достаточно услышать имя «Яша», чтобы тут же предложить приехать. Для вида, конечно же, спрашиваю, не будут ли родители против и вообще удобно ли, но Прохода, даже не дослушав, отмахивается от моих кривляний.
-Почему сразу не позвонила? – набрасывается она на меня, как только я переступаю порог их шикарного дома.
-Потому что ты болеешь. Не хотела тебя беспокоить.
-О, господи, Вознесенская! Как же ты меня бесишь своей скромностью! – закатывает она глаза.
-Ну, какая есть. Как себя чувствуешь, мышонок? – передав чемодан экономке, с улыбкой оглядываю ее серо-розовый комбинезон -пижаму с головой мышки на капюшоне.
-Да нормально, бабуля весь день отпаивала имбирным отваром с медом и лимоном, а эта штука даже мертвого на ноги поставит. Ты лучше расскажи, что там произошло. Этот мудак ничего тебе не сделал? – подхватив под локоть, ведет она меня в гостиную.
По дороге в подробностях пересказываю события вечера, ничего не утаивая, за исключением участия ее отца во всей этой истории. Мне не по себе от того, что приходиться в очередной раз врать, но загрузиться по этому поводу не позволяет вышедшая навстречу Лариса.
Как только встречаюсь с ее теплым взглядом и мягкой улыбкой, в груди болезненно сжимается, а по крови стремительно разливается горечь и яд. Сейчас очень сложно сопоставить те визгливые стоны: «Ещё, да, ещё!» с этой уютной женщиной в теплом желто-черном халате с роскошными вензелями Версаче. Без макияжа и с растрепанными, пышными кудрями она выглядит совершенно по-другому… Несмотря на лучики морщинок вокруг глаз, в ней столько шарма, что у меня внутри начинает ныть раненным зверем.
-Настенька, привет! Ты чего там у нас стеснялась? - пожурив, коротко обнимает она меня и, отстранившись, по – матерински заботливо заправляет выбившуюся из моего хвоста прядь. Я каменею, не в силах ничего сказать. Мне противно. Всего час назад я жадно впитывала запах ее мужа и готова была с ним переспать, а сейчас давлю из себя натянутую улыбку и невольно выискиваю недостатки в этой женщине.
Все-таки нет предела женскому коварству. И сколько я не стыжу себя, ничего не могу с ним поделать. Смотрю и сравниваю. Сравниваю и чисто по-бабски злорадствую. Счет, определенно, в мою пользу, хотя бы потому что я молода, и мне не изменяют. Вот только мой триумф недолог, ибо какой смысл в счете, если у нее есть двадцать совместных лет и двое детей от него? Она для него в любом случае особенная женщина, а я – одна из…
Поморщившись от своих отвратительных рассуждений, беру, наконец, себя в руки и играю роль милой, скромной девочки, извиняясь за столь поздний и неожиданный визит.
-Ой, брось, мы все равно не спали. У нас сегодня с Олькой девчачьи посиделки с вкусняшками и романтическими комедиями. Отправили наших мужчин и кайфуем. Так что переодевайся и присоединяйся к нам в кинотеатре, а я пойду сделаю коктейли. Добавить вам пару капелек рома для настроения? – подмигнув, уточняет она. Я на автомате киваю, а Олька просит какой-то коктейль с ликером.
Лариса, словно задорная бабочка, улетает на кухню. Я же недоуменно смотрю ей вслед. Неужели она не догадывается, куда «отправила» своего мужа? Мне кажется, такие вещи чувствуются сразу, а учитывая то, что он особо не скрывается, то не понимать – верх глупости. Или же ей все равно? Но зачем тогда жить вместе? Как она может быть такой довольной, зная, что он сейчас, возможно, трахается с кем-то?
Пока переодеваюсь и раскладываю вещи, размышляю об этом. Олька что-то щебечет, но я не слушаю, продолжая думать о своем.
Смогла бы я так? Смогла бы жить с ним и постоянно натыкаться на доказательства того, что у него есть другие женщины?
Нет. Однозначно, нет. И не потому что я что-то знаю о женской гордости. Вот уж, тем более, нет. Я ее буквально час назад выстелила ковром у ног чужого мужчины. Просто я так сильно люблю его, что лучше убью, чем буду делить с кем-то.
С каждой минутой я понимаю это все отчетливей. Устроившись на удобных диванах с попкорном, Дайкири и еще целым подносом вредных вкусностей, мы смотрим «Непристойное предложение». Оля с Ларисой обсуждают малодушие Дэвида и нелогичность его истерик, а я нервно раскачиваю ногой, отсчитывая время.
Где он? Неужели соврал и остался с той моделькой?
Словно в ответ на мои мысли, дверь в кинотеатр открывается, и по моему обезумевшему от ревности, горящему сердцу текут холодные воды облегчения.
-Привет! А вы чего не спите? – включив свет, проходит Серёжа мимо, обдавая запахом табака и терпкого парфюма, вызывая у меня нервную дрожь.
-О, а ты чего это вдруг приехал посреди ночи? – удивленно косится на него Лариса, прищурившись. И в этом вопросе я слышу плохо скрытую иронию.
-Как себя чувствуешь, мышонок? – игнорирует ее Серёжа и, зачерпнув горсть попкорна, как ни в чем не бывало, отправляет его в рот, садясь рядом с Олькой. Она тут же льнет к нему, обхватив за пояс.
