— Вы знаете о Милисент Паркер? — спросил он ее.
— Никогда не слышала этого имени, — ответила Грейс.
Дождь пошел еще сильнее. Пол нажал кнопку, «дворники» задвигались быстрее.
— В 1905 году, — начал он, — Милли Паркер пыталась убить свою мать в канун своего шестнадцатилетия. Как и в случае с Линдой Бектерман, получилось все наоборот и кончилось тем, что мать убила Милли. Чисто из самозащиты. И вот что вам может показаться непонятным: во время гипноза Джейн говорила, что она — Лора, Милли и потом Линда Бектерман. Но для нас эти имена ничего не значили.
— И вновь в этой истории с Милисент Паркер, — сказала Грейс, — девочкина жажда отомстить так и осталась неудовлетворенной. Да. Я знала, что между жизнями Лоры и Линды должна быть еще чья-то.
— Но почему эти вещи творятся накануне дня рождения?
— Лора с большим нетерпением ждала своего дня рождения, — ответила Грейс-Ракель. — Она говорила, что это будет лучший день в ее жизни. У нее было множество разных планов — о том, как изменится ее жизнь по достижении того волшебного возраста. Я думаю, она рассчитывала, что и отношение матери к ней изменится, как только она станет взрослой. Но она умерла, не дожив до дня рождения.
— И из жизни в жизнь по мере приближения шестнадцатилетия в ее подсознании растет страх перед матерью и ненависть к ней...
Грейс кивнула.
— ...происходя из подсознания той, кем она была в 1865-м...
Минуты две они ехали молча.
Пол чувствовал, какими влажными были ладони его рук, державших руль.
Мысли кружились у него в голове, пока он пытался переварить то, что она ему рассказала, и у него вновь появилось ощущение, что он идет по канату, натянутому над глубокой темной пропастью.
Потом он сказал:
— Но Кэрол не является матерью Джейн.
— Ты кое-что забываешь, — возразила Грейс.
— Что?
— Кэрол родила внебрачного ребенка, когда была еще подростком. Я знаю, что она тебе об этом рассказывала. Так что я не выдаю ничьих секретов.
Пол всем телом ощутил дрожь. Он похолодел до мозга костей.
— О Боже... Вы хотите сказать... Джейн — та самая девочка, которую Кэрол отдала в приют?
— У меня нет доказательств, — ответила Грейс. — Но я уверена в том, что, когда полиция расширит зону поиска, когда наконец-то где-нибудь в другом штате найдутся родители девочки, мы узнаем, что ее удочерили. А ее настоящая мать — Кэрол.
* * *
Их борьба на полу возле камина, казалось, продолжалась уже целую вечность. Девочка, извиваясь, пыталась наносить удары. Кэрол, сопротивляясь, но стараясь при этом не причинять ей боли, защищалась. Когда наконец стало ясно, что Кэрол, бесспорно, сильнее и наверняка одержит верх, девочка, оттолкнув ее, поднялась на ноги и, пнув ее в бедро, выбежала из комнаты на кухню.
Кэрол была в смятении и шоке от неожиданной ярости девочки и маниакальной силы ее ударов. Лицо горело, и она чувствовала, что на нем будут синяки. Укус на плече кровоточил; спереди на ее блузке медленно расплывалось большое влажное красное пятно.
Она встала, слегка пошатываясь, и пошла вслед за девочкой.
— Милая, подожди!
Откуда-то с улицы донесся истошный крик Лоры:
— Ненави-и-и-и-жу тебя!
Кэрол добралась до кухни и прислонилась к холодильнику. Девочки не было. Задняя дверь осталась открытой.
С улицы доносился шум дождя.
Кэрол поспешила к двери и, выглянув, посмотрела на дворик, на маленький луг и на возвышавшийся за ним лес. Девочка исчезла.
— Джейн! Лора!
«Может быть, Милисент? — подумала она. — Или Линда? Как же мне ее звать?»
Пройдя по веранде, Кэрол по ступенькам спустилась вниз во дворик под холодный проливной дождь. Она взглянула направо, затем повернулась налево, не зная, где начинать искать. И вдруг появилась Джейн. Девочка вышла из пристроенного к юго-западному углу дома сарая. В руках она держала топор.
* * *
«А ее настоящая мать — Кэрол».
Сказанное Грейс многочисленным эхом раздавалось в голове Пола. На какое-то мгновение он лишился дара речи.
Ошеломленный, он смотрел вперед, не замечая дороги, и чуть было не врезался в багажник неповоротливому «Бьюику». Он нажал на тормоз. Они с Грейс дернулись вперед, проверяя надежность привязных ремней. Он сбавил скорость, пока не обрел контроль над собой.
Наконец слова выплеснулись из него нескончаемым потоком:
— Но как же, черт возьми, ребенок узнал, кто ее настоящая мать, таких сведений не дают детям ее возраста; как она добралась сюда из другого штата, где бы она ни жила; как ей удалось нас найти и устроить все, что случилось? Боже праведный, ведь она неспроста попала под машину Кэрол. Это было подстроено. Все это проклятие было подстроено!
— Я не знаю, как ей удалось разыскать Кэрол, — ответила Грейс. — Возможно, ее родители знали, кто мать ребенка, и ее имя было где-то записано на тот случай, если девочка в зрелом возрасте захочет его узнать. Возможно, и нет. Все возможно. А может быть, ее привели к Кэрол те же силы, что хотели добраться до меня через Аристофана. Этим можно было бы объяснить, почему она казалась в забытьи, выходя на дорогу прямо под колеса машин. Однако я не знаю, как это получилось на самом деле. Возможно, мы никогда и не узнаем.
— Проклятие, — сказал Пол, и голос его задрожал. — О нет... Нет, нет. Господи!
— Что такое?
— Вы же знаете, какой становится Кэрол в эти дни, — с отчаянием произнес он. — В дни, когда родился ее ребенок, ребенок, от которого она отказалась. Она становится совершенно непохожей на себя, на ту, какой она бывает во все остальные дни. Подавленная, замкнутая. Этот день всегда настолько плох, что дата запечатлелась в моей памяти.
— И в моей, — сказала Грейс.
— Это будет завтра, — продолжал он. — Если Джейн — ребенок Кэрол, то завтра ей будет шестнадцать.
— Да.
— И сегодня она попытается убить Кэрол.
* * *
Завеса темного дождя дрожала и колыхалась на ветру, как полог шатра.
Стоя на мокрой траве, Кэрол словно приросла к месту, оцепенев от страха и ледяного дождя.
В двадцати футах от нее, сжимая обеими руками топор, стояла девочка. Ее намокшие волосы свисали до плеч, одежда прилипла к телу. Она будто не ощущала ни грозы, ни холода. Ее взгляд казался безумным, словно она находилась под действием наркотиков, ее лицо было искажено ненавистью.
— Лора? — наконец произнесла Кэрол. — Послушай меня. Ты сейчас послушаешь меня. Ты бросишь топор.
— Ты мерзкая, подлая тварь, — сквозь стиснутые зубы сказала девочка.
