Остановившись перед своей кроватью, он какое-то время не двигался – смотрел. Вспоминал…
Себя самого он впервые начал осознавать именно тут. Какие-то обрывки видений, разумеется, в памяти остались, но… он давно уже бросил попытки выяснить, кем были для него эти самые люди. Какой-то худой измождённый мужчина, постоянно плачущая женщина – кто они такие? Неважно! Теперь (особенно – теперь!) это не имеет никакого значения.
Вилем наклонился и повернул неприметный рычажок под кроватью. Щёлкнуло, всё сооружение вздрогнуло и начало вытягиваться.
Сбросив башмаки и куртку, он снял и рубашку – и в таком виде лег на кровать. Сначала ему было неудобно – ведь ложе рассчитывалось на десятилетнего мальчишку. Но механизм работал, кровать понемногу удлинялась, и вскоре он мог устроиться уже с большим комфортом.
Всё, теперь совсем хорошо.
Поворот нового рычага – кровать перестала вытягиваться в длину. Зато ожили механизмы, которые стояли вокруг неё. Длинный коленчатый рычаг коснулся груди парня.
Вилем терпеливо ждал.
Рычаг вернулся назад, что-то защёлкало – и на противоходе над лежащим человеком нависло некое странное сооружение, чем-то напоминающее большую перевёрнутую миску. Она опустилась человеку на грудь.
Защелкали и ожили прочие устройства – доселе молчавшие.
Дом пробуждался – у него теперь имелась цель.
Утром следующего дня он сидел у стола бывшего хозяина дома. Сколько раз он ранее видел его на этом месте! Мастер иногда отвлекался на мальчика и каждый раз находил ему что-то вкусное – именно поэтому Вилему так нравилось заглядывать в эту комнату. Но ещё ни разу он не сидел на его месте и не прикасался руками к столу – это было строжайше запрещено!
«Ты должен запомнить, малыш! – всплыли в памяти слова мастера. – Когда – и если, ты сядешь в это кресло на правах хозяина дома, ты должен будешь сделать следующее…»
Не все слова запомнились парню, кое-что за восемь лет и позабылось. Но порядок действий он вызубрил наизусть.
И пусть смысл многих из них и ускользнул от его, никаких сомнений в том, что он должен сделать, не имелось.
Правая рука, чуть дрогнув, легла на стол – на то место, которое было отполировано бесчисленными прикосновениями прежнего хозяина.
Левая – уже совершенно бестрепетно, опустилась на подлокотник кресла.
Он чуть вздрогнул, когда подлокотник бесшумно раскрылся – и металлические обручи сомкнулись на его руке, прочно фиксируя её и не давая возможности теперь что-либо поменять. Поздно… он уже выбрал свой путь и возврата назад больше не может быть.
С тихим шорохом сдвинулась часть стола – в открывшемся проёме блеснули части какого-то механизма.
Закусив губу, он протянул руку вперёд – и острая боль пронзила всё его существо!
«Терпи!»
Из прокушенной губы скатилась струйка крови – он молчал. Не двигался, понимая, что каждое неверное движение может стоить ему жизни.
И внезапно – всё закончилось.
Спрятались в подлокотник кресла сверкающие металлические обручи, разжавшись и отпустив его руку. Ушла боль.
Поднеся к глазам кисть правой руки, Вилем внимательно её рассматривал. Внешне, вроде бы, ничего не изменилось. Те же пальцы, те же ногти… слегка отливающие теперь синевой.
Движение руки над крышкой стола – и со щелчком выдвинулся потайной ящик. А в нём – лишь пачка листов бумаги, исписанная мелким четким почерком.
Он положил её перед собою. Сходил в прихожую и взял из вещмешка флягу с водой – очень хотелось пить.
Сел поудобнее и взял в руки первый лист.
«Запись первая.
Почему они пришли ко мне? Ведь в городе есть талантливые лекари – и это их хлеб?
А у них попросту нет столько денег. Но ведь и я не слишком уж богат – мои сокровища нельзя оценить в золоте и серебре!
Он плох. Очень! Видимо, уже уродился слабым. Понимаю лекарей. Тут ни за какие деньги ничего уже не сделать. Жаль мальчонку, но, скорее всего, он умрёт.
Не переношу женских слёз! Я же не бог – что тут можно сделать?!»
«Запись вторая.
Они снова пришли. Мать сидела под дверью и ничего уже не просила, только тихо плакала.
Сходил к лекарю, который осматривал мальчонку. Сказал – парень не жилец, ему осталось совсем немного. Сердце изначально не работает так, как нужно, ему попросту не хватает ничего – воздуха, сил и всего прочего».
«Запись шестая.
Зачем это мне нужно?! Я никогда не стану лекарем, а мои изобретения слишком уж невероятны, чтобы кто-то в них попросту поверил, не говоря уже обо всём прочем».
«Запись восьмая.
Я сказал отцу, что ничего не могу ему обещать! Более того – если мальчишка выздоровеет, они никогда и ничего не смогут об этом никому рассказать! Иначе всех нас обвинят в колдовстве и…
Мать плачет. По-моему, я вообще никогда не видел её какой-то иной – только рыдающей».
Парень опустил бумаги на стол. Некоторых записей явно не доставало – почему? По-видимому, мастер решил изъять то, что касалось каких-то иных вопросов и тем. Отчего он поступил именно так? Счёл ли, что данная тема будет более важной и интересной тому, кто прочтёт эти бумаги?
Но… ведь прочитать их мог только тот человек, которому подробно была разъяснена процедура доступа к тайнику – и никто иной!
«Запомни, мой мальчик… – всплыли в памяти слова старого хозяина дома. – Лишь один человек сможет получить доступ ко всем секретам этого дома – тот, кто рискнёт – и пройдёт процедуру привязки к нему. Это может сделать лишь один человек – и лишь один раз! Прерывать её нельзя – умрёшь! Взялся за подлокотники этого кресла – не останавливайся!»
Мастер плохо тогда выглядел… какой-то скрытый недуг подтачивал его здоровье. Он часто прерывал разговор, чтобы откашляться. После этого на платке оставались кровавые следы.
«И ещё… у дома может быть лишь один владелец! И только после его смерти можно рискнуть – и стать новым хозяином. Тот, кто попробует провести эту процедуру при ещё живом владельце – умрёт на месте!»
«Зачем ему было нужно, чтобы я прочёл именно это? – только сейчас он смог сформулировать вопрос, который уже давно вертелся у него в голове. – Зачем-то же это было ему нужно!»
«Запись одиннадцатая
Мальчишка выжил! Он перенёс операцию! Не так легко, как хотелось бы, но он остался жив! Но вот его память! Он многое позабыл…»
«Запись четырнадцатая.
Он всё быстро схватывает! Прямо на лету, да. Из парня выйдет толк, я уверен! Любой механизм ему послушен, а решения, которые он принимает, иногда ставят в тупик даже и меня! А логика его поступков – она вообще не похожа ни на что! Порою я его побаиваюсь – кого я создал?!»
