А начало этому было положено в олигоцене Африки, где 24,2–27,5 млн л. н. в Кении жил Kamoyapithecus hamiltoni, а 25,2 млн л. н. в Танзании – Rukwapithecus fleaglei. К сожалению, эти обезьяны известны лишь по зубам и фрагментарным челюстям, так что о их образе жизни мы можем только догадываться. Камойяпитек вообще не всеми антропологами признаётся за достоверную человекообразную обезьяну, столь он примитивен; впрочем, Великому Предку и полагается быть крайне архаичным. Судя по зубам, руквапитек весил примерно 12 кг, камойяпитек был гораздо крупнее – примерно между 20 и 40 кг: как раз в продолжение тенденции, идущей от эосимиевых к парапитекам, от тех – к проплиопитекам, далее – к сааданиусу и от последнего, собственно, – к человекообразным.
* * *
Конец олигоцена ознаменовался кратковременным потеплением, но это уже ничего не могло исправить и никого не могло спасти. Стадные травоядные со всё более совершенными гипсодонтными зубами и сложными желудками всё жаднее ели и вытаптывали древесный подрост и входили во всё больший симбиоз с травами, которые, будучи едой, тем не менее, получали от поедания копытными пользу и через освобождение от конкурентов и распространение семян занимали всё большие просторы. Исчезающие леса и расширяющиеся пастбища приводили к усилению обмена веществ на суше. Сток органики в океан рос, тамошние одноклеточные плодились быстрее и во всё больших количествах поглощали углекислый газ, переводя его в карбонаты своих панцирей и, далее, в инертные донные отложения. Парниковый эффект снижался, планета в целом стыла. Вода уходила в ледники, облачность падала, прозрачность воздуха росла, земля временно нагревалась, от неё тепло быстро переходило в нижние слои атмосферы, но верхние оставались холодными; по ночам и зимами холодные массы воздуха проваливались вниз и морозили землю. Контрастность климата – как суточная, так и сезонная, и зональная – росла на глазах. Впереди ещё были несколько миллионов лет борьбы за тепло, но судьба планеты уже была предрешена: она погружалась в ледяные бездны.
Палеоген кончился.
Десяток миллионов лет олигоцена подарили нам степи и их обитателей – наше будущее место жизни и нашу будущую еду. Олигоценовые сложности взрастили наших врагов – кошек и собак, но они же не дали нам застыть в идеале приспособления, вывели из эволюционной инерции и ускоренными темпами довели нас до человекообразного состояния. Мы выросли в десятки раз, немножко поумнели и подготовились к последнему рывку перед очеловечиванием.
Начался неоген.
Альтернативы
На границе эоцена и олигоцена свершилось величайшее событие: обезьяны добрались до Южной Америки. Как точно они это сделали, конечно, неизвестно, но наиболее вероятный путь – прямую из Африки через Атлантический океан. В принципе, есть и другие альтернативные дорожки: из Азии через Берингов пролив, из Европы по северу Атлантики в Северную Америку, даже через Антарктиду, но все они в олигоцене были малореализуемы. Конечно, копытным и хищным никто особо не мешал мигрировать между Азией, Европой и Северной Америкой, но это были животные открытых пространств, причём сравнительно холодостойкие. Всё же температуры на дворе стояли уже отнюдь не эоценовые. К тому же в Северной Америке при отличной изученности фаун олигоценовые приматы неизвестны, а позднеэоценовые были слишком специализированы для того, чтобы из них получились широконосые обезьяны, так что путь из Старого Света по северному пути крайне маловероятен. К тому же от Северной Америки Южную отделял широченный пролив на месте нынешней Панамы. Трудно сказать, куда направлялись тогда течения в Карибском море, но нынче они идут с юга на север, от Венесуэлы через Антильские острова до Флориды, так что доплыть из Северной Америки до Южной весьма проблематично.
Антарктида в роли пути – совсем негодна: мало того, что в олигоцене она уже начала покрываться ледниками, так ещё к тому же отъехала и от Америки, и от Австралии, а из Африки в неё и раньше попасть было практически невозможно.
Одновременно самые подходящие на роль предков широконосых обезьяны известны из Африки. Ясно, что вояж через Атлантический океан может показаться слишком фантастическим, но мы имеем множество примеров не менее удивительных путешествий и до, и после. Около 30–40 миллионов лет назад – на границе эоцена и олигоцена – ширина Атлантического океана была 1,5–2 тысячи километров. Сейчас от Западной Африки до Бразилии примерно 2,8 тысячи километров, так как океан с тех пор постоянно расширялся, ведь Южная Америка уплывала на запад, толкая тихоокеанскую литосферную плиту и сминаясь по западному краю в Анды. Между Африкой и Южной Америкой существует несколько течений и противотечений. Даже при средней скорости океанского течения в 5 км/ч путь от Африки до Южной Америки составлял около пары недель, а то и меньше, а ведь скорость в те времена могла быть и большей, так как воды могли беспрепятственно устремляться в Тихий океан через широкий пролив, расстилавшийся между Северной и Южной Америкой. Океан вдвое уже, течение вдвое быстрее – шанс доплыть не такой уж нулевой.
Уровень океана при этом был сильно выше нынешнего. Из-за этого на месте Нигерии в Африке и низинных частей Венесуэлы, Колумбии и Перу в Южной Америке плескались воды гигантских морских заливов, в которые с суши впадали огромные реки. По берегам африканских рек росли густые тропические леса; по файюмским находкам мы знаем, что парапитековые и проплиопитековые любили жить в кронах над болотами и потоками. Кораблями служили упавшие в реки деревья: Палеоконго и другие потоки Африки выносили в океан немереное количество упавших деревьев, в том числе исполинские стволы, сцепившиеся ветвями и корнями в огромные плоты. А огромное дерево тропического дождевого леса для небольших зверей размером с белку – это целый мир с богатейшими ресурсами, который можно не покидать фактически всю жизнь. Если недельку-другую листва, плоды и кора не совсем завянут, их хватит для питания, да если ещё пару раз прольётся дождичек, да пресная вода наберётся в дупло, чтоб не высохнуть посреди океана, то жить можно. Понятно, что в любом случае успех такого предприятия крайне маловероятен, но помножим миллионы деревьев на миллионы лет – и, хотя почти все они благополучно тонули, из этих мириадов стволов какие-то с живыми обитателями просто обязаны были достичь противоположного берега, а трансатлантическое путешествие становится просто неизбежным! И ведь палеонтологические свидетельства говорят о том, что такие круизы любили и обезьяны (куда бы они делись с плывущего по волнам полена?!) – и совершили как минимум дважды, а может – и трижды. Это уже не редкостная лотерея, а прям-таки налаженный маршрут.
Независимо преодолели океан парапитеки: Ucayalipithecus perdita с границы эоцена и олигоцена Перу очень слабо отличаются от примитивных файюмских парапитековых Qatrania wingi и Abuqatrania basiodontos, зато очень резко – от широконосых. Показательно, что, во-первых, катрания и укаялипитек синхронны, а во-вторых, обнаружены зубы укаялипитека в том же местонахождении Санта-Роза, на том же левом берегу реки Укаяли, в тех же слоях, где найдены зубы древнейших широконосых – перупитека и других ранних широконосых, о которых речь ещё пойдёт дальше.
