Занятый этими мыслями, Пьер брел по городку, под ногами шуршали желтые пятерни каштановых листьев. Подняв глаза, он понял, что пришел к собору. Вспомнил отца Гийома, усмехнулся и вошел внутрь.
Закатные лучи солнца проходили сквозь витражи западного фасада, освещая мраморный пол алым, зеленым и золотым; глубоким синим сиял плащ Великой Матери. Черные и белые плиты пола складывались в лабиринт, пройдя который те, кто веровал, могли получить… Что? Лавернье не знал. Утешение, наверное, зачем бы еще людям идти в церковь.
Он бросил несколько дукатов в ящик для пожертвований и вышел.
У дверей собора молодая женщина-экскурсовод рассказывала группе невысоких бородачей об истории здания. Несколько удивившись, Пьер понял, что это гномы, и, судя по тому, с каким тщанием некоторые их них зарисовывали фрагменты фасада, мастера-камнерезы. Двое гномов постарше отошли от группы и, задрав головы и приложив к глазам что-то вроде подзорной трубы, изучали стремящийся к небесам шпиль южной башни и ожесточенно спорили.
Лавернье покрутил головой и пошел в сторону железнодорожной станции. Из крохотного кафе пахло ванилью и свежей выпечкой, и он невольно замедлил шаги. В животе тут же забурчало, и, махнув рукой, мужчина толкнул деревянную резную дверь и вошел. Прозвенел колокольчик, и откуда-то из дальних комнат вошла молодая женщина.
– Добрый вечер! – приветливо сказала она. – Присаживайтесь, вон у окна удобный столик. Меню у нас нет, но сегодня очень удачный луковый суп и грушевый пирог к кофе. Будете?
– Буду! – улыбнулся Пьер. – Вот уже который день хочу лукового супа!
Обеденный зал был совсем небольшим, на пять столиков. На стенах висели картины, и, ожидая своего заказа, он ходил вдоль стен и их разглядывал. Рисунки были хороши: пейзажи городка, виды собора, несколько портретов, пара натюрмортов. Да, действительно отличная живопись – настолько, что он готов был бы найти их автора и купить несколько для своего магазина.
Тут принесли еду, и он отвлекся от картин.
Суп оказался густым и огненным, на его поверхности золотилась поджаристая сырная корочка, и рюмка домашней яблочной водки пришлась весьма кстати. Когда Лавернье уже доедал пирог, из кухни в зал неторопливо вышла пожилая дама, до такой степени схожая с хозяйкой, что сразу стало ясно: бабушка. Она двигалась уверенно, но он сразу понял, что женщина слепа. Подойдя к его столику, она спросила:
– Вам все понравилось?
– Да, мадам, все было замечательно. Примерно, как в моем детстве, тетка пекла такой же пирог в мой день рождения.
– Вы родом откуда-то с юга… Авиньон?
– Арль, мадам.
– Арль… А я из Экса, меня зовут мадам Монбельяр, Жанна Монбельяр.
– Пьер Огюст Лавернье, антиквар, – представился он в свою очередь. – И правда, мы с вами соседи.
– Соседи, – согласилась она, потом добавила. – На выставку приезжали?
– Да, у меня магазин в Лютеции, – Пьер вспомнил, что хотел узнать об авторе рисунков. – Скажите, мадам, то, что развешано на стенах, картины – это рисовала ваша внучка?
– Жюльена – моя правнучка, – улыбнулась слепая. – Нет, это я рисовала.
– Вы? Но как же?…
– Мне это не мешает. Пейте кофе, я покажу вам.
Она быстро прошла в кухню и почти сразу вернулась с альбомом и карандашом; положила альбом на стол перед собой, замерла на мгновение и несколькими точными движениями нарисовала мужское лицо. Потом повернула к Лавернье, и он узнал в чуть карикатурном изображении себя. Пожалуй, так точно его еще никто не видел, как эта слепая женщина: шрам на левой брови, чуть кривой нос, жесткий взгляд синих глаз и улыбка, готовая стать недоброй ухмылкой.
– Вы… мастер, – медленно сказал он.
– Спасибо.
– Где-то выставлялись?
– Нет, я для себя рисую. Ну, друзьям дарю или вот так, как вам, – она подвинула к Пьеру лист с портретом.
– Я бы… – он собирался предложить купить несколько ее рисунков, но неожиданно для самого себя сказал, – Я хотел бы с вами посоветоваться. Так сложилась жизнь, что мне в наследство достались необычные краски и связанная с ними проблема…
В нескольких коротких фразах он рассказал мадам Монбельяр историю получения наследства Павсания, и добавил:
– Сколько раз я уже себя ругал, что ввязался в это дело!
– Кто знает, может быть, все еще повернется другой стороной, – пожала плечами женщина. – Так что именно вы хотели бы спросить у меня?
– Понимаете, мадам Монбельяр, я обсуждал эту историю с магами, краски-то магические. Но нужно знать и мнение художника. Настоящего художника.
– Вы считаете меня?…
– Безусловно.
– Ну, хорошо, – ответила она с сомнением. – Я не маг, как вы поняли, но Дар у меня есть. Он появился после того, как я потеряла зрение. Диабет, какая-то неявная форма, болезнь вызвала неврит зрительного нерва, а диагноз поставили уже слишком поздно. Мне было всего девятнадцать, я училась в художественном колледже и была в отчаянии оттого, что не смогу больше рисовать. Дар пришел словно бы в ответ на это отчаяние. Не могу объяснить, как он действует… Да вам и не нужно это, наверное. Так вот, о ваших красках. Наверное, их можно использовать во благо; ну, например, дать умирающему несколько дней без боли, согреть замерзшего или подарить парализованному вечер на берегу моря. Для того, чтобы сделать такой рисунок, довольно и умелого ремесленника. Ваш покойный друг с таким и работал, не правда ли? А настоящий художник пропустит эти заклинания через себя, и магия его живописи соединится с химией красок и словами, несущими магию. Даже если вы будете читать одно и то же заклинание, а мастер станет изображать ту же модель и сюжет, все равно: у Тициана и у… ну, не знаю, у вашего тезки Ренуара, получатся совершенно разные картины.
Мадам Монбельяр помолчала, а потом вдруг спросила деловым тоном:
– Кстати, а состав красок вы изучили?
– В каком смысле? – не понял Лавернье.
– Хорошие краски для живописи готовят из природных компонентов, без химических реактивов. Глины, минералы, растения… Сами понимаете, краски, изготовленные на севере Царства Русь и где-нибудь в Хиндостане, будут изрядно отличаться одна от другой. Даже если на холсте или бумаге дадут похожий оттенок. И, значит, это тоже должно сказаться на результате, согласны?
Пьер мысленно стукнул себя по лбу. Маг земли, магистр, ага! Отобрать диплом и заставить сдавать все заново…
Он откашлялся и сказал осторожно:
– Вы… Мадам Монбельяр, вы удивительная. Не хотите поработать в магической Академии? Я ношусь кругами с этим наследством, как собака за собственным хвостом, а вы несколькими словами заложили основу работы лаборатории на много лет вперед.
– Спасибо, – улыбнулась женщина. – Боюсь, Жюльена без меня не управится с кафе. Но если буду нужна, приезжайте, я всегда здесь.
