У меня отобрали достоинство. Слизали его горячим, умелом языком и размазали опытными пальцами.
Господи, лучше бы он сделал это как полагается, чтобы мне было максимально больно, тогда бы мы смогли разделить это на двоих! Но нет, досталось лишь мне одной. Целое блюдо, которое едва могло влезть в сворачивающийся от тошноты желудок.
И эта тошнота с каждой секундой подступает все ближе и ближе к горлу. Меня наизнанку выворачивает от постыдной влажности между ног, от фантомного присутствие его пальцев и члена, точно знающих, где их место. А главное - от себя самой, окунувшейся с головой в эту грязь и нащупавшей в ней крышесносное удовольствие, от которого даже не хочется отмыться, более того, хочется повторить. Хочется, чтобы он вернулся и доделал то, что начал - опустил на самое дно, утопил в омерзение к себе и заставил требовать еще и еще, еще и еще, пока от совести, принципов и порядочности Насти Вознесенской не останется ни следа. Но, увы, они все еще со мной. Я захлебываюсь стыдом, слезами и бессилием перед этим проклятым притяжением, и не знаю, что мне делать.
После всего произошедшего я не могу оставаться в этом доме, да и в городе тоже, иначе окончательно сойду с ума. Как мне теперь смотреть в глаза Ольке и Ларисе, ни говоря уже о том, чтобы сесть с ними за один стол, давя из себя вежливые улыбки, а если еще представить, как на все это будет смотреть Долгов, помня меня на все согласную, кончающую от его мерзких ласк у этой стены…
Нет! Ни за что! Я больше не в силах выносить эту пытку. С меня хватит. Просто хватит! Я не создана быть бездушной стервой, чтобы идти по головам в угоду своим желаниям, как это сделала бы моя мать, но в то же время не настолько духовно сильна, чтобы противостоять самой себе, отчаянно мечтающей присвоить любимого мужчину. Хотя бы так – наполовину, на четверть, на самую малость. В конце концов, мне ведь не привыкать.
Подстегиваемая этими мыслями, поднимаюсь с пола. Между ног так липко, мокро и противно, что меня передергивает. Подолом футболки стираю следы нашего безумия и, передернувшись еще раз, поправляю трусики. Кое –как собравшись с духом, поднимаюсь в выделенную мне комнату, собираю вещи, и стараясь не думать о последствиях, сбегаю.
Правда, они настигают меня уже на выходе из дома: стоит только заглянуть к охране и попросить вызвать мне такси или машину с водителем, встречаюсь с понимающими, едва скрытыми ухмылочками. От понимания, что эти двое стали свидетелями нашего странного секса, к горлу подступает тошнота, страх разноситься по крови и сковывает все тело.
Пока жду машину, дрожащими руками достаю телефон и звоню Долгову. Я не хочу с ним разговаривать, и уж тем более, пересекаться, но это не та ситуация, на которую можно махнуть рукой.
-Что хотела? – вгоняет меня в ступор злой, слегка приглушенный голос. Несколько секунд охрениваю, но тут же накатывает ярость.
-Сказать, что ты - придурок! – огрызаюсь тихо, отойдя подальше от охранной будки. Долгов, судя по звуку и паузе, тоже уходит в более безопасное место.
-Всё? – вкрадчиво уточняет, чиркая зажигалкой, доводя меня до точки кипения.
И это после того, что произошло? Просто вот это сраное «всё»?
Сейчас понимаю, уйдя из кухни молча, он оказал мне огромную услугу. Слышать его раздраженный, нетерпеливый голос гораздо больнее и унизительнее. Но сцепив зубы, озвучиваю причину звонка.
-У тебя камеры на кухне, охрана все видела.
-И? – следует невозмутимый ответ.
-Ты что, совсем бухой? Иди забери эти чертовы видео. Сделай, бл*дь, что-нибудь!
-Истерить перестань и включи, наконец, мозги!
-То есть у тебя всё под контролем? Можешь кого хочешь насиловать под носом у своей жены, и никто слова не скажет, верно? – спрашиваю ехидно, кипя от бешенства.
-Верно, Настюш, - насмешливо соглашается он и, сделав затяжку, издевательски выдыхает. – Особенно, когда хм… «насилуешь» девку, которая просто ломается для вида.
-Ты - редкостный мудак! – выплевываю до невозможности банальный ответ, но я просто не знаю, что ещё сказать. Мне стыдно и в тоже время рвет на части от негодования. Сбрасываю звонок, и начинаю расхаживать взад -вперед, пытаясь сдержать подступившие слезы.
Да, он прав, я не слишком –то сопротивлялась, но неужели ему мало того, что он сделал? Зачем опускать меня еще сильнее? Зачем, мать его, з а ч е м? Чего он добивается этим? Я и без его издевок чувствую себя грязной, подлой тварью.
А, впрочем, какая к черту разница? Пошло оно всё! Сейчас я уеду из этого проклятого дома, а завтра из города, и как бы не было тяжело, вернусь к привычной жизни и забуду эту скотину. Дома будет проще: никаких искушений, случайных встреч, разговоров…
***
-Ну, и куда ты собралась? – раздается позади его голос. Едва не подпрыгнув, оборачиваюсь резко и натыкаюсь взглядом на букет Ильи в руках Долгова.
-Зачем ты его принес?
-Решил выкинуть, раз пошёл на улицу. Не люблю, когда гости оставляют после себя мусор. Тебе ведь он всё равно не нужен? - снова насмехается он, имея в виду вовсе не букет.
-Дай сюда! – преодолев разделяющее нас расстояние, подаюсь к нему. Но Долгов перебрасывает цветы в другую руку и поднимает над головой, словно я собачка. – Ты больной что ли? Прекрати эти игры!
-Ты прекрати и определись уже, наконец! Либо ты держишься за ручку со своим кудрявым додиком и строишь из себя святую невинность, либо принимаешь нашу ситуацию и не еб*шь мне мозги, названивая, прося, умоляя, плача…
-Замолчи! – обрываю его, отводя взгляд, не в силах слушать эту позорную правду.
-Я замолчу, Настюш, не переживай. Всё будет, как захочешь. Кроме одного: как бы тебе не хотелось, чтобы я тебя заставил или изнасиловал, но нет, маленькая. Я тебе таких авансов и подарков делать не стану. Ты либо сама ко мне придешь. Честно, без отмазок! Либо берешь этот сраный букетик, и уеб*ваешь раз и навсегда, не оглядываясь и не напоминая о себе! – он вручает мне букет, и прожигает настойчивым взглядом, от которого все внутри начинает дрожать. Сглатываю подступивший, острый ком и переступая через себя, шепчу:
-Не оглянусь и не напомню, не переживай. Но твоей любовницей я не буду.
-Ты уже, Насть, она.
-Значит, больше не буду.
-Не будь, - усмехнувшись, просто соглашается он и подзывает кого-то из охраны.
Слезы обжигают глаза. Обидно, что все так легко и просто. Я дура, знаю, но его «не будь» звучит, как не сильно – то и хотелось, и это бьет по самолюбию. Отворачиваюсь, чтобы не видеть и не слышать, о чем он будет говорить. Руки трясутся, а внутри горит раскалённым огнём, словно часть себя оторвала с мясом. Разумом понимаю, что поступаю правильно: ничего хорошего меня не ждет, если соглашусь быть с ним, но душа на части разрывается, ибо глубоко внутри я наивно верю в нас. Верю, что, несмотря на все «но», могла бы быть с ним безумно счастливой, и сделать счастливым его, и что мы не только про что-то грязное и пошлое, а про что-то своё, понятное лишь нам двоим… - в общем, типичные, девчачьи глупости, от которых следует бежать за тысячи километров, что я и собираюсь сделать. Смахиваю слезы и решительно встречаю его взгляд, когда подъезжает машина.
