После успеха в Крыму воодушевленные российские лидеры пожелали повторить этот спектакль на юге и востоке Украины. 1 марта Глазьев звонил сепаратистам в областные центры юга и юго-востока Украины и помогал спланировать переворот. Советник Путина по делам евразийской интеграции распорядился повторить крымский план: толпа штурмует здание областной администрации и учреждает новое собрание, которое объявляет об отделении от Украины и просит помощи у России. В Харькове толпа из местных жителей и приехавших на автобусах россиян ворвалась в здание областной администрации (сначала они по ошибке штурмовали оперный театр). Эти люди избивали и унижали украинцев, защищавших здание. Писателю Сергею Жадану, который отказался встать на колени, проломили голову.
В апреле Путин публично озвучил цели российской политики, перечисленные в февральском меморандуме. Суть по-прежнему заключалась в “дезинтеграции” украинского государства в интересах России. Десятки украинских компаний и государственных органов неожиданно подверглись кибератакам – как и важнейшие институты ЕС. 1 мая в Донецкой области русский неонацист Павел Губарев объявил себя “народным губернатором”, поскольку “Украины никогда не существовало”. Посланный Малофеевым в Крым дуэт Игоря Гиркина и Александра Бородая в апреле вернулся на Украину. Бородай объявил себя премьер-министром “Донецкой народной республики” на том основании, что “нет больше никакой Украины”. Его друг Гиркин стал министром обороны “ДНР” и призвал Россию захватить Донбасс и создать там военные базы.
Российскую интервенцию на Донбассе назвали “Русской весной”. Русский фашизм той весной определенно расцвел. 7 марта 2014 года Александр Дугин радовался “распространению в Европе освободительной (от американцев) идеологии. Вот цель всего евразийства – Европа от Лиссабона до Владивостока”. Появляется фашистское содружество, хвалился фашист. Через несколько дней Дугин объявил, что история закончилась: “По сути, модерн всегда был ложен, и теперь мы оказались в его конечной точке. Для тех, кто считал модерн и собственную судьбу синонимами, или тех, кто считал так бессознательно, это будет означать конец”. Грядущая борьба будет означать “подлинное освобождение от открытого общества и его бенефициаров”. По мнению Дугина, американский дипломат с еврейскими корнями – “грязная свинья”, а украинский политик еврейского происхождения – “упырь” и “ублюдок”. Хаос на Украине – работа Моссада. Аналогичным образом Александр Проханов, беседуя 24 марта на российском ТВ с Эвелиной Закамской, возложил на украинских евреев ответственность за российское вторжение на Украину – и за Холокост.
Это новая разновидность фашизма – шизофашизм: подлинные фашисты называют своих противников “фашистами”, винят в Холокосте самих же евреев и видят во Второй мировой войне причину и далее применять насилие. Это следующий естественный для российской “политики вечности” шаг: Россия невинна, и поэтому ни один русский человек фашистом быть не может. Во время Второй мировой войны советская пропаганда называла врагов “фашистами”. С точки зрения советских идеологов, фашизм – это порождение капитализма. Воюя с нацистской Германией, русские могли мечтать о том, что победа СССР станет элементом более масштабного исторического сдвига, после которого капитализм отомрет и все станут братьями и сестрами. После войны Сталин чествовал скорее “русских”, а не “народы СССР”. Следовательно, “фашисты” – это чужаки, пришельцы извне, а не капиталисты, и потому конфликт глубже. В 1970-х годах Брежнев нашел смысл всей советской (и русской) истории в победе Красной армии во Второй мировой войне и, таким образом, окончательно изменил смысл слова “фашизм”. Теперь фашизм уже не считался этапом развития капитализма, который может быть преодолен (ведь теперь ничего нового от истории ждать не приходилось). “Фашизм” стал означать извечную угрозу с Запада, а Вторая мировая война – лишь эпизод этого конфликта.
Так воспитанные в 1970-х годах россияне, в том числе политические лидеры и пропагандисты 2010-х годов, усвоили, что “фашистский” и “антироссийский” – синонимы. В рамках современного российского дискурса настоящему русскому фашисту проще назвать нефашиста “фашистом”, чем нефашисту назвать “фашистом” русского фашиста. Поэтому фашист вроде Дугина может восхвалять победу фашистов на фашистском языке, при этом клеймя “фашистами” своих оппонентов. Защищавшие свою страну украинцы превратились в “преданных хунте наемников из рядов свинофашистов”. Фашист вроде Проханова может рассуждать о фашизме как о текущей с Запада субстанции, угрожающей российской непорочности. В июне Проханов назвал фашизм “черной спермой”, угрожающей “золотым богиням Евразии”. Его статьи, выражающие расовый и сексуальный страх, – совершенные фашистские тексты. Глазьев, исповедующий нацистскую геополитику, также следует шизофашистскому протоколу: он называет врагов России “фашистами” и так задает стандарт. В сентябре 2014 года в своем материале для Изборского клуба Глазьев назвал Украину “фашистским государством со всеми признаками фашизма, известными науке”.
Шизофашизм – одно из множества противоречий, ставших заметными весной 2014 года. Согласно российской пропаганде, на Украине тьма националистов, однако украинцы – не народ; украинское государство репрессивно – и при этом его не существует; русских заставляют говорить по-украински, но такого языка нет. Глазьев снял противоречие, сославшись на Запад. Американцы, утверждал он, хотят третьей мировой войны из-за своего крупного государственного долга. Украина должна была рухнуть после нескольких телефонных звонков Глазьева. Когда она устояла, это лишь подтвердило, что украинское правительство – американский проект, “проамериканская нацистская хунта”. Чтобы “освободить Украину от американо-нацистской оккупации”, по мнению Глазьева, “нужно прекратить действие всех ее движущих сил: американской властвующей элиты, евробюрократии и укронацистов. Первая из них является основной, две остальные – производными”. Советник Путина по делам евразийской интеграции заявил, что интересы Евразии требуют подрыва американской политики. Войну за Украину и Европу можно выиграть, по мысли Глазьева, в Вашингтоне.
Владимир Путин, как и его советник Глазьев, назвал украинцев, сопротивляющихся российскому вторжению, фашистами. 18 марта Путин, рассуждая о хаосе, в который Россия ввергла соседнее государство, заявил, что “главными исполнителями переворота стали националисты, неонацисты, русофобы и антисемиты. Именно они во многом определяют и сегодня еще до сих пор жизнь на Украине”. Это, конечно, шизофашистское заявление. Российская внешняя политика в 2014 году имела далеко не поверхностное сходство с некоторыми из самых страшных эпизодов истории 1930-х годов. Геополитика с непорочностью, праведностью и “большими пространствами” вместо права, границ и суверенитета – это фашистская геополитика. Для оправдания вторжения министр Лавров обратился к внешнеполитической концепции, гласящей, что государство вправе вмешиваться в чужие дела, чтобы защитить того, за кем оно признает принадлежность к собственной культуре. Этим доводом Гитлер воспользовался для оправдания аншлюса Австрии, расчленения Чехословакии и захвата Польши в 1938–1939 годах, а Сталин – для оправдания вторжения в Польшу (1939) и аннексии Эстонии, Латвии и Литвы (1940). 14 марта 2014 года, когда в Донецке русские убили украинца, Лавров счел это поводом для интервенции в сопредельное государство: “Россия осознает свою ответственность за жизни соотечественников и сограждан на Украине и оставляет право взять людей под защиту”. 17 апреля Путин повторил то же самое: “Вопрос в том, чтобы обеспечить законные права и интересы русских и русскоязычных граждан юго-востока Украины”. О том, что граждане Украины пользуются большей свободой выражения, чем граждане России, он промолчал. Позднее Путин пообещал применить “весь арсенал имеющихся средств” для защиты “прав русских, наших соотечественников за рубежом”. Эти рассуждения о “соотечественниках” и “русском мире” сделали украинских граждан заложниками прихотей чужого лидера. Индивид исчезает в умозрительной группе, определенной где-то далеко, в столице зарубежного государства. В рассуждениях о русской цивилизации, о “русском мире” украинские граждане утратили свою индивидуальность и предстали коллективом, носителями такой культуры, которая, по мнению россиян, оправдывает вторжение. Индивид растворился в вечности.
