– Уходи, – велела Вероника соседу.
– Это вместо отзыва? – непонимающе спросил музыкант. – А кофе? Ты еще про еду говорила…
– Просто уйди, – она стиснула кулаки и зубы, а затем взорвалась. – Пошел вон, что непонятного?!
От крика у самой в ушах заложило. До Вала, похоже, посыл дошел, он молча вышел из комнаты, пошуршал в прихожей, переобуваясь. Хлопнул входной дверью. Дверь всегда закрывалась громко, так что звук значил ровно то, что гость покинул квартиру.
Диск был забыт в музыкальном центре.
Вероника осталась одна в тишине, в полутьме. В котле эмоций. Пернатые, наверно, испугались громких звуков, притихли. И тишина давила, давила – до заложенных ушей.
Она прошла на негнущихся ногах до стола, достала из выдвижного ящика ключ.
«Выбросишь ключи», – подсказал в голове отголосок отзвучавшей песни.
Вероника не выбрасывала этот ключ. Впрочем, девушка пела не совсем об этом ключе…
Ключ открывал отцовский сейф. Именно в нем после ремонта хранились фотоальбомы. И несколько фоторамок, с самыми удачными кадрами. Тех, где все они были вместе, втроем.
«Спрячешь под стеклом
Тех, кого лишена.»
Вал сел и записал несколько рифмованных строк, которые по какой-то причине проассоциировались у него с соседкой снизу. Может, он даже не слишком задумывался о том, что пишет. Творческий процесс – он иногда проходит, минуя сознание. Ей ли не знать, с таким привычным «видением руки»?..
Только случайный выстрел попал в самое сердце.
Вероника просидела с рамкой на коленях до глубокой ночи. Фотография была сделана в ее шестнадцатилетие. Каждый год, несмотря на занятость отца, они проводили дни рождения вместе. Январь – день рождения мамы, август – Вероники, сентябрь – папин день…
Три счастливых лица на фотокарточке. Аттракционы на фоне – они в тот год поехали на Елагин остров. Теперь прикоснуться к ним можно только через стекло и через воспоминания.
«Ты построишь дом:
Вместо стен – тишина».
Она сидела в тишине, кончиками пальцев касаясь поверхности стекла. По лицу текли слезы. Перевалило за полночь.
– С днем рождения, пап, – шепнула девушка.
В воскресенье она никуда не пошла. С трудом подняла себя, когда пернатые совсем уж настырно затребовали свободы, пищи и внимания.
«Опустошите и установите обратно поддон для капель», – предложила ей кофеварка.
– Я уже опустошила один поддон для капель, – покривилась Вероника. – Благодарю за напоминание.
Кофе хотелось, так что требование машины пришлось удовлетворить, без этого она отказывалась готовить живительный напиток.
Кто-то робко поскребся в дверь.
– Так и знала, что это ты, – она вздохнула, махнула соседу. – Заходи, не мнись.
– Да я только диск забрать…
– Отзыв уже не нужен? – пожала плечами Вероника.
– Пожалуй, – Вал замялся. – М-м, как пахнет. Кофе?
– Кофе, кофе, – подтвердила девушка. – И ты сейчас стоишь между мной и им.
Когда кофе и вчерашние блины нашли пристанище в желудках, Вероника начала загибать пальцы.
– Первый куплет – ни о чем, эти строки не стоят того, чтобы мы на них тратили время, – первый палец. – Что? Я удачно применила цитату. Удачнее, чем твое занимание времени скучным текстом.
Вал покривился, но кивнул.
– Перехода между куплетом и припевом, кроме проигрыша, нет, – второй палец. – Никакой смысловой связи, никаких отсылок. Говорили про Фому, запели про Ерему. Проигрыши, кстати, ничего, звучат приятно.
Комплимент музыкальный немного подсластил пилюлю.
– Первый припев выезжает за счет голоса исполнительницы, – третий палец. – Без голоса ее обалденного он «одноразовый».
– Не понял? – подался вперед музыкант.
– Боль, страх – очень обобщенно, без конкретики. Кто-то боится высоты, кто-то насекомых. Если расчет был на то, чтобы пальцем в небо ткнуть и нащупать страшилку каждого, то, так и быть, попытку зачту.
– Вообще-то это не совсем так…
Договорить музыканту не дали.
– Людям не нравится бояться постоянно, – третий палец. – Разок испугаться, пощекотать нервишки – это да, ужастики не зря ведь популярны. Но никто не захочет переживать страх снова и снова. Так что: голос вытянул провальную часть. Голос приятно слушать даже на повторе.
– Я передам твою похвалу, – Вала перекосило, но от выражения эмоций он удержался.
– Второй припев получше. Ты вроде топчешься на месте, обмусоливая неведомую фиговину, но вроде и движешься, – четвертый палец. – В этом что-то есть. «Ненавижу» – зачет.
– Ну еще бы… – сказал в пол соседушка.
– Второй припев удался больше всего. Но опять-таки никакой логики взаимоотношений между куплетами и припевами, – пятый палец. – Ее нет. Просто нет.
– Кажется, ты хотела похвалить второй припев? – со вздохом проговорил автор песни.
– Да, за обращение во втором лице, – кивнула Вероника, разжала кулак, получившийся при загибании пальцев. – Оно позволяет любому слушателю погрузиться в историю. Примерить ее на себя – эффект сопереживания. У каждого, если вспомнить, случались потери. Девушка бросила, хомячок отправился на радугу, лучший друг оказался вдруг не друг. Любого возьми – найдется печальный эпизод, кроме, пожалуй, беззаботных детенышей в ползунках. Но те – не ваша целевая аудитория.
– Ник, посыл направлен был на…
– Я хвалю, не перебивай, – погрозила пальцем девушка. – Ты хорошо подобрал посыл и слова. Просто, понятно и близко каждому. Это не какой-то мутный осенний поэт, рыдающий над могилой. Тут у тебя вышло что-то очень личное. Поэтому оно трогает. А поэт – он вычурный, далеко не всем понятный. Чуждый.
– Думал, поэт тебе нравится, – вздохнул Вал.
– Мне и всем слушателям – это две большие разницы, – возразила Вероника. – Да, продолжаю хвалить: финал особенно удался. Он в меру душевный, опять же, в нем личное, сокровенное и всем близкое обращение. У всех есть любимые: у тебя есть Хель, у меня попугаи. В целом: плюсов меньше, но они перекрывают минусы. Зачтено.
Она встала, дошла до центра, извлекла диск.
– Продолжай стараться, практика идет на пользу твоему творчеству, – она растянула губы в улыбке, подавая диск.
– Ник… – снова вздохнул музыкант.
Вздохнул, но диск взял.
– Еще кофе? – вежливо предложила хозяйка. – Если нет, не задерживаю.
– Моим понравилось «Споем», – проговорил гость. – Группа настаивает на включении песни в новый альбом.
