Параллельно, как положено по названию, в Северной Африке в самом конце эпохи возникли Parapithecidae – файюмские Abuqatrania basiodontos, Serapia eocaena, Arsinoea kallimos и несколько видов Biretia. В отличие от бирманских и таиландских амфипитеков, это были опять небольшие обезьянки – от 270 до 721 граммов. Согласно с переходным весом как раз на «границе Кая», они были преимущественно фрукто– и смолоядными с частичной насекомоядностью, проще говоря, – жрали что есть и не привередничали. Челюсти и зубы парапитеков не имеют ярких специализаций – как и положено Великим Предкам.
Апофеозом же эоценового прогресса явились Proteopithecus sylviae и Talahpithecus parvus – древнейшие представители «ранних узконосых» обезьян Eocatarrhini из семейств Proteopithecidae и Propliopithecidae. Эта группа проявила себя уже в следующую эпоху.
* * *
Эоцен длился двадцать два миллиона лет – треть от всего кайнозоя. Это огромный промежуток времени, в некотором роде самая суть нашей эры. Самая тёплая, самая уютная эпоха, она оставила в нас ностальгию по укромным гнёздышкам и романтику темноты, стремление к таинственным глубинам дремучих лесов и внутреннюю дрожь от неведомых звуков. Климатическое благополучие обеспечило успех и развитие всем основным группам животных, которые населяют планету сейчас. Всё, что происходило позже, – вариация на тему или даже погрешность, рудименты эоценового великолепия.
Эоцен был переломной эпохой: начавшись как продолжение палеоцена – времени землеройкоподобной мелочи и несуразных микроцефалов, он продолжился в стиле тапирообразности, тупорогости и брутальной клыкастости, а закончился с надеждой на появление совсем нового мира – стройного, быстрого и, главное, сообразительного. Мозги начинают что-то значить и даже перевешивать в значении массу тела, силу мышц и численность потомства.
С середины эпохи, сначала не очень заметно, но дальше всё быстрее климат скатывается в ледяную бездну современности, сметая по пути тропическую роскошь. В моду входят практичность и рациональность – лишь они дают гарантию выживания в новые суровые времена.
Альтернативы
Некоторые очень архаичные группы плацентарных млекопитающих развивались в эоцене в нестандартных направлениях.
Среди Pantolesta были свои аналоги приматов: Kopidodon macrognatus из Месселя выглядел как белочка метровой длины с огромными клыками и пушистым хвостом. Судя по зубам, он был полностью растительноядным. Думается, такие «белочки» были главными и очень серьёзными конкурентами нашим предкам приматам.
Позднейшие представители пантолестов – монгольский Gobiopithecus khan и казахстанские Kiinkerishella zaisanica и Oboia argillaceous по строению заклыковых зубов невероятно похожи на приматов, причём даже человекообразных, неспроста первые исследователи приняли киинкеришеллу за плезиадаписа. С другой стороны, у обойи нижние резцы выглядят как огромные дугообразные бивни, подобные грызунячьим. К сожалению, все эти существа известны лишь по фрагментам челюстей, так что о внешнем виде и образе жизни этих зверей мы можем только догадываться.
Работа над ошибками
Позднеэоценовые Cryptopithecus major, C. alcimonensis и олигоценовый C. sideroolithicus, родственные или даже идентичные копидодону, были также первоначально приняты за приматов. Очевидно, фруктоядность возникала и развивалась в нескольких эволюционных линиях независимо, и у наших предков хватало крутых супротивников.
В Месселе идеально сохранился полный скелет Leptictidium auderiense – одного из видов этого рода, относящегося к Leptictida. Благодаря ему легко реконструировать длинноносую, длинноногую, длиннохвостую зверюшку, похожую на тушканчика или прыгунчика, только вот лептиктидии не прыгали, а шагали последовательно, то есть бегали на двух ногах, как люди. Лептиктиды вымерли в начале олигоцена, вероятно, не сумев приспособиться к открытым местностям. Саваннизация не всем двуногим идёт на пользу! Лептиктиды – отличный пример того, что двуногость вовсе ничего не гарантирует. Видимо, эти животные слишком рано спустились на землю, причём в своеобразных лесных местообитаниях, слишком быстро исчезнувших во времена похолоданий. Они были насекомоядны и при этом, вероятно, достаточно специализированы в питании. В итоге развитие мозга у маленьких шагоходов не заладилось.
Apatemyidae эоцена тоже прекрасны: Sinclairella dakotensis обрела огромные резцы типа бивней, а Heterohyus – длинные тонкие пальцы, подобные руконожковым. Это отлично видно на скелетах Heterohyus nanus из – конечно же! – Месселя. Благодаря им же известно, что длинный хвост гетерохиусов был голый, но с веерообразной кисточкой на конце, как у перохвостой тупайи. В целом эти зверюшки были очень похожи на долгопятов или лемуров и вели в целом такой же образ жизни, как и наши предки того же времени. Маленькое компактное пушистое тельце, короткая голова с большими резцами и всеядной зубной системой, резко удлинённая прыгательная стопа с цепкими пальчиками, хвост-балансир – это всё тот же набор, что был присущ и эоценовым приматам. Но апатемииды, видимо, слишком специализировались в питании: своими огромными резцами они прогрызались до ходов в трухлявых пнях и тонкими длинными пальчиками выковыривали личинок насекомых. Смена влажных эоценовых лесов на сухие олигоценовые степи и появление дятлов – гораздо более успешных выдалбливателей личинок – поставили на эволюционной линии апатемиид крест. Впрочем, они продержались до конца олигоцена.
Олигоцен. 33,9–23,03 миллиона лет назад: мир гигантов
Олигоцен – печальный конец палеогена, десять миллионов лет безвременья, когда планета колебалась между новым потеплением и похолоданием, между лесом и степями, между старым и новым. Трудно определить лицо этой странной эпохи: она наследует часть эоценового шика, но упадок явно виден во всём, а до неогенового размаха экосистема тоже ещё не раскачалась. Впрочем, и олигоцену есть чем похвастаться, всё же и у него есть пара ярких страниц.
* * *
Олигоцен, как и положено новой эпохе, начался с кризиса – даже в десятимиллионном ряду позднеэоценового похолодания обвал температур начала олигоцена был критическим. Ко всему прочему, климат стал ещё и суше. Причины этого видятся по-разному. Возможно, сыграла роль перестройка морских течений из-за дрейфа континентов. Очевидно великое событие – причаливание Индии к Азии. Чудовищная тектоническая сила начала сжимать край материка, поднимая к небесам Гималаи. Открывающиеся горные породы поглощали углекислый газ из атмосферы, снижая парниковый эффект и остужая тем планету.
Не исключено, что на климат повлияли отношения копытных и растений. Травы, защищавшиеся от прожорливых растительноядных, включали в свой состав кремнезём. Неспроста копытные изобретали всё более совершенные зубные системы, мы видим это по увеличению гипсодонтности – увеличению высоты коронки зубов – и царапинам на эмали. Кремнезём с помётом попадал в воду, оттуда – в море, где усваивался радиоляриями и фораминиферами с кремнёвым панцирем. Эти существа составляли конкуренцию кокколитофоридам, которых в начале олигоцена стало резко меньше, те не сбрасывали карбонаты в глубины океана, где те могли бы раствориться или перевариться в вулканических очагах и вернуться в атмосферу в виде углекислого газа. Углекислый газ по этой версии накапливался в воде, а в атмосфере его концентрация должна была падать. Парниковый эффект снижался, что приводило к неумолимому похолоданию. Как обычно в таких случаях, не вполне очевидно, что было причиной, а что – следствием: кокколитофориды ли вымерли из-за похолодания или похолодание случилось из-за их сокращения?
