Я удивленно посмотрела и на них, и на него, но промолчала. Раньше этих птиц видела лишь в жаренном виде, а зачем мы сейчас к ним пришли — и вовсе не понимала. Я бы предпочла еще по городу погулять.
— Присядем, — он кивнул мне на лавку, стоявшую почти у самой воды.
Потом достал платок с крошками и кинул немного в воду. Утки со всего пруда тут же с кряканьем и хлопаньем крыльев собрались вокруг нас и принялись вылавливать размокшие куски хлеба, забавно толкаясь, пытаясь выбрать кусок побольше. Джером с удовольствием кинул еще.
Это выглядело настолько нелепо, но при этом как-то так обыденно, словно демонесса и один из лучших мечников империи каждый день приходят кормить уток, что я, не выдержав, рассмеялась.
— Попробуй тоже, — протянул платок и мне.
Я не стала отказываться. На душе было так легко, спокойно, радостно. Хотелось, чтобы день не заканчивался… Но всему приходит конец.
— Нам пора, — сообщил Джером с сожалением, поднимаясь со своего места.
Я тут же поднялась, отряхивая ладони и колени. Обратно мы шли медленнее. С каждым шагом на меня все больше наваливался тяжелый груз реальности, в которой нет ни улыбчивых горожан, ни дребезжащих повозок, ни эльфов, создающих музыку, ни сладких булок, ни уток… Сказка закончилась. Пора домой.
14 глава
Мы вновь сначала наведались к Джерому домой, где я переоделась в свой плащ. Говорить особо не хотелось. Да и мужчина своими мыслями был где-то далеко.
Когда на горизонте уже показались стены родного гарнизона, я решила прояснить еще один момент.
— Джером, тот парень с музыкой увидел мой ошейник и ничего не сказал. И потом другие горожане тоже видели, но им словно плевать на это. А еще заметила у некоторых из них похожий на мой. Это как?
— Ты видела рабов. И ты права, ошейник похож на твой. Только импульс отрегулирован так, что на максимальной мощности не убивает. Тот, на ком он, просто теряет сознание. Но это пустая предосторожность. Думаю, со временем перейдут на простые ошейники. Возможно, изобретут артефакты, в которых будет храниться вся информация о владельце или самом рабе… — Джером отвлекся и начал уже рассуждать просто об ошейниках, но мое любопытство толком не удовлетворил.
Я помню, Шейла сказала, что мы — просто рабы. Тогда не особо обратила внимание на эту фразу. Думала, она имеет в виду те далекие времена, когда этот мир был разбит на королевства, которые воевали друг с другом и пленных врагов превращали в рабов. Что, впрочем, не мешало потом их обменивать, и все возвращалось на круги своя.
Что и сейчас существует рабство — не знала. Если так задуматься, я в принципе о жизни мало что знала. Все мое детство прошло в монастыре. Я никогда не покидала его территорию. А потом уже попала в гарнизон…
— Джером, откуда рабы? Я думала, это пережитки далекого прошлого.
— Демоны убивали не всех. Зачастую, молодых и красивых девушек и парней из тех, кто сдавался добровольно — делали своими рабами. Кого-то сразу через порталы забирали в свой мир, кого-то некоторое время таскали с собой… После вторжения многие остались без домов, дети без родителей. Кто-то взял себя в руки и смог восстановить утраченное, построить новую жизнь, а кто-то не захотел бороться. Первыми вернулись к рабской жизни те, кто уже ее вкусил с демонами и привык к сытному существованию, при котором не нужно ничего решать. Подробности первых сделок не знаю, но постепенно то тут, то там начали появляться парни и девушки в ошейниках. Договора заключались на какой-то определенный срок. Все думали, что это лишь в послевоенные годы такое, а потом все вернется в норму. Но рабство все еще себя не изжило. Думаю, лет через десять-двадцать только все окончательно вернутся к свободной жизни, и это все станет очередным пережитком прошлого, — пока Джером все это рассказывал, мы как раз подошли к воротам.
Я вновь прошла через процедуру обыска, но в этот раз все было быстрее, после чего меня отпустили на ужин, а Джером пошел к главе гарнизона отчитываться. Я же еще долго обдумывала сказанное им. Пыталась понять, что двигало теми, кто выбрал добровольный отказ от свободы, и чем их выбор отличался от сделанного мной…
***
Жизнь текла неспешной чередой спаррингов, совместных тренировок со студентами из Военной Академии и занятиями с нашими наставниками. Я все так же держалась на первом месте рейтинга и уступать его не собиралась, зная, какая награда за него дается.
Джером еще несколько раз выводил меня в город, все так же меняя плащ. Мы видели впечатляющее выступление приезжих акробатов, ходили смотреть на прекрасные картины, которые местные художники продавали на узкой неприметной улочке, катались на аттракционах, рассчитанных больше для детей, что вызвало у меня в буйный восторг.
Мы даже посетили ярмарку, где дроу приобрел для меня пару цветных лент для волос. Конечно, в гарнизоне нам всем выдавали простые черные, за какие-то заслуги можно было получить другие, качеством получше. Но вот эти, купленные Джеромом, стали для меня чем-то особенным.
Но чем больше он мне показывал, какой может быть простая жизнь, тем больше меня мучила совесть. На прогулку может выходить лишь одна демонесса — лучшая. Это уже не говоря о том, что только я могла похвастать отсутствием отряда гвардейцев за спиной. Казалось, выход очевиден — проиграть несколько боев, позволив на некоторое время кому-то другому венчать список. Но как себя ни корила — пойти на это, отказаться от своего кусочка сказки, не могла.
Теперь я лучше понимала Шейлу и других девочек, которые пытались сбежать любой ценой. Они знали, что потеряли, попав в гарнизон. И невольно закрадывалась мысль: а что, если бы я тогда поддалась на уговоры подруги и попыталась сбежать вместе с ней? Возможно, она была права и вдвоём нам бы удалось избавиться от ошейников. Означает ли это, что я предала ее, обрекла на смерть, отказавшись пойти с ней?
От таких размышлений хотелось выть, но вместо этого я лишь с большим усердием приступала к тренировкам, пытаясь отвлечься, выплеснуть свою злость.
При этом мне снова не давали покоя сны. Только в этот раз я видела новые картины. Вместо императора Алистера, теперь в гуще сражавшихся видела другое лицо. Резкие черты, светлые растрепанные волосы, расплавленное серебро глаз, мелкие чешуйки на руках…
Это не могло быть прошлым. И тем больше тревожило. Особенно, когда однажды я проснулась с чувством всепоглощающего ужаса и непоправимости произошедшего. Сердце бешено колотилось в груди, пальцы рук мелко подрагивали, во рту все пересохло, а в уголках глаз собрались слезы. Я знала, что в этот раз мне приснилось что-то совсем уж страшное, такое, что мое сознание даже отказывалось запоминать. Но, как ни силилась, вспоминались лишь смутные очертания города, по которому мы с Джеромом гуляли.
