В июне 2016 года Джаред Кушнер, Дональд Трамп-младший и Пол Манафорт встретились с россиянами в Trump Tower, чтобы обсудить вопрос о российской помощи в борьбе с Хиллари Клинтон. Одним из посредников явился Ираклий Кавеладзе. Он сотрудничал с российским застройщиком Аразом Агаларовым, который в 2013 году организовал для Трампа конкурс “Мисс Вселенная”. Кавеладзе учредил не менее 2 тыс. подставных компаний в штате Делавэр. Это законно: в Делавэре, как и в Неваде и Вайоминге, допускается учреждение таких компаний. (В Делавэре по одному-единственному адресу было зарегистрировано 285 тыс. фирм.)
При покупке недвижимости в США россияне прибегали к услугам подставных компаний. В 1990-х годах небоскреб Trump Tower был одним всего из двух комплексов в Нью-Йорке, хозяева которых допускали анонимные сделки с недвижимостью. За эту возможность ухватились российские гангстеры. Везде, где разрешались такие операции, россияне покупали и продавали апартаменты (нередко укрываясь за подставными компаниями), чтобы превратить “грязные” рубли в “чистые” доллары. Эти махинации обескровили российское общество, объединили и усилили при Путине российскую олигархию и позволили Дональду Трампу именоваться “чрезвычайно преуспевающим бизнесменом”. В одном отношении американская “политика предопределенности” (гипотеза, что за бесконтрольным капитализмом всегда следует демократия) соответствует российской “политике вечности”: в том, что демократия – это притворство.
Кроме того, американская “политика предопределенности”, порождая и узаконивая огромное экономическое неравенство, прямо подготовила в США почву для “политики вечности”. Если альтернативы капитализму нет, то, вероятно, вопиющее неравенство в богатстве и доходах следует игнорировать, оправдывать или даже приветствовать? Зачем беспокоиться, если развитие капитализма означает расширение демократии? Мантры о неизбежности маскируют политику, делающую американское общество менее справедливым, а неравенство – еще болезненнее.
В 1980-х годах федеральное правительство ослабило профсоюзы. Доля американцев, охваченных профсоюзами, упала с примерно 25 до менее чем 10 %. В частном секторе уменьшение доли членов профсоюзов еще заметнее: примерно с 34 до 8 % у мужчин, примерно с 16 до 6 % – у женщин. Производительность труда американского работника в этот период росла приблизительно на 2 % в год, однако зарплата традиционного рабочего класса росла гораздо медленнее (если вообще росла). При этом зарплата управленческого персонала увеличилась, в некоторых случаях – очень существенно. В то же время в США мало распространены пенсии по возрасту, государственное образование, общественный транспорт, здравоохранение, оплачиваемые отпуска, отпуска по уходу за ребенком – все то, что в других странах укрепляет средний класс.
У Соединенных Штатов хватило бы средств обеспечить эти основные блага работникам и гражданам. Но постепенный отход от прогрессивного налогообложения делает эту задачу маловыполнимой. В то время как налоговое бремя работников растет (из-за налогов на зарплату), бремя корпораций и богатых семей уменьшилось вдвое или еще больше. И даже когда доля самых богатых в национальном доходе и богатстве выросла, доля уплачиваемых ими налогов уменьшилась. С 1980-х годов ставки налогов, взимаемых с 0,1 % богатейших получателей дохода, снизились примерно с 65 до 35 %, а взимаемых с представителей верхних 0,01 % – примерно с 75 до менее, чем 25 %.
Во время своей кампании Трамп предлагал электорату припомнить времена, когда Америка была великой. При этом его сторонникам на ум приходили 1940–70-е годы, когда сокращался разрыв между наиболее богатыми и всеми остальными. В 1940–80-х годах богатство нижних 90 % получателей дохода было больше, чем богатство верхнего 1 %. О тех временах растущего равенства (и величия страны) американцы вспоминают с теплотой. Профсоюзы сохраняли свое влияние до 1980-х годов. В 1950–60-х годах усиливалась социальная защита. Богатство распределялось (в основном благодаря государственной политике) равномернее.
В эпоху предопределенности все переменилось. С 1980-х до 2010-х годов радикально росло неравенство дохода и богатства. В 1978 году богатейшие 0,1 % населения США (около 160 тыс. семей) контролировали 7 % национального богатства. К 2012 году положение этой немногочисленной группы еще упрочилось: теперь она распоряжалась примерно 22 % богатства Америки. А совокупное богатство 0,01 % населения (около 16 тыс. семей) в тот же период выросло более чем вшестеро. В 1978 году семья, принадлежавшая к 0,01 %, была примерно в 222 раз богаче средней американской семьи, а к 2012 году она стала богаче уже почти в 1120 раз. С 1980 года ни богатство, ни доход 90 % населения почти не выросли: рост пришелся лишь на верхние 10 %. В составе этих 10 % заметнее всего разбогател верхний 1 %, в его составе – верхние 0,1 %, ну, а среди них – 0,01 % сверхбогачей. В 2010-х годах США приблизились к российскому показателю неравенства. Хотя ни один американский олигархический клан пока не прибрал к рукам государство, невозможно было не заметить складывание в 2010-х годах таких группировок, как Кохи, Мерсеры, Трампы, Мердоки. Точно так же, как россияне воспользовались американским капитализмом для консолидации власти, американцы с той же целью взялись сотрудничать с российскими олигархами. В 2016 году Путин предпочел Трампа Обаме не только из-за расовых предрассудков или чувства соперничества. Трамп стремился быть похожим на Путина и добивался его благосклонности, мечтая разбогатеть еще больше. Олигархия разлагает демократию, право и патриотизм. У американских и российских олигархов гораздо больше общего друг с другом, чем со своими согражданами. Обитатели верхушки американской и российской пирамиды испытывают почти одинаково сильное искушение “политикой вечности”. И есть мало причин считать, что американцы в подобном положении вели бы себя достойнее россиян.
Для многих американцев олигархия означает искажение времени, утрату ощущения перспективы, ежедневный стресс. Когда экономическое неравенство устраняет прогресс, трудно мечтать о лучшем будущем, да и просто думать о будущем. Как в период Великой депрессии 1930-х годов выразился один американский рабочий, страх “искажает ваш взгляд и ваши ощущения. Потерянное время и утраченная вера”. Американец, родившийся в 1940 году, почти неизбежно зарабатывал больше, чем его родители. Шансы достичь того же у американца, родившегося в 1984 году, составляют примерно 50 %. Билли Джоэл в песне Allentown (1982) – она посвящена центру черной металлургии Бетлехему, штат Пенсильвания, – пел как раз об этом: о втором послевоенном поколении, лишенном возможности улучшить свое положение, доступной их отцам, о рабочих, принесенных в жертву косному национализму. Судьба сталелитейной отрасли США, да и в целом американского рынка труда, во многом зависела от перемен в мировой экономике. В 1980–2016 годах количество рабочих мест в промышленном секторе сократилось примерно на треть. Проблема в том, что американские лидеры увидели в глобализации путь к решению собственных проблем, а не повод к реформированию государства. Вместо этого глобализация в 1990-х – 2010-х годах сопровождалась расцветом “политики предопределенности” и углублением экономического неравенства.
Неравенство – это не только бедность, но и ощущение инакости. Явное неравенство заставляет американцев отказываться от труднодостижимой или вовсе несбыточной “американской мечты”. Кроме того, все больше американцев лишается возможности переехать, а без этого трудно представить улучшение жизни. В 2010-х годах вместе с родителями жило больше американцев 18–34 лет, чем другого возраста. Молодой человек, ставший учителем и получивший место в государственной школе в Сан-Франциско, не может позволить себе купить дом в этом городе. То есть американец, выбравший профессию высшей общественной значимости, оказывается не в состоянии начать то, что некогда считалось нормальной жизнью. Чувство безысходности особенно сказывается на молодежи. В 2010-х годах более 1/5 американских семей имело долги за обучение в колледже. Неравенство вынуждает американских старшеклассников бросать школу, а это, в свою очередь, очень затрудняет зарабатывание ими денег. Дети из неимущих семей в возрасте до четырех лет проваливают тесты.
