Меня начал пробивать истерический хохот. Смеялась я до тех пор, пока не стали прорываться рыдания, скручивая меня в узел. Подавив новый приступ, допиваю водку, отшвыривая в сторону пустую бутылку. Раздеваюсь, забираюсь в ванну, включая воду.
***
Весь последующий день не нахожу себе места. Собираю документы, вещи укладываю в коробки, но мыслями каждый раз возвращаюсь к Красновой. Пробовал звонить, трубку не берёт. К вечеру не выдерживаю,ищу в документах ее адрес и найдя сажусь в её Ауди и еду в город.
Паркуюсь у дома Анны, поднимаюсь на этаж. Нажимаю на дверной звонок – безрезультатно, дверь не открывает. Набираю её номер, гудки идут. Слышу через дверь, как играет мелодия звонка, но никто не подходит. Твою ж за ногу! Она была в таком состоянии, что угодно могла с собой сделать! Берусь за ручку двери, к моему удивлению она поддаётся. Открыто. Это ещё больше заставляет меня напрячься. Прохожу в квартиру, осматриваясь, заглядываю попутно в комнаты. Везде валяются пустые бутылки из-под водки, виски и коньяка. Кабинет просто разгромлен. За*бись! Интересно, чем громила? Молотком или тем, что под руку попалось?
Краснову нахожу на кухне за столом, уронившей голову на сложенные руки. Прижимаю ладонь к венам на шее – пульс есть, жива. Облегченно выдыхаю. Она просто пьяна, причём мертвецки пьяна. Судя по количеству пустой тары в квартире, она нажралась в доску, до чертиков. Ну и что мне с ней делать?
В таком состоянии ей и холодный душ не поможет, только сон. Поднимаю на руки почти бездыханное тело и несу в спальню. Укладываю Анну в постель, а сам возвращаюсь на кухню. Варю кофе и закуриваю.
Всё-таки интересно переплетаются судьбы. Странно, но даже в стельку пьяной, растрепанной и потерянной, она мне нравится. Уж себе-то признаюсь, а чего обманываться. Нравится и всё. Да, хотел надрать её прекрасный зад докрасна за все её проделки, но причина искупает полностью всё. Поэтому сейчас хотелось прижать её к своей груди, как тогда в доме, и сказать, что всё будет хорошо. Отворачиваюсь от окна, тушу сигарету в пепельнице, стоящей на подоконнике.
И тут мой взгляд упирается в фото, висящее на стене. Даже немного опешил. На секунду показалось, что это детская фотография Родиона. Но подойдя ближе, я понял, что ошибся. С фотографии на меня смотрел мальчик на вид лет семи-восьми. Черт! У Красновой же есть сын! Обхожу ещё раз квартиру, натыкаясь на фотографии в рамках: Анна с сыном; Анна, её сын и молодая пара рядом. Фотографии сделаны в разное время. На каких-то снимках мальчик совсем маленький, на других он стоит у школьной доски. Бл*ть! Вот я дурак! Набираю Андрюху.
– Слушаю. – Раздается в трубке с третьего гудка.
– Андрюх, помнишь досье на Краснову, что Михалыч присылал? Посмотри, сколько её сыну лет, – можно было этого не делать. Мне хватило фотографий, чтобы понять, что это сын Родиона. Но хотелось доказательств, хоть каких-то. От Красновой сейчас фиг что узнаешь, она не в состоянии даже говорить.
– И так помню. Восемь лет, девять исполниться через три месяца. Зовут Матвей. Макс, что происходит? Может, объяснишь уже? Рабочий день в разгаре, тебя в офисе нет. Акции перешли Красновой, но и от неё ни слуха, ни духа, ни у нас, ни в «ProStroi».
– Её сын – мой племянник, Андрюх. Вот что происходит, – после продолжительной паузы в трубке раздаётся заковыристый мат.
– Еб*ть-копать, Санта Барбара, мать её. Хорошо, что хоть не твой сын, – слышу, как друг смеется.
– Вот знаешь, Андрюх, после всего произошедшего, мне что-то совсем не смешно.
– Прости. Просто это как-то слишком.
– Позже позвоню. Пока в компании за главного ты. Рули, друг.
– Будет сделано, капитан, – снова глумится Перевалов. Клоун, блин. Скидываю вызов.
Осталось дождаться пробуждения спящей красавицы и услышать это из её уст. Я, конечно, не отец ребенку, чтобы устраивать сцены и истерики из серии «ты лишила меня сына». Но он всё-таки не чужой мне, я хотел бы знать о его существовании.
Чтобы чем-то себя занять, собираю пустые бутылки в мусорные пакеты, которые нашёл в кухонном столе. Варю ещё одну порцию кофе, заглядываю в холодильник. Из съестного только сыр да ветчина на бутерброды. Закатав рукава, готовлю яичницу с ветчиной, помидорами и сладким перцем, посыпая всё это сверху тёртым сыром и зеленью.
– Какого чёрта ты делаешь в моей квартире? – вдруг раздается тихий голос позади меня. Оборачиваюсь, на пороге кухни стоит растрёпанная и заспанная Краснова.
– Как видишь, готовлю тебе кушать.
– Проваливай, – подходит к шкафу и вытаскивает оттуда первую попавшуюся бутылку алкоголя. Хватаю её за руку, забирая бутылку.
– Хватит бухать!
– Сама решу, когда хватит! И вообще, иди домой командуй. А в своей квартире, что хочу, то и делаю. Отвали, Никольский.
– Краснова, хрена с два я позволю тебе снова нажраться. Поговорить надо.
– О чём? Мы уже, кажется, поговорили. Итог подвести? Так не заморачивайся. Вот тебе итог: компания твоя мне на хрен не сдалась, как и дом. Так что, живи и радуйся. Машину, кстати, можешь мою забрать взамен разбитой бэхи. На этом всё, катись отсюда.
Краснова отходит к окну, пытается закурить. Руки дрожат так сильно, что она не может справиться с зажигалкой. Да, похмелье – оно такое, особенно после такого количества выпитого. Наконец, закуривает, выпуская дым.
– Матвей – сын Родиона? – не хочу ходить вокруг да около, задаю волнующий меня вопрос сразу. Потом всё остальное решим: и с фирмой, и с домом, и со всем остальным. Краснова на секунду замирает, потом затягивается сильней сигаретой и, выпуская дым, произносит всего одно слово, но с такой горечью в голосе, что вздернуться хочется.
– Да.
Закуриваю сам и открываю окно побольше. Прохладный воздух врывается в кухню.
– Я могу его увидеть?
– Он сейчас с крестными за городом.
– Даже не спросишь, зачем это мне?
– Он – твой племянник. По-моему, это очевидно. У меня нет вопросов. А сейчас уходи, Никольский.
– Да хрена лысого я уйду, чтобы ты опять за бутылку схватилась?!
– А что ты ещё хочешь от дочери алкашки?
– Хочу, чтобы ты пошла в душ и привела себя в порядок, а потом поела. Мы уберёмся в твоём кабинете, заодно и решим, что делать с фирмой и домом. Моя семья тебе задолжала, и я хочу отдать тебе то, что могу.
– Никольский, лично ты мне ничего не должен…
– Иди в душ, потом всё обсудим. Ты же не хочешь, чтобы твой сын увидел любимую маму вдрызг пьяной?
Вижу, как Анна давит в себе раздражение и, немного подумав, отправляется, молча, в душ. Слышу, как шумит вода в ванной и воображение само подсовывает мне картинки из клуба. Черт! Ну, вот не до этого сейчас, совсем…
Через двадцать минут мы уже сидим за кухонным столом, поедая мой сомнительный кулинарный шедевр.
