— Это воспоминания, — предположила Марти и почувствовала, что ее предположение и есть истина.
— Запрещенные воспоминания о проводимых с нами сеансах программирования, — согласился Дасти. — Наши дрессировщики, как я назвал бы их, кем бы они ни были, — они стерли все связанные с этим процессом воспоминания, которые могли бы у нас оставаться, потому что наверняка не хотели, чтобы мы помнили хоть что-то об этом.
— Но ощущения все же остались где-то в глубинных уровнях памяти.
— И когда они проявляются, то не могут проявляться иначе; только в искаженном виде, исключительно в виде символов, поскольку иной любой доступ к ним нам прегражден.
— Это похоже на то, как ты удаляешь файл из своего компьютера. Он исчезает из директории, и ты не можешь снова открыть или запустить его, но он все равно сохраняется на жестком диске, и фактически навсегда.
Дасти рассказал жене о своем сновидении, в котором летала кричащая цапля и сверкали молнии. Когда он закончил рассказ, Марти почувствовала, как в ней вновь начинает шевелиться знакомый безумный страх, как он с невероятной энергией тысяч новорожденных паучков вырывается из гроздей отложенных яиц и разбегается по всему ее позвоночнику.
Опустив голову, она уставилась на бокал, крепко стиснутый обеими руками. Если бросить бокал, то им можно больно ударить ничего не подозревающего Дасти. А после того как стекло разобьется, им можно изрезать его лицо.
Содрогаясь, она молча молилась: пусть официант не выберет этот момент, чтобы забрать у них тарелки. Но приступ закончился минуты через две.
Марти подняла голову и вгляделась в ту часть зала ресторана, которую было видно из их полузакрытой кабинки. Обедавших прибавилось по сравнению с тем временем, когда сюда пришли они с Дасти, больше официантов ходило между столиками, но никто не кидал на нее недоуменных или испуганных взглядов.
— Тебе лучше? — спросил Дасти.
— Сейчас было не настолько плохо.
— Валиум, алкоголь.
— Что-то… — Это не было ни согласием, ни возражением.
Взглянув на часы, Дасти сказал:
— Они происходят почти точно через час, но пока что все приступы умеренные…
Эти слова прозвучали для Марти острым предостережением: все эти малочувствительные недавние приступы были просто-напросто репетициями грядущего аттракциона, мелкими фрагментами большого спектакля.
Поджидая, пока официант принесет им счет, а потом сдачу, они еще раз пролистали сборники хокку.
Марти нашла еще одно стихотворение, то, что относилось к Скиту, про голубые сосновые иглы. Его автором тоже был Мацуо Басё.
И вдруг:
Молнии вспышка -
И цапли ночной
Крик проколол темноту.
Она не стала произносить стихи вслух, а просто протянула книгу Дасти.
— Наверно, это. Все три принадлежат классикам.
Она видела, что муж, читая стихи, весь затрясся, словно продрог на холоде.
Но подошел официант со своим традиционным: «Благодарю за посещение» и «Удачного дня», хотя уже два часа как стемнело, и все встало на свои места.
Отсчитав чаевые и вручив их, Дасти сказал:
— Мы знаем, что имена-детонаторы взяты из романа Кон-дона, поэтому, вероятно, будет нетрудно найти мое. Теперь у нас есть наши хокку. Я хочу знать, что произойдет, когда… когда мы попробуем применить их друг к другу. Но, кажется, это неподходящее место для того, чтобы проводить опыты.
— А где тогда?
— Давай поедем домой.
— А разве дома безопасно?
— А где безопасно? — грустно спросил Дасти.
ГЛАВА 56
Оставленный в одиночестве почти на целый день, запертый в заднем дворе, вместо того чтобы ходить рядом с хозяевами, как этого заслуживает любая хорошая собака, получивший обед от страшного гиганта, которого он прежде видел только два раза, Валет имел полное право пребывать в плохом настроении, не желать смотреть на хозяев и даже приветствовать их сердитым рычанием. Но он весь так и лучился видимым и невидимым золотым сиянием: показывал в радостной улыбке страшные зубы, размахивал хвостом, прижимался, чтобы его обняли, а потом отскакивал на шаг в сторону в своей бесхитростной чистой радости оттого, что хозяева снова пришли домой, хватал свою великолепную желтую утку и быстро-быстро покусывал ее, отчего игрушка громко и неблагозвучно пищала.
Они забыли сказать Неду Мазервеллу, чтобы тот включил для Валета свет, но Нед оказался действительно по-матерински заботливым и оставил кухню ярко освещенной.
На таблице лежал большой почтовый конверт для бандеролей, а рядом с ним записка, написанная рукой Неда: «Дасти, эта штука валялась около вашей парадной двери».
Марти разорвала конверт. Валет с интересом взглянул на источник звука; возможно, он подумал, что хозяйка собирается достать ему из мешка новую игрушку или что-то вкусненькое. Но в конверте оказалась книга в яркой суперобложке.
— Это книга доктора Аримана.
Дасти, озадаченный, взял у нее книгу, а Валет, подняв голову, раздул ноздри, принюхиваясь, а потом фыркнул.
Это был последний бестселлер, изданный Ариманом, популярное пособие на тему того, как научиться любить себя.
Ни Дасти, ни Марти не читали его, потому что оба предпочитали художественную литературу. Больше того, для Дасти чтение беллетристики было принципиальным действием в той же степени, что и делом вкуса. В эпоху, когда главными валютами для большей части общества стали обман, искажение истины, осмысленная, а то и бессмысленная ложь, он часто обнаруживал, что в литературном вымысле оказывалось больше правды, чем в целых ведрах информации, изверженных авторами научных исследований.
Но ведь это же была книга доктора Аримана, которая, вне всякого сомнения, была написана с тем же глубоким стремлением употребить все свои знания и опыт на благо пациентов, которым он руководствовался в своей частной практике.
— Странно, почему он не сказал, что послал нам книгу? — заметил Дасти, разглядывая фотографию на обложке.
— Это прислали не по почте, — сказала Марти. Действительно, на конверте не было ни марки, ни почтового штемпеля. — Какая-то служба доставки — и не от доктора Аримана.
На приклеенном к конверту ярлыке было напечатано имя доктора Роя Клостермана и адрес его кабинета. В книгу была вложена коротенькая записка: «Мой регистратор проезжает мимо вашего дома по дороге к себе домой; поэтому я попросил ее завезти вам это. Я подумал, что вы могли бы найти самую последнюю книгу доктора Аримана не лишенной интереса. Возможно, вы никогда не читали его работ».
— Любопытно, — сказала Марти.
— Да. Он не любит доктора Аримана.
— Кто?
