Подойдя к бару, стоявшему в углу кабинета, он открыл бутылку коки «Классическая формула» и вылил ее содержимое в высокий стакан для «Тома Коллинза»
[36]
, добавил вишневого сиропа и льда, тщательно перемешал смесь длинной серебряной ложкой, попробовал и улыбнулся. Лучше, чем «Циндао».
Измученный, но все же не в состоянии расслабиться и успокоиться, Ариман прошелся по дому, предварительно дав компьютеру команду не зажигать на его пути ни яркого света, ни мягкой подсветки. Он хотел, чтобы повсюду, насколько хватал глаз, была темнота, и единственная лампа тускло светилась настолько далеко, что почти терялась в глубине помещений, из окон которых открывался ночной вид на графство Оранж.
На обширной равнине, раскинувшейся под холмами, даже в этот час мерцали миллионы огней, хотя большая часть графства все еще спала. В огромные окна дома вливалось вполне достаточно света, чтобы доктор с уверенностью, которой позавидовала бы и кошка, мог проделывать свой путь туда, откуда исходило золотистое сияние.
Остановившись в темноте перед огромным листом стекла, чуть освещенный отдаленным сиянием, глядя на огромный город, раскинувшийся вдали, как самая большая в мире игральная доска, он понимал, что мог чувствовать бог, глядя на творение, если, конечно, бог существовал. Доктор не был верующим, он был игроком.
Потягивая коку с вишневым сиропом, он бродил из комнаты в комнату, по коридорам и галереям. Огромный дом был лабиринтом, его можно было обойти множеством различных путей, но в конечном счете он вернулся в гостиную.
Здесь он более восемнадцати месяцев тому назад приобрел Сьюзен. В день, когда он официально вступил во владение, он встретился здесь с нею, своим агентом, для того, чтобы получить у нее ключи от дома и толстую инструкцию по использованию компьютеризированных систем. Она с удивлением увидела у него в руках два бокала для шампанского и охлажденную бутылку «Дом Периньон». С того дня, когда они впервые встретились, доктор проявлял большую осторожность и ни разу не показал виду, что питает к Сьюзен еще какой-то интерес, кроме как к специалисту по недвижимости. И даже тогда, с бокалом в руке, он изображал такое сексуальное безразличие, что она, незамужняя женщина, не осознала, насколько привлекает его. Больше того, с того момента, когда он увидел ее и решил воспользоваться ею в своих играх, он постоянно, как крошки для голубя, подбрасывал намеки о том, что он гомосексуалист. А поскольку он был настолько счастлив, заполучив роскошный новый дом, а она нисколько не сердилась на те весьма солидные комиссионные, которые заработала, она не видела никакого вреда в том, чтобы отметить с клиентом удачную сделку бокалом шампанского — хотя в ее бокал было добавлено все, что требовалось.
И в этой комнате во время одиноких поминок по Сьюзен Ариманом овладели противоречивые эмоции. Он сожалел о потере Сьюзен и готов был погрузиться в истому сладкой сентиментальности, но при этом он ощущал себя обманутым, преданным. Несмотря на то что они провели вместе столько замечательных минут и часов, она была готова уничтожить его и сделала бы это, если бы получила такую возможность.
Но в конце концов он преодолел свой внутренний конфликт, так как пришел к выводу, что она была всего-навсего девчонкой, такой же, как и все другие девчонки, и ни в малейшей степени не заслуживала того времени и внимания, которые он щедро уделял ей. Размышляя о ней теперь, Ариман пришел к выводу, что она обладала властью над ним, какой еще никогда и никому не удавалось достичь.
Он был коллекционером, а не она. Он владел вещами, а не они им.
— Я рад, что ты мертва, — громко произнес он в темной гостиной. — Я рад, что ты мертва, глупая девчонка. Я надеюсь, что бритва сделала тебе больно.
Выразив вслух свой гнев, он почувствовал себя намного лучше. О, действительно, на тысячу процентов.
Хотя Седрик и Нелла Хоторн, пара, следившая за его хозяйством, находились в это время в доме, Ариман совершенно не беспокоился по поводу того, что его могли услышать. Конечно, сейчас чета Хоторнов пребывала в постели в своей трехкомнатной квартире, располагавшейся в крыле для слуг. Но даже если бы они и увидели или услышали что-либо, он нисколько не опасался, что они смогут вспомнить хоть что-то, способное повредить ему.
— Надеюсь, тебе было больно! — повторил он.
Затем он поднялся в лифте на следующий этаж и прошел по просторному холлу в главную спальню, представлявшую собой отдельные апартаменты.
Он тщательно почистил зубы щеткой и ниткой, а потом обрядился в черную шелковую пижаму.
Нелла приготовила ему постель. Белые простыни с черной окантовкой. Множество пухлых подушек.
Как обычно, на тумбочке стояла ваза с конфетами — по паре шести его любимых сортов. Он пожалел, что почистил зубы.
Прежде чем лечь, он воспользовался стоявшим у кровати сенсорным монитором «Крестрон», чтобы активизировать одну из программ управления домом. При помощи этого монитора он мог включать и выключать свет по всему дому, управлять кондиционерами и отоплением каждой комнаты в отдельности, системой безопасности, обзорными уличными телекамерами, подогревом воды для бассейна и ванн и множеством других систем и устройств.
Набрав свой личный пароль, он вызвал страницу, где были указаны шесть стенных сейфов различных размеров, находившихся в различных частях дома. Ариман прикоснулся к обозначению «главная спальня», и список сменился изображением цифровой клавиатуры.
После того как он набрал семизначный номер, заработал пневматический привод, и фрагмент гранитной стены рядом с камином отъехал в сторону, обнаружив небольшой стальной сейф, встроенный в стену. Ариман набрал на клавиатуре еще один код, и в комнате послышалось негромкое «клик» открывшегося замка.
Подойдя к камину, доктор открыл стальную квадратную дверь, двенадцать на двенадцать дюймов, и вынул из ячейки в стене тщательно завернутый предмет. Банку емкостью в одну кварту
[37]
.
Он поставил банку на сверкающий металлической окантовкой мозаичный деревянный столик и присел рядом, вглядываясь в ее содержимое.
Выдержав несколько минут, Ариман не смог дальше сопротивляться сиренному призыву вазы с конфетами. Внимательно рассмотрев то, что в ней лежало, он в конце концов выбрал миндальную конфету «Херши».
Он не станет еще раз чистить зубы. Лечь спать со вкусом шоколада во рту было греховным удовольствием. Иногда он позволял себе побыть плохим мальчиком.
Снова усевшись за стол, Ариман смаковал конфету, растягивая этот процесс как можно дольше, и глубокомысленно изучал банку. Хотя он не торопился, но к тому времени, когда последние крошки шоколада растаяли у него во рту, ему не удалось увидеть в глазах отца ни единой искры, в которой содержалось бы новое озарение.
Они были карими, радужную оболочку прикрывала молочно-мутная пленка. Белки больше не были белыми, они стали желтоватыми с прожилками и напоминали чуть пастельно-зеленоватый мрамор. Они лежали в герметично закрытом сосуде, погруженные в формалин, и по временам задумчиво взирали сквозь изогнутое стекло, а порой в них, казалось, можно было прочесть выражение невыносимой тоски.
