Потому-то и согласился на продолжение разговора в более благоприятных условиях. Ну и что дальше было? Кажется, самолёт между делом попросили показать? А я, дурень, и обрадовался, похвастаться захотелось. Ну а кто бы не захотел? Да вполне понятное желание. Так, это я ещё помню, а что за этим последовало?
Не помню ничего… То ли по голове получил, то ли опоили чем-то. Поскольку голова что от первого, что от второго болит одинаково. И даже не болит, а гудит, что тот корабельный паровой ревун.
А ведь я в своём самолёте сейчас нахожусь…
Повозился, стараясь хоть как-то повернуть голову. Ну, чтобы хоть немного осмотреться. Ведь сейчас на боку лежу, головой к борту. И руки за спиной довольно-таки крепко связаны. И ноги тоже. Связаны-то крепко, но достаточно профессионально. Поскольку пока ещё не затекли.
Да ещё вдобавок самолёт мой находится в воздухе! Летим мы куда-то…
И получается так, что самолёт-то мой угнали! Ведь экипаж я отпустил отдыхать, вместе с помощником и бортинженером. А за штурвалом, так получается, те самые мои знакомцы ещё по Москве…
— Очнулись, господин полковник? — чьи-то сильные руки одним движением вздёрнули меня на ноги и сразу же уронили на сиденье. Хорошо хоть усадили при этом, а не плюхнули снова на бок. — Тогда пока здесь посидите. Или вы на полу лежать предпочитаете?
Издевается, собака этакая. А ещё русский человек… Правда, этого я в первый раз вижу. Но и отвечать ему ничего не стал. Да какой он к чертям русский? Продался за долю малую. А вот сейчас зря я так про себя подумал и настолько мало себя же и оценил. Хотелось бы, чтобы продали меня не за малую, а наоборот, за большую долю. Вот только не подумайте мою шутку всерьёз воспринимать. Смеюсь я таким образом над своим очередным попаданием в плен. Смеюсь над своим невезением, над неудачливостью… Хотя, тут не всё так однозначно. Ну какая к чёрту неудачливость и невезение? Если я до сих пор живой? Наоборот, везёт мне по этой жизни! Ага, как утопленнику. То-то то руки вяжут, то бессознательной тушкой в качестве груза в какую-нибудь кабину закидывают, а то, вообще, по голове стучат. Последнее, кстати, чаще всего происходит почему-то. Оттого-то и мысли у меня сейчас такие дурацкие, что голова напрочь отбита… И снова я шучу, смеюсь над собой. А как иначе-то? Иначе свихнуться можно от всего этого. Не просто так ведь меня в плен взяли. Продал кто-то господина полковника. Вот что самое обидное. А этот плен, это так, мелочи, на которые приходится обращать внимание именно из-за этих временных неудобств. Ну и из-за резкого нарушения всех моих жизненных планов. А ведь мог сейчас по Питерским улочкам под ручку с Лизой прогуливаться… М-да… Доведётся ли ещё когда-нибудь прогуляться…
Такие вот мысли промелькнули в голове. И хотелось бы отметить, что промелькнули в одно мгновение. А потом ещё и мгновенно оценил окружающую обстановку и наметил для себя какой-то конкретный план освобождения… Хотел бы, да что уж себя-то обманывать. И ничего я не оценил, и ничего не наметил. Голова-то так сильно болит, что от гула моторов зубы наружу стремятся выпрыгнуть. Не до планов мне сейчас…
Зато появилась прекрасная возможность осмотреться. Болит голова или не болит, а всё равно вся грузовая кабина перед глазами. Лёжа на полу много не увидишь, а сейчас совсем другое дело. Только что тут осматриваться? Самолёт мой, не ошибся я, а несколько человек вокруг… Никого из них не знаю и никогда не видел. Присматривают за мной, опасаются, похоже. Иначе бы не держали связанным.
Нет, шансов освободиться именно сейчас у меня нет. Даже если бы и умудрился развязать руки, то вряд ли сумел бы до дверей без шума добраться.
Один из моих вынужденных спутников поднялся, прошёл к открытой нараспашку двери в пилотскую кабину, остановился на пороге. Мне отсюда не слышно из-за гула моторов, но похоже, известил кого-то там о том, что я пришёл в себя. Всё правильно, угадал я с выводами. Выходит, несмотря на сильную головную боль, с мозгами у меня всё хорошо. Вот только результаты этого вывода весьма неожиданны для меня – из кабины мой сопровождающий выглянул. Осмотрел меня издалека самым внимательным образом, кивнул и что-то приказал коротко вестнику. Да что тут происходит-то? Очередные Батюшинские заморочки?
Недоумение моё так и осталось неразвеянным, как и тут же заданные вслух вопросы. Никто не поторопился с ответами, да и вообще немногочисленный народ в кабине словно бы удовлетворился тем, что я очнулся и перестал после этого обращать на меня хоть какое-то мало-мальское внимание. И даже на мою просьбу насчёт попить никто не откликнулся. Ладно. Поёрзал пятой точкой на жёстком сиденье, откинулся лопатками на вертикальную панель внутренней обшивки борта, стараясь умостить связанные за спиной руки хоть немного поудобнее, покомфортнее и прикрыл глаза, ещё раз мысленно прокручивая последние воспоминания.
А не особо получается с думами-то. И головная боль мешает, и гул моторов эту боль настолько усиливает, что не только думать, а вообще существовать не хочется. И вообще, что за жизнь у меня тут сложилась? Снова мысли побежали по кругу. Сколько раз за эти два года меня похищали, били по голове, пытались тем или иным способом лишить жизни? Много… Даже со счёта сбился, сколько раз…
А потому что нечего было высовываться! Сидел себе тихонько, ну и продолжал бы сидеть. Так ведь нет, о высоких материях задумался, о предначертании собственном… Вот и получаю заслуженное…
И тут же разозлился сам на себя. Это ещё что за метания? Слабости мне только здесь не хватало! Еще поплакать всем присутствующим на радость осталось! Делай, что должно, и будь, что будет! Вот это и есть истина, это правильно! А всё остальное ерунда. Потому что вляпался я сейчас в прогнозы Батюшинские по самые уши. Получается, правильно предупреждал меня Николай Степанович, не нужно было мне возвращаться в страну. Подумаешь, самолёт датчане арестовали… Нас же никто не тронул? Ну и сидели бы себе дальше в гостинице спокойно. А там бы всё постепенно само собой утряслось. Наверняка ведь. А я заспешил, заторопился. Почему? Да потому что самолёт свой собственный не захотел в чужих руках оставлять. Слишком много в него сил и средств вложено, слишком много идей новых и нигде доселе невиданных. Вот и не довела спешка до добра. А теперь вариантов немного. Или в Германию везут отчитываться за старые грехи, или в добрую старую Англию, где меня тоже давно с нетерпением и распростёртыми объятиями радостно ждут…
Так и отключился незаметно для себя самого за всеми этими самокопаниями. И пришёл в себя или проснулся лишь на посадке от жёсткого удара колёсами о грунт. Да, посадка далеко не мастерская…
Из самолёта никто меня не выпустил. Даже в туалет пришлось сходить здесь же, в кабине, в подставленное ведро. Руки-ноги вот только перед этим всё-таки развязали, не стали позорить. И сразу же вновь связали после того, как. Ноги только оставили свободными. И за то спасибо. Ну а пока дело своё важное в жизнь претворял, хоть что-то успел в открытый дверной проём заметить. И в бортовые окна умудрился между прочим мельком заглянуть. И увиденная на людях чужая форма мне совершенно не по душе пришлась. Точно, правильно я догадался, в Германии мы сейчас. Ну а судя по резкому запаху бензина, нас сейчас дозаправят, и мы ещё куда-то перелетим. Куда? Берлин или что-то ещё? Не знаю. И посвящать в подробности меня никто не собирается. Да-а, дёргаться смысла не вижу. Чтобы до выхода добраться, мне нужно будет всех в грузовой кабине положить. Что совершенно нереально. Ну не Джеймс я, не Бонд…
