Люди часто склонны считать, что их собственная эволюция – это что-то особенное, совсем не такое, как у каких-то там животных. Однако палеонтология показывает обратное. Каждый следующий вид людей появлялся в ходе очередной перестройки биосферы и смены фауны. Сложностей хватало ровно настолько, чтобы и не вымереть окончательно, но и не остановиться в развитии. В плейстоцене люди резко поменяли экологическую адаптацию: обретя культуру, из собирателей-вегетарианцев они стали всеядными и, более того, хищниками, причём самого высокого трофического уровня. Количество костей людей со следами зубов леопардов и медведей резко снижается, а число костей зверей с надрезками от орудий – резко возрастает.
Чрезвычайно показательно крайнее сокращение разнообразия хищников в плейстоцене. Если сравнить число видов олигоценовых, миоценовых и плиоценовых хищников и современных, то становится грустно. Человек оказался настолько мощным конкурентом всем подряд, что сохранились либо мелкие охотники на мышей, либо минимально специализированные и очень немногочисленные крупные мясоеды.
Маленькая тонкость
Просто удивительно, насколько основные вехи эволюции людей совпадают с климатическими изменениями.
2,6 млн л. н. началось очередное похолодание, сформировался Скандинавский ледниковый щит, леса стали сокращаться, в тропических областях появилась сезонность, усилилась аридизация, расширились открытые пространства, а обмены фаун усилились. Именно в это время из последних грацильных австралопитеков сформировались первые представители родов Paranthropus и Homo, причём последние стали изготавливать примитивнейшие каменные орудия галечного типа.
2–1,8 млн л. н. начались ледниково-межледниковые циклы, ещё больше усилилась аридизация, в центрах континентов начали формироваться пустыни, затруднившие миграции животных. В это время самые ранние Homo превратились в классический вид H. habilis, и именно в это время люди впервые покинули Африку. В самой же Африке чуть погодя люди перешли к новой – ашельской – орудийной технике.
1,2 млн амплитуда колебаний климата возросла, температура понизилась на 4–5°, в очередной раз усилилась зональность. Люди вышли на новый уровень – ранних H. erectus, с современными пропорциями тела и килограммовым мозгом; к этому этапу относятся и древнейшие примеры использования, хотя ещё и не добывания, огня. Люди расселились по всей субтропической зоне и достигли Явы.
0,8 млн начались основные континентальные оледенения, зональность усилилась, биота перестроилась, в Евразии утвердились умеренно-прохладный климат, лесостепи и субарктическая фауна. Поздние H. erectus приобретали всё больше прогрессивных черт.
0,4 млн и дальше окончательно возобладал ледниковый климат. Люди эволюционировали до H. heidelbergensis в Европе, H. mapaensis в Азии и H. rhodesiensis в Африке, их мозг увеличился на треть и достиг почти современных значений. Люди освоили зону умеренного климата, начали строить жилища и научились разводить огонь. Они дошли до идеи составных орудий, собранных из нескольких элементов, и начали хотя бы изредка заниматься чем-то неутилитарным, то есть возвышенным, тем, что мы нынче называем либо искусством, либо религией. В это же время разделение расселившихся ранее ветвей доходит до уровня как минимум подвидов, а местами и хороших человеческих видов.
Люди с самого начала были тропическими африканскими животными, а потому при миграциях в первую очередь занимали места, похожие на африканские. Холмистая равнина с извивающейся речкой и рощами по берегам – родная для всех картина. Все прочие пейзажи – густые леса, открытые степи, пустыни, горы, тундры – заселялись по остаточному принципу, когда в нормальных ландшафтах места уже не оставалось. По той же причине большинство людей во все времена жило отнюдь не на севере, а в тропической полосе Африки и Южной Евразии. Приледниковые неандертальцы и кроманьонцы, хотя и известны лучше всех, отнюдь не были типичными представителями древних человечеств так же, как современные эскимосы, сколь бы они ни были замечательны, никак не могут служить образцом и примером всего нынешнего человечества. Наши предки – охотники и рыболовы тропиков, а не мёрзлые кочевники тундры. Немалая проблема археологии и антропологии в том, что как раз про основную массу ископаемых людей, жившую на югах, мы знаем откровенно мало. Политико-экономическая ситуация в странах, где располагалась наша прародина, не способствует планомерным и тщательным исследованиям. Более-менее изучены лишь Южная Африка, Танзания, Кения и Эфиопия, на севере Африки – Алжир, Тунис и Марокко, на Ближнем Востоке – Израиль, меньше – Сирия и Иордания. В прочих странах находки единичны и пока не позволяют составить цельной картины.
* * *
Плейстоцен ознаменовался мощными перестройками всех экосистем и, как любая приличная эпоха, кончился массовым вымиранием. Потепление, как бы оно ни было близко нашему южному сердцу, не принесло большой радости биосфере: как мамонтовая фауна на севере, так и тропические фауны на югах резко сократились и фактически исчезли. Как обычно, сохранились лишь рудименты былого, и наше счастье, что мы – люди – вошли в число этих рудиментов. Зато в борьбе с постоянными сложностями люди окончательно развили разум и стали первыми существами на планете, способными осознать себя.
Альтернативы
Как бы ни были развиты люди плейстоцена, и в это время появлялись наши альтернативы.
Один из мощнейших кандидатов на человеческое место – гигантопитеки. Плиоценовые виды уже были огромны, но и они выглядели бы небольшими на фоне своих потомков – Gigantopithecus blacki. Правда, гигантопитеки известны лишь по зубам и челюстям, так что всегда есть место предположению, что тело их было не так уж велико, просто рыло с чемодан, но такая диспропорция маловероятна. Скорее всего, это были обезьяны двух-трёхметрового роста весом под полтонны, а то и больше. Эти родичи орангутанов прекрасно чувствовали себя на огромной территории от Южного Китая через Таиланд и Вьетнам до Явы. Как уже говорилось, будучи огромными, эти великаны должны были иметь и немаленький мозг, потенциально равный размеру мозга питекантропа. Другое дело, что это дважды потенциал: во-первых, потому что у нас до сих пор нет черепа гигантопитека, а во-вторых, потому что им большой интеллект был и не особенно нужен.
Палеодиетологические анализы показывают, что питались гигантопитеки тем же, чем и современные орангутаны. Видимо, это и стало их фатальной проблемой. Будучи специализированными фруктоядами, они уже не могли перейти на травоядность, а саваннизация в некоторый момент докатилась и до Юго-Восточной Азии. В горных лесах ещё оставалось место для гиббонов и орангутанов, но большие популяции гигантопитеков там уже прокормиться не могли. К тому же в некоторый момент из Африки пришли люди с копьями, которые, конечно, никак не могли пройти мимо таких гор мяса. А гигантопитеки, будучи приматами с K-стратегией размножения, то есть редко рожающие минимум детёнышей и долго их выращивающие, не могли быстро воспроизводиться, а потому быстро кончились.
