— Боуи, не ори на меня и не кидай в черный список. Мне нужно узнать твой адрес.
— С ума сошла? Два часа, — рычит он сонно, едва проговаривая некоторые буквы. — Ты что, собралась ко мне приехать?
— Да, именно так.
В трубке долгое молчание, знаменующее попытки примириться с вынужденным отсутствием сна.
Когда я паркуюсь у дома Боуи, в окнах уже горит свет. Но я не сразу выхожу из машины, мне нужно узнать, что именно прочитал в документах Клинт. Включив лампочку над водительским сиденьем, я со вздохом нарушаю одно из своих незыблемых правил и сую нос в чужие дела.
Сначала мне не попадается ничего особенного, но затем я вижу новый контракт с четко прописанным именем заказчика и адресом — в отделе менеджеров, видимо, ожидается пополнение. Но хуже другое: перелистнув страницы контракта, я вижу судебные документы. В графе прокурора стоит имя Пабло Веласко. И вроде бы по отдельности эти бумаги особой опасности в себе не несут, но вместе они могут хорошо сдетонировать. Вчера я была уверена, что Клинт никогда не воспользуется этими знаниями, сегодня я не уверена даже в том, чем закончится сегодняшняя ночь. Скорее всего, будет грандиозный скандал с объяснениями. Клинт может захотеть насолить мужику, поимевшему его невесту. Мало кто на его месте благородно отмахнулся бы от этой мысли.
Я не очень аккуратно складываю документы обратно в папку и шагаю к дому Боуи.
— Что случилось? — уже абсолютно по-деловому спрашивает он, отступая от двери и позволяя мне пройти внутрь.
Идет на кухоньку сделать нам по кофе. У него небольшой домик, идеально подходящий для холостяцкой жизни, поэтому даже идти далеко не надо: все под рукой. Помнится, Боуи рассказывал, что купил его всего год назад. Цены на недвижимость на острове, несмотря на пылкое соседство с вулканом, заметно поднялись с тех пор, как «Айслекс» раскрутился. Даже Коннор, по хвастливому признанию получающий баснословные деньги, пока не нажил здесь собственности.
— Если честно, сама не совсем понимаю. Проснулась среди ночи, а Клинт листает документы. Такого никогда раньше не случалось, или я не знала, но… в общем, забирай, я не могу держать их дома.
— Паршиво, Вэл, — хмурится Боуи.
— Не то слово. Надо предупредить еще Эперхарта…
— Само собой, но другое паршивее.
Я без приглашения тяжело опускаюсь на стул.
— Знаю. Боуи, расскажи мне более детально про пункт о молчании.
— Это тот самый пункт, по которому при желании можно обвинить и засудить любого из нас. Что ты хочешь знать? Не думаю, что тебе что-то угрожает. Иначе получается, у нас в контрактах должен быть пункт о выносе с рабочего места любой информации, в том числе и к Рэперхарту домой. Не то чтобы с его адвокатами нечто подобное прокатило в суде, но сейчас я говорю только о честности.
— Я беспокоюсь не о возможной потере контракта. Я хочу знать об ограничениях на наше молчание.
Боуи откровенничать не спешит. Медленно наливает кофе. Скорее всего, он не ответит, пока не узнает, к чему мои расспросы.
— Мне не нужно знать много, я просто хочу разобраться. Эперхарт как-то обмолвился, что мы не имеем права рассказывать то, что происходит за стенами «Айслекс». Я могу сказать, что поехала к тебе, что мы пили кофе? И не могу сказать, что сделала это, чтобы отвезти документы, потому что тогда это косвенным образом укажет, что документы мне дал ты?
— Да, Вэл, вроде того. Но это скользкий вопрос. Зачем тебе?
Я мотаю головой и напряженно вглядываюсь в чашку с кофе. Там определенно должен найтись правильный ответ.
— Хочешь, чтобы я помог обойти контракт, но при этом не скажешь зачем?
Как я и думала.
— Я не прошу помочь мне обходить контракт! Я хочу рассказать Клинту одну вещь, но…
Боуи поднимает руку, останавливая меня и огорошивает:
— Ты спишь с Рэперхартом?
Весь «Айслекс» уже знает? Если бы я была дома, а в руках держала собственную чашку, то уже расколошматила бы ее об пол, плюхнулась рядом и зарыдала.
— Да или нет?
— Уже нет, но было, — отвечаю я глухо, закрывая лицо руками. — Как догадался?
— Ты думаешь, это было сложно? Я знал, по каким критериям тебя выбрал на это место Рэперхарт. Он плохо разбирается в том, где заканчивается работа и начинается личное. А ты уже месяц ведешь себя странно.
— То есть шанс, что знает еще не весь «Айслекс», имеется?
— Я никому не рассказывал, если ты об этом.
Надежда поднимает голову… и издает предсмертный скулеж.
— Не имеет значения. Эннис тоже знает.
— То-то, я смотрю, они с Сибил нервно шепчутся по углам. — И расплывается в довольной улыбке, впрочем, в руки берет себя быстро. — Так… ты хочешь рассказать обо всем Клинту? Ты уверена?
Рассказывать Боуи обо всех наших перипетиях мне не очень хочется. Это ужасно стыдно. Но хуже моего поступка точно ничего уже нет, а я хочу, чтобы Боуи мне помог. С ним кокетливые увиливания никак не пройдут.
— Он думает, что я стала странная, потому что кто-то из вас настраивает меня против него. Оказывается, чуть ли не с самого переезда рыщет по моим перепискам. На яхте высказал мне по поводу доктора Челси, который вообще ничего такого не делал, и… не только про него. — Думаю, по тому, как красноречиво прячу я глаза, Боуи понимает, кому еще перепало особое внимание моего жениха. — Сегодня вот залез в документы. Вообще не понимаю, что он хотел там найти. Такое впечатление, что воспринимает весь «Айслекс» с этим контрактом как врага, который пытается меня у него отнять, и мстит любым доступным образом. После… после того… ты понял, в общем, я думала, что просто ошиблась, что нужно остаться с Клинтом и попытаться все склеить, заслужить прощение. Четыре года, в конце концов, мы вместе, это много. Но все ломается и рушится, мы перестали доверять друг другу, и, по-моему, нам пора поговорить откровенно. Не хочу вредить компании, особенно в такой трудный момент с этим Веласко. И тем не менее я не готова сейчас уволиться, остаться без денег и работы и вернуться в Сиэтл, где кроме Клинта вообще никого не осталось.
— Постой-ка, Валери, — восхищенно присвистывает Боуи. — Ты мне сейчас говоришь, что из своего парня и работы выбираешь работу? Ты?!
— Боуи, опомнись, я бы не изменила Клинту, если бы все еще любила его. И он меня подозревал, не озвучивая это вслух. Вместо этого проверял переписки! Как я могу молчать и делать вид, что все хорошо, если он подозревает, а я каждую минуту хочу открыть рот и во всем сознаться? Я уже месяц от этого схожу с ума. И так протянула. Посмотри теперь, куда это может завести. Вдруг он взбесится настолько, что начнет шантажировать кого-нибудь этими бумагами? В таком случае мне останется только вернуться в Сиэтл, а последние годы я почти все свободное от учебы время работала или ухаживала за больной мамой, у меня даже друзей не осталось. Не к кому обратиться за помощью в случае чего. Тут хоть на работе все более-менее предсказуемо и есть время встать на ноги.
