Гултак потер рукоятью меча щетинистый подбородок.
– Дела – это то, что приносит прибыль. Ты ущербна умом, чужачка, раз не понимаешь очевидного?
– …! – рявкнула орчанка. – Зачем мы вообще его слушаем? Прикончить выродка, и дело с концом.
– Не все такие тупые, потому и слушают, – широко зевнул Гултак, поддел все той же рукояткой цепь с подвеской. – Не прикончите – кровью умоетесь, уж я постараюсь. А если и свезет вам: слыхал я, дуракам да болезным везет иногда. Так я ж не кончусь. И дело свое подниму заново, только что не здесь.
– О чем это он? – нахмурился Локи.
– Рубиновая подвеска с золотыми крыльями, – ошарашенным голосом ответила Мася. – Изображение соответствует: это реликвия. Называется «последний шанс».
Предмет, которым обладать должны лишь ключевые неписи Восхождения. Реликвия, гарантирующая перенос персонажа в критическом состоянии в главное святилище анклава.
«Невозможно. Жрец Балеона присоединился к квесту Кинни. Храм не может быть замешан в этой грязи», – вскачь понеслись мысли в голове Хэйт. – «Но какое еще может быть объяснение?»
– Ага, он это, – Гултак заливисто рассмеялся. – Или вы думали, все вокруг готовы зависеть от чужих прихотей? Нет уж, глупенькие. Гултак не таков, Гултак кровью и золотом заплатил за уверенность в завтрашнем дне. Теперь вы поняли, что вам меня не победить? Готовы говорить по-деловому?
Хэйт разозлилась. Это уродливое изнутри и снаружи создание геймдизайнеров собралось диктовать им свои условия.
– Под твою дудку нам предлагаешь плясать? – покривилась художница. – Ты лучше скажи, как много у тебя таких реликвий? Потому как недалеко отсюда ждет целая орава бестелестных сущностей, которых ты сильно обидел – это я мягко выражаюсь, вдруг где-то рядом дети? Эти душеньки отыщут тебя на краю Тионэи, а после приведут нас к тебе. Они жизненно… нет, смертельно заинтересованы в успехе. И мы продолжим начатое.
Говорила она уверенно, мысленно давя ногами ростки сомнений: способны ли на подобное неупокоенные души. С учетом того, что им, душам, дальше определенной отметки в пещере не пройти было…
Наверное, ее вдохновила речь Кена. Та ее часть, где он говорил про игру «в одни ворота». Ну не могло быть такого, чтобы квест им выдали изначально обреченный на провал!
Гултак нахмурился. Видимо, рассматривал перспективы.
Над головой у этого «красавца» с изувеченной физиономией расплылась клякса цвета давленой черники. Давненько не объявлявшаяся почтовая фея решила почтить событие своим присутствием.
Рука Хэйт потянулась к лицу.
«Вот только твоих причитаний и пожеланий здравия наоборот, то бишь, скорейшей смертушки, нам и не хватало!»
– Этот вот гад обижал маленьких? – вопреки ожиданиям Хэйт сердито спросила феечка, тыча сверху вниз пальчиком.
Крохотный на фоне громилы Гултака палец указывал точно в центр лысой макушки.
«Мы приходим из света во тьму. Света нет. Нет радости».
«Как бы тут выжила кошечка? Она меховая, пушистая, носик-пуговичка».
«Здесь я умерла».
«Мамочка. Братика тоже забрали, да?»
«Скажите мамочке, что Тише не страшно и совсем-совсем не больно».
Все это промелькнуло в голове Хэйт, как пучок молний.
– Верно. Еще как верно, – с негодованием проговорила глава Ненависти. – Этот гад обижал маленьких.
Мелькнули, размазались в воздухе серые и лавандовые ленты – след, шлейф, как в небесах виднеется за самолетом. Металлический блеск, звук рассекания воздуха. Красный камень – вдребезги. И сразу еще один удар по цепи. Звон и дребезг.
Осколки цвета крови на камнях, рассеченная цепь и крылья, упавшие между Гултаком и пришлыми.
Ревет, запрокинув голову, Гултак Кровавый.
– Мы, дети Изначального Древа, бессмертны, – фея, совершив невозможное – уничтожение «последнего шанса», взмыла ввысь. – Мы – сама жизнь. Не можем навредить живому. К корням Изначального Древа приносят дары: к дарам прилагаются просьбы.
– Древо вешает бафы на статы, – вполголоса уточнил Кен. – Долгоиграющие. К нему стоит ходить на уровнях сто плюс, потому как сама долина Древа – мирная, нападение невозможно, а вот вокруг зона свободного ПВП, без штрафов за ПК.
– Слышал, читал, – подтвердил Сорхо. – Там, кто не знает, «Вьетнам» – джунгли, в которых кипит враждебная жизнь. За каждым деревом отряд «партизан».
– Вот тебе и Гордиев узел… Как бы не поддельную цацку кокнула малявка, – пожала плечами Барби. – Рубины так-то прочные.
– Дары копятся, копятся, – продолжала речь фея, полностью игнорируя высказывания игроков. – Там можно много всякого найти. Бесполезного как для Древа, так и для крылатых. Бескрылая сказала, что видит меня с косой, и та тоже нашлась в кучах даров. Я по-прежнему не могу нанести вред живому, зато всякое такое – вжик и готово.
«Всякое такое» в виде разрушенной драгоценной реликвии теперь было не ценнее грязи под ногами. Впрочем, золото еще можно было пустить в переплавку.
– Сколько золота, сколько усилий, – местному боссу надоело изображать предмет интерьера. – Не спущу! Изничтожу мерзавцев!
Фея тут же испарилась в очередной черничной кляксе.
Фаза диалогов завершилась. Настала очередь фазы боя.
Гултак только что стоял безоружным, вел «деловой» разговор, добавляя жесты к некоторым фразам. Теперь же он выпростал руки вверх, перехватив двумя ладонями рукоять двуручного меча. По лезвию меч украшал узор из алых волнообразных линий.
«Много алого в этой локации», – отстраненно подумала Хэйт, проверяя, все ли нужные ауры включены. – «Слишком много».
– Уязвимость к свету, невосприимчивость к огню и ментальным воздействиям, а также повышенная физическая защита, – сказала глава Ненависти вслух. – Шкура, видимо, толстая.
Кожаный доспех с металлическими вставками явно уступал по защищенности латам стражей. А что до невосприимчивости, тут она скорее склонялась к версии работы экипировки. Вроде ее Талисмана Забвения. Раз уж реликвию этот урод раздобыть исхитрился, там (в экипировке урода) наверняка немало дорогого и «вкусного».
«Экспроприировать бы»…
Никс обновлял часть баффов на своей группе. Если работа «дискотеки» влияла на всех союзников, то ауры ограничивались группой адепта тьмы.
Сорхо выдвинулся вперед: провоцировать босса и принимать его основные удары. Барби, даже без привычных «возбуханий», достала копье и приготовилась «колоть лысика, аки свинью».
– Р-ха! – то ли рыкнул, то ли засмеялся Гултак.
И понесся крутящимся ураганом. Сорхо ударил по щиту, выпалил неожиданное: «Хрутспунгур».
По чистой случайности Хэйт знала значение слова, оно попадалось ей в кулинарной книге по ту сторону реальности. Это было название блюда: бараньи яйца, выдержанные под прессом. Воспоминание было не к месту и не ко времени, но девушка не удержалась от ухмылки: действительно, оскорбление так оскорбление, в стиле мастера-кулинара.
