Исходно южноамериканские гигантские ленивцы поначалу не были такими уж гигантскими: Pronothrotherium typicum был меньше полутора метров длиной без учёта хвоста. Впрочем, они неплохо освоились в Северной Америке и быстро подросли: длинноголовые, похожие на муравьедов Scelidotherium были уже двухметровыми без учёта хвоста, а Eremotherium eomigrans, стоя на двух ногах, достигал четырёхметровой высоты.
Некоторые гигантские ленивцы пошли особым путём. Несколько перуанских видов Thalassocnus жили на побережье, окружённом пустынями. В этой безрадостной пустоши было грустно, но ленивцы не растерялись и стали нырять в море, разгуливая там по дну и собирая морскую траву. Скелет при этом со временем менялся не слишком сильно: становился крупнее и тяжелее, благодаря изменению позвонков и затылка голова всё лучше опускалась вниз, хвост удлинился и стал более широким и плоским, хотя так и не превратился в гребной орган, пропорции конечностей несколько сдвинулись в сторону полуводных животных, но не так уж запредельно. От вида к виду морда удлинялась, а её кончик расширялся в виде лопатки, как у утки; судя по всему, талассокнусы имели большие губы, которыми щипали водоросли на дне.
Thalassocnus
В плиоцене появился и знаменитый род Megatherium, хотя его первые представители – M. altiplanicum – ещё были почти вдвое меньше поздних гигантов.
Южноамериканские копытные в большинстве своём исчезли, остались самые быстрые или самые большие, типа Toxodon chapalmalensis.
Под конец изоляции апофеоза достигли южноамериканские грызуны, до того тоже немаленькие: в роде Telicomys великолепен T. gigantissimus – длиной 2 м и весом 200–500 кг, уругвайская Josephoartigasia magna впечатляла ещё больше, а J. monesi имела череп 53 см длиной – вдвое-втрое больше, чем у капибары, сама же достигала длины 3 м, высоты 1,5 м и веса до 900 кг! Но мимо таких суперкапибар саблезубые тигры спокойно пройти уж никак не могли, а потому огромадные и очень вкусные водосвинки быстро кончились.
Между прочим, опасны были не только общепризнанные пришлые злодеи. Казалось бы, что может енот? Но если это гигантские аргентинские еноты Chapalmalania ortognatha или Ch. altaefrontis, потомки местных миоценовых енотов Cyonasua, полутора-двухметровой длины, метровой высоты и 150 кг весом, то стоит поберечься: неспроста на хвосте броненосца-глиптодонта Eosclerocalyptus lineatus обнаружены следы их зубов. «Глиптодончик, глиптодончик, не ходи на тот конечик, там хапалмалания живёт, тебе хвостик отгрызёт». Конечно, скорее хапалмалании были не такими уж завзятыми хищниками, а универсалами и не брезговали падалью: лежит, понимаешь, туша глиптодона, как мимо просто так пройти?
* * *
Что же приматы? Плиоценовые полуобезьяны уже фактически неотличимы от современных. Например, в Восточной Африке уже водились не только ископаемые Laetolia sadimanensis и Galago howelli, но и современный вид занзибарского галаго G. zanzibaricus.
На удивление, совсем неизвестны плиоценовые широконосые обезьяны, хотя нет сомнений, что и они не отличались от нынешних.
В Азии лангуры Semnopithecus palaeindicus и Myanmarcolobus yawensis основали линию специализированных древесных листоядов, развивших многокамерные желудки и тем ушедших в нирвану специализации, впрочем, весьма успешной, судя по величайшему изобилию современных форм. Parapresbytis eohanuman вполне уживался в Монголии и Забайкалье; пока климат это ещё позволял. В Европе их аналогами были Dolichopithecus balcanicus и D. ruscinensis.
Как вы там, потомки?
Листья и сухие волокнистые фрукты, которыми питаются лангуры, часто ещё и ядовиты. Для нейтрализации стрихнина обезьяны едят смолу дерева Sterculia urens, а трёх– или даже четырёхкамерный желудок позволяет переварить грубую малопитательную еду и получить из неё какую-то пользу. Такая специализация избавляет от конкурентов – это хорошо. На переваривание листьев уходит масса времени, отчего лангуры стараются не суетиться: либо меланхолично жуют, либо сидят, выпятив пузо, и переваривают наетое. Этим лангуры, кстати, резко отличаются от более мелких, а потому всеядных, а потому вечно голодных и оттого вечно беспокойных и гораздо более агрессивных макак.
По африканским лесам прыгали колобусы Rhinocolobus turkanensis, Paracolobus chemeroni, Kuseracolobus aramisi и K. hafu, карликовые мартышки Nanopithecus browni, а также уже вполне современные мартышки Cercopithecus. От Северной Африки до Китая разбежались макаки Macaca разных видов, в том числе более архаичные M. prisca и M. florentina, а также вполне современные бесхвостые маготы M. sylvanus. Родственные макакам, но похожие на павианов трудноразличимые Paradolichopithecus и Procynocephalus заселили Евразию от Европы через Таджикистан и Индию до Китая. В Африке южнее Сахары их заменяли мангобеи Cercocebus. Там же продолжали бурно эволюционировать павианы – несколько видов Parapapio, Pliopapio alemui, Procercocebus antiquus, а также куда более суровые гелады.
В ряду видов Theropithecus гелады быстро увеличивались в размерах, достигнув веса больше сорока килограммов у вида Th. brumpti, хотя и это был не предел, судя по плейстоценовым видам. Разные виды гигантских гелад жили и в лесах, и в лесостепях, питались и фруктами, и листьями, и травой, а потому составили мощнейшую конкуренцию австралопитекам и в итоге фактически победили. Под конец плиоцена австралопитеки вымерли. Наше счастье, что самые ушлые вымирать не хотели, а сбежали в другую экологическую нишу, став людьми.
А где же люди? Последние нелюди и первые люди
Плиоценовые обезьянолюди эволюционировали наискорейшими темпами – что ни миллион лет, то новый вид, а то и не один.
Прямым потомком кадаббы стал очередной Великий Предок – эфиопский Ardipithecus ramidus, живший с 4,51 до 4,32 млн л. н. Самой известной находкой является скелет ARA-VP-6/500 из местонахождения Арамис. Это практически идеальный обезьяночеловек: с размером мозга 300 см3, но одновременно с небольшим лицом и короткими клыками; со смещенным вперёд затылочным отверстием, свидетельствующим о положении головы на вертикальном позвоночнике, но с руками одной длины с ногами, или до колен в двуногом положении; с оттопыренным большим пальцем на стопе, но с продольным и поперечным сводами той же стопы. Особенно прекрасен таз ардипитека: у обезьян он узкий и длинный, у нас низкий и широкий, а у рамидуса – квадратный. Жаль, что термины «питекантроп» – «обезьяночеловек» и «антропопитек» – «человекообезьяна» – уже заняты, ардипитеку они подходят куда больше.
Ardipithecus ramidus
