Она вспоминала Леонарда, своего мужа, умершего от рака восемнадцать лет назад. Он был интересным человеком, трудолюбивым, с открытой душой и любящим сердцем, прекрасным собеседником. Она очень любила его.
Однако Леонарда любили далеко не все. Разумеется, он не был лишен недостатков. Самым большим из них была его нетерпимость и связанная с ней язвительность. Он не выносил лентяев, равнодушных, невеж и дураков. «А это — две трети человечества», — частенько повторял он, когда его что-то заедало. Будучи откровенным человеком и не страдая от избытка тактичности, он прямо говорил людям, что о них думает. В результате в его жизни в значительной степени отсутствовал обман, но было полно врагов.
Мог ли кто-то из тех врагов звонить ей, выдавая себя за Леонарда? Больной человек, мучая вдову Леонарда, мог бы получать не меньше удовольствия, чем если бы он издевался над самим Леонардом. Не исключено, что он испытывает наслаждение, отравляя ее кота и изводя ее идиотскими телефонными звонками.
Но ведь прошло уже восемнадцать лет! Кто же мог так хорошо запомнить голос Леонарда, чтобы с такой точностью имитировать его после стольких лет? Она, естественно, была единственным в мире человеком, который мог по-прежнему с одного-двух слов узнать этот голос. И при чем тут Кэрол? Кэрол появилась в жизни Грейс через три года после смерти Леонарда; он ничего и не знал об этой девушке. И какое дело до Кэрол его врагам? Что мог иметь в виду тот, кто звонил, когда называл Кэрол Уиллой? И самым тревожным казалось то, что звонивший откуда-то знал, что она как раз приготовила запеченные яблоки.
Могло быть и еще одно объяснение, о котором Грейс всячески старалась не думать. Возможно, звонивший и не был старым врагом Леонарда. Возможно, это был действительно звонок от Леонарда. От мертвеца.
— Нет. Этого не может быть.
— Многие верят в призраков.
— Но я — нет.
Она вспомнила о своих снах на прошлой неделе. Тогда она не верила в пророческие сны. А теперь поверила. Так, может, поверить и в призраков?
Нет. Она была здравомыслящей женщиной, вела размеренную упорядоченную жизнь, занималась наукой и всегда считала, что все можно объяснить с научной точки зрения. И теперь, в возрасте семидесяти лет, если она поверит в существование привидений при всем ее здравомыслии, она может оказаться на пороге безумия. Если ты действительно веришь в привидения, то что дальше? Вампиры? Может, стоит повсюду таскать с собой остро заточенный кол и распятие? Или оборотни? Тогда лучше купить упаковку серебряных пуль. А может быть, злобные карлики, живущие под землей и вызывающие землетрясения и извержения вулканов? Ну конечно! А что?
Грейс тоскливо усмехнулась.
Она не могла просто так взять и поверить в призраков, так как вера в этот предрассудок повлекла бы за собой веру и в бесчисленное множество других. Она уже не в том возрасте, у нее уже слишком устоявшиеся взгляды, чтобы сейчас коренным образом их менять. Естественно, она не будет делать такую невероятную переоценку только из-за двух нелепых телефонных звонков.
Теперь оставалось решить только одно: стоит ли говорить Кэрол о том, что кто-то изводит ее, упоминая при этом имя Кэрол. Она попыталась представить, как это будет выглядеть, когда она начнет объяснять свои предположения по поводу телефонных звонков и Аристофана которому подбрасывают яд или наркотики. Вряд ли это прозвучит привычно из уст той Грейс Митовски, какую все знают. Она будет похожа на старую истеричку, которой за каждой дверью и под каждой кроватью мерещатся несуществующие заговорщики.
Еще решат, что у нее начинается маразм.
«А может, так и есть? — засомневалась Грейс. — Уж не придумала ли я все эти телефонные звонки? Нет. Абсолютно точно нет».
И перемена в Аристофане тоже не была вымышлена ею. Она посмотрела на свою ладонь со следами когтей; они по-прежнему были красными и распухшими. Вот и доказательство. Эти следы являлись подтверждением того, что что-то не так.
«Я не маразматичка, — сказала она себе. — Нисколечко. Однако я вовсе не хочу убеждать Кэрол или Пола, что у меня с головой все в порядке, после того как я расскажу им о том, что мне звонил Леонард. Не стоит пока спешить. Надо подождать. Посмотрим, что будет дальше. Что бы там ни было, я сама смогу с этим разобраться. Я справлюсь».
На экране «Сони» главные герои фильма улыбнулись друг другу.
* * *
Проснувшись среди ночи, Джейн поняла, что бродила во сне. Она оказалась на кухне, но не могла вспомнить, как встала с постели и спустилась вниз.
На кухне была тишина. Единственным звуком казалось тихое урчание холодильника. Светила лишь луна, но, поскольку она находилась в фазе полнолуния, было достаточно светло.
Джейн стояла возле столика неподалеку от раковины. Открыв один из ящиков, она вынула оттуда разделочный нож.
Она смотрела на нож и не понимала, как он мог оказаться у нее в руке.
Холодное лезвие тускло поблескивало в лунном свете.
Она положила нож обратно в ящик.
Закрыла ящик.
Она сжимала нож с такой силой, что теперь у нее болела рука.
«Зачем мне понадобился нож?»
По спине, подобно многоножке, пробежал холодок.
Ее голые руки и ноги покрылись мурашками, и она вдруг поняла, что на ней были лишь маечка, трусики и гольфы.
С резким постукиванием отключился холодильник, и от этого звука она, вздрогнув, обернулась.
В доме воцарилась неестественная тишина. Ей уже стало казаться, что она оглохла.
«Что же я делала с ножом?»
Она обхватила себя руками, чтобы избавиться от пробиравшего ее озноба.
Может быть, ей снилось что-нибудь связанное с едой и она спустилась сюда во сне, чтобы сделать себе сандвич? Ну да. Вероятно, все так и произошло. Она действительно была немного голодна. Вот она и вытащила нож из ящика, чтобы отрезать себе кусочек ростбифа для сандвича. В холодильнике лежал ростбиф. Она заметила его, когда помогала Кэрол и Полу готовить ужин.
Но сейчас ей, похоже, уже не хотелось ни сандвича, ни чего-либо другого. Ее голые ноги мерзли все сильнее, в тонких трусиках и маечке она чувствовала себя неприлично раздетой. Ей хотелось лишь поскорее оказаться в постели под одеялом.
Поднимаясь в темноте по лестнице, Джейн держалась ближе к стене: так было меньше вероятности, что ступени заскрипят. Никого не разбудив, она вернулась в свою комнату.
Где-то на улице завыла собака.
Джейн юркнула под одеяло.
Какое-то время она никак не могла уснуть, чувствуя себя виноватой в том, что украдкой ходила по дому, пока супруги Трейси спали. Она чувствовала себя воришкой. Она чувствовала себя так, будто воспользовалась их гостеприимством.
Конечно, это было глупо. Она не собиралась ничего высматривать. Все это случилось во сне, а в таком состоянии человек не может контролировать свои действия.
