Энергия эта, казалось, заставляла ее светиться изнутри. Вассаго не в силах был поверить, что в жилах ее текла обыкновенная человеческая кровь. О нет, сердце ее разносило по телу очищенную от всяких ненужных примесей эссенцию самой жизни.
Кипучая жизнеспособность девушки неодолимо влекла к себе. До чего же сладостно будет загасить это ярко трепещущее пламя жизни!
Вассаго пошел за ней следом, чтобы узнать, где она живет. Два последующих дня он рыскал по студенческому городку, по крупицам собирая данные о ней. Он делал это с таким рвением и тщанием, с каким студент готовится к сдаче своей семестровой работы.
Звали ее Маргарет Анна Кампион. Она была студенткой старшего курса, двадцати лет, специализировалась в музыке. Играла на пианино, флейте, кларнете, гитаре и, если бы пожелала, легко могла бы выучиться играть на любом другом инструменте. Одна из самых известных и почитаемых товарищами по учебе студенток музыкального отделения, она была еще и талантливым композитором. От природы застенчивая, Маргарет делала все, чтобы ничем не выделяться из своей среды, и потому музыка была для нее не единственным увлечением в жизни. Она входила в сборную колледжа по легкой атлетике, была второй среди девушек по бегу, всегда боролась до конца; писала заметки о кино и музыке в студенческую газету; активно участвовала в деятельности местной баптистской церкви.
Ее кипучая жизненная энергия проявлялась не только в радости, которую она испытывала, играя на различных музыкальных инструментах или сочиняя музыку, не только в том сиянии, которое подметил в ней Вассаго в баре, но и в ее внешности. Она была на удивление хороша собой, с фигурой киноэкранной богини секса и лицом ангела. Чистая нежная кожа. Четкие контуры лица. Полные губы, чувственный рот, прелестная улыбка. Влажные голубые глаза. Одевалась она скромно, стремясь за складками одежды скрыть сладостную полноту груди, тонкую талию, ладную попку и длинные стройные ноги. Но он знал: стоит содрать с нее одежды, и она предстанет перед ним такой, какой он в самом начале мысленно вообразил ее себе: самкой-производительницей, бурлящим биологическим котлом, из которого будет возникать все новая и новая жизнь, непревзойденная по яркости и дарованию. Он не хотел, чтобы она жила.
Он хотел остановить ее сердце и затем прижать к себе ее холодеющее тело, чтобы почувствовать, как огонь жизни постепенно угасает в нем.
Ему казалось, что одно это убийство откроет перед ним врата смерти и поможет покинуть приграничную полосу, где он сейчас обитает, и уйти в мир мертвых, к которому стремился всем своим существом и к которому по праву принадлежал.
Маргарет имела неосторожность пойти одна в одиннадцать часов вечера в прачечную самообслуживания, располагавшуюся прямо на территории их жилого комплекса. Квартиры комплекса сдавались внаем финансово независимым престарелым людям, а так как к тому же находились неподалеку от Калифорнийского университета в Ирвине, то и парам и тройкам студентов, плативших за проживание в складчину. Скорее всего, разношерстный состав квартиросъемщиков, прекрасные отношения между соседями, обилие света на территории комплекса – вместе взятые – создавали у нее иллюзию полной безопасности.
Когда Вассаго вошел в прачечную, Маргарет как раз закладывала в барабан стиральной машины последнюю порцию грязного белья. Она взглянула на него с легкой улыбкой удивления, но совершенно без страха, хотя он и был одет во все черное и не снимал темных очков в ночное время.
Очевидно, она приняла его за одного из студентов университета, пытавшегося своим эксцентричным видом подчеркнуть свое неприязненное отношение к условностям жизни и тем самым доказать свое интеллектуальное превосходство над остальными людьми. В любом студенческом городке всегда отыщется подобный «бунтарь», так как всегда легче казаться интеллектуалом, чем в действительности быть им.
– Ради бога, простите, мисс, – сказал он, – я думал, здесь никого нет.
– К чему извинения? Мне нужна только одна машина, – улыбнулась она. – Две другие совершенно свободны.
– Нет, я уже выстирал белье, но, когда пришел домой и вынул его из корзины, увидел, что одного носка не хватает – оставил его то ли в машине, то ли в сушилке. Простите, что помешал вам.
Она улыбнулась еще шире, так как ей показалось смешным, что этот будущий Джеймс Дин, этот бунтарь-одиночка, затянутый во все черное, оказывается на поверку таким супервежливым и предупредительным джентльменом, не чурающимся стирать свое собственное белье и охотящимся за утерянным носком.
К этому времени он уже подошел к ней совсем близко. Два коротких резких удара в лицо – и она потеряла сознание и, как груда белья, повалилась на выложенный виниловой плиткой пол.
Позже, в демонтированном Аду заброшенного парка аттракционов, когда Маргарет пришла в себя и обнаружила, что голая, связанная по рукам и ногам лежит на бетонном полу, ослепшая от непроглядной тьмы, окружающей ее со всех сторон, она даже и не пыталась выторговать себе жизнь, как это делали другие. Она не предлагала ему свое тело, не делала вид, что ее возбуждают его жестокость и власть над ней. Не пыталась откупиться от него деньгами, не убеждала его, что понимает и сочувствует ему, пытаясь из Немезиды
[4]
превратить его в друга. Она не кричала, не плакала, не молила о пощаде и не осыпала его грязными проклятиями. Она совершенно не походила на других, так как нашла утешение в возвышенной тихой молитве, которую самозабвенно, не останавливаясь ни на миг, произносила едва слышным голосом, почти шепотом. Но молилась она не об избавлении от своего палача и не о возвращении в мир, из которого была насильно вырвана, – словно знала, что смерть неминуема. Вместо этого она молилась, чтобы Бог дал ее семье достаточно мужества и сил пережить потерю, чтобы не оставил на произвол судьбы двух ее младших сестер и даже чтобы он не обошел своей милостью и отпустил грехи ее убийце.
Вассаго тотчас возненавидел ее. Он знал, что ни любви, ни милосердия на свете не существует, что это все пустые слова. Сам он никого не любил, ни когда был среди живых, ни сейчас в пограничной между жизнью и смертью полосе. Он часто, правда, прикидывался, что кого-то любит – отца, мать, девушку, – но только ради того, чтобы получить от них, что хотел, и они верили ему. Вера в то, что любовь существует в других, когда наверняка знаешь, что в самом тебе она отсутствует, это явный признак душевной слабости. Человеческие взаимоотношения не что иное, как искусная игра, и умение разглядеть обман – единственное, что отличает хороших игроков от плохих.
Чтобы доказать ей, что обмануть его невозможно и что ее Бог бессилен, Вассаго вознаградил ее негромкие молитвы долгой и мучительной смертью. Она все же закричала в конце. Но крик ее не удовлетворил его, так как в крике том прозвучало только физическое страдание, но не было в нем ни ужаса, ни ярости, ни отчаяния.
Он надеялся, что полюбит ее, когда она будет мертвой, но и тогда его ненависть к ней так и не ушла. Некоторое время он прижимал ее тело к себе, чувствуя, как жизнь покидает его и как оно холодеет. Но холодное прикосновение смерти к ее плоти не вызвало в нем того трепетного возбуждения, на которое он рассчитывал. Она умерла с непокоренной верой в вечную загробную жизнь и тем самым лишила Вассаго радости от сознания, что в затухающих глазах жертвы ему удастся прочесть страх смерти. С омерзением оттолкнул он от себя ее обмякшее тело.
