ВОРЖИШЕК (рассказывает). Пане Родион задумчиво бродил между столами. Три шага вперед, три обратно. Он не замечал никого вокруг, иногда рука его касалась пышных локонов Эльжбеты, недавно горевших золотом, а теперь изрядно потускневших. Пане Доминик вполголоса беседовал с доктором и делал вид, что ему безразлично это хождение туда-сюда, но я-то видел: косится старикан. Ждет подсказки, надеется на проницательность русского сыскаря. У нас-то по этим двум убийствам – никаких зацепок, ни единого подозреваемого. Пане Родион размышлял с четверть часа, у меня уж руки озябли, но когда он заговорил – стало еще холоднее.
МАРМЕЛАДОВ (ледяным тоном). Пожалуй, объяснение здесь может быть лишь одно. Убийца хотел, чтобы все тело было покрыто засохшей кровью.
ВОРЖИШЕК (встрепенувшись). Но зачем ему это?
МАРМЕЛАДОВ (чеканя каждое слово). Чтобы скрыть кровь, которую он пролил чуть раньше.
ВОРЖИШЕК (рассказывает). Ну, вот почему нельзя сказать просто?! Опять загадки. Я давно подметил подобную особенность у пане Доминика. Пробросит словечко, намекнет, а ты ломай голову, что бы это значило. Вроде как таким образом он заставляет мои мозги работать. А зачем? Сам же потом говорит: «Не думай, Томаш, тебе вредно». Выпендривается следователь, подчеркивает, что он по особо важным делам, а я так, карандашиком по бумаге чиркаю. Пропасть между нами обозначает… Вот и пане Родион ничего не объясняет толком. Хотя этот, вроде, не выпендривается, просто говорить ему неприятно. Небось, о чем-то омерзительном речь? О чем-то, что гаже убийства… Пане Доминик догадался первым. Ну, то есть вторым, уже после сыщика, а все-таки прежде меня.
КУЧЕРА (сдержанно). Выходит, снасильничал? Над девчонкой? Изувер проклятый!
ВОРЖИШЕК (растерянно). Пане Доминик, что вы такое говорите? Как же Голем может снасильничать? Он же из глины. У него же нет…
КУЧЕРА (с досадой). Томаш, что ты заладил – Голем, Голем. Этот кошмар сотворил человек!
МАРМЕЛАДОВ (сдержанно). Позвольте вас поправить: люди.
КУЧЕРА (с еще большей досадой). Что – люди?
МАРМЕЛАДОВ (спокойно). Этот кошмар сотворил не один человек, а как минимум двое. В этом мое уточнение. Графа Гурьева убил другой.
КУЧЕРА (злобно). Да откуда вам знать? Вы здесь и часа не пробыли, а уже все разгадали?
МАРМЕЛАДОВ (спокойно). Помогите мне, и сами убедитесь.
КУЧЕРА (резко). Еще чего! Помогите…(чуть остывая) А что вы собираетесь делать?
МАРМЕЛАДОВ (бесстрастно). Добывать недостающие улики.
ВОРЖИШЕК (рассказывает). Я уж думал, все самое противное позади. Но ошибался, панове. Боже, как я ошибался… Пане Родион подошел к Мартинке, нагнулся к ее губам, близко-близко, я уж думал – сейчас поцелует. А он взялся правой рукой за подбородок покойницы, левую положил на лоб и с усилием разжал сомкнутые челюсти. Дальше… Даже вспоминать тошно… Пане Родион начал выковыривать глину из ее глотки… Пане Доминик шумно вдохнул, а русский сыскарь кивает на остальные трупы – не отставайте, мол, помогайте добывать улики. Улики, а? Старикан вытер испарину со лба, но вызов принял. Подошел к телу Гурьева. Хитрый, черт! У графа рот до того глиной забит, что вся в горле не помещается, сама наружу лезет. А мне досталась Эльжбета…
Прикоснулся к ее щеке – ледяная. Оторопь взяла. Негоже это, тревожить мертвецов. Повадится потом являться во снах, да насмерть меня замучает? К тому же знахарь в Голешовице упреждал, что тела всех людей сразу после смерти наполняются ядом, потому лучше держаться подальше. Иначе и сам окочуришься. А тут удержишься, как же. Пане Доминик глазами сверлит, еще чуть-чуть и зарычит: «Не стой столбом, раззява!» Зарычит, будьте уверены, а то ж я не знаю пане Доминика…
Помолился я мысленно, попросил у Эльжбеты прощения за то, что сделаю. Челюсти чуть приоткрыл, потянулся к глиняному комку в глубине… Сам дрожу, от того пальцы о ее зубы стукаются, и кажется, что мертвая красавица покусывает меня, будто любовница дразнит, распаляет страсть. Совсем жутко стало. Поглядел я в застывшие глаза прачки, а в них столько укора и ненависти, что у меня ноги-то и подкосились. Вдохнуть пытаюсь, но не могу, будто невидимый Голем подкрался и положил на лицо свою огромную ладонь. А может, так оно и случается? Помираю я, панове… Все. Конец!
Грохот падающего тела.
Действие четвертое
Сцена первая
Большой зал пражской ратуши. Шепот собравшихся, шорох одежд и бумаг.
ГОЛОС ПРАГИ (официально). Для дальнейших показаний вызывается Доминик Кучера, следователь по особо важным делам.
КУЧЕРА (с поклоном). Всегда рад поспособствовать установлению истины.
ГОЛОС ПРАГИ (официально). Благодарю вас, пане Доминик. Что можете добавить к показаниям вашего помощника о событиях 18 июля 1883 года? Вы ведь слышали, на каком моменте оборвался его рассказ?
КУЧЕРА (насмешливо). Слышал, как не слушать. Да и момент тот прекрасно помню. До чего впечатлительная у нас молодежь… Я-то покойников навидался на своем веку, давно уж перестал бояться. Бояться живых надо, от них все беды. А Томаш… Я всегда считал, что у него нервы покрепче… Ладно, парень недавно служит, любой полицейский-новичок хоть раз да брякнется в обморок, осматривая покойника. Видели бы вы, как он потешно хватался за горло и кричал: «Помираю я, панове! Все! Конец!» Нет, юноша! Не конец. Это только начало. Ты – горсть железной руды, а моя задача очистить эту руду от примесей да выковать крепкий и надежный меч, который будет защищать Прагу от напастей, когда сам я уйду на покой. Вопрос в том, успею ли…
ГОЛОС ПРАГИ(официально). Пане Доминик, несмотря на все ваши несомненные заслуги перед Прагой… Нам не интересны подобные отступления. Говорите по существу дела.
КУЧЕРА (чуть раздраженно). Как прикажете! Мы с доктором подняли Томаша, дали нюхнуть нашатырю. А сыщик Мармеладов тем временем закончил за мальчишку грязную работу – вынул глину изо рта Эльжбеты. Разложил все три комочка на отдельном столе. Взял ланцет и стал нарезать глину, будто зельц или кровянку. Осмотрел каждый ломтик, обнюхал, два или три отложил в сторонку, а потом обратился ко мне, как всегда – без должного почтения.
МАРМЕЛАДОВ (азартно). Вот и доказательства, пане Доминик.
КУЧЕРА (сердито). И что же вы доказали?
МАРМЕЛАДОВ (азартно). Да вы сами посмотрите. Глина разная. Та, которой задушили графа – светлая, маслянистая на ощупь. А эта совсем другая. Зеленоватая на вид и пахнет речным илом. Понюхайте сами, если не верите…
ВОРЖИШЕК (шумно вздохнув). Чур, меня! Верю, верю, верю.
