Сжимаю Анькины пальчики в своей лапище и, когда жена поднимает на меня строгое личико, подмигиваю беззаботно.
– Мы вместе, – шепчу, ведя свою семью полутемными коридорами вслед за приживалкой.
Аня согласно кивает. Обхватывает мою руку в порыве чувств и, прижав мою ладонь к груди, целует пальцы. Аська, обнимая за шею, рассказывает что-то о своих куклах.
Чувствую, как грудь распирает от безмерного счастья.
Так ли важно, что скажет мама, или как посмотрит? Плевать. Положить с прибором.
И войдя в комнату, заставленную пальмами и фикусами, неожиданно натыкаюсь на мамину улыбку и искрящиеся радостью глаза.
– Глеб, сыночек, наконец-то! – шепчет она, приподнимаясь с кресла. Самого обычного, ротангового!
– Знакомься, мама, это Аня и Ася. Моя семья, – заявляю весело. – Ася – дочь нашего Павлика…
– Я знаю, знаю, – привстает мама навстречу. – Глебушка, мой родной! – тянется ко мне. Быстро ставлю на пол Аську и перехватываю мать.
– Где твое кресло-каталка? – спрашиваю, озираясь по сторонам. Строго смотрю на сиделку.
Кажется, сейчас кто-то отхватит.
– Я теперь сама хожу, – горделиво говорит мама. – Как узнала, что ты в беду попал, решила не быть тебе обузой. Вот и стараюсь, Глебушка, – плачет она, обнимая меня.
– В беду? – смотрю изумленно. – Ну что за ерунда? Я же в командировке был…
– Не ври, – мотает головой мама. Улыбается, утирая слезы. – Мне Вера звонила. Все рассказала…
– Глупости все, – отмахиваюсь беззаботно. Перевожу взгляд на Аню, чинно усевшуюся на широкий диван. Усадив маму в кресло, плюхаюсь рядом с женой на гобеленовые подушки. И в глубине души мечтаю найти эту гадину Акимову и оторвать ее пустую башку.
«Сука вероломная, ты, Вера!» – морщусь внутренне.
Хочется рвать и метать. Но сейчас даже зубы не стиснуть. Призываю на помощь всю свою выдержку. Как там в дурацком мультике?
Улыбаемся и машем.
– Когда свадьба? – добродушно интересуется мама.
– Мы уже расписались, – бормочет Анечка, а я, перехватив инициативу, заявляю решительно.
– В июне сыграем свадьбу!
– А если я не доживу? – бросает мама с хитрой улыбкой.
– Ты уж постарайся, – смеюсь я.
Аська неожиданно спрыгивает с дивана и бежит к каким-то лопухам, торчащим из огромного горшка.
Зимний сад, блин!
Аня подхватывается следом. Что там углядела наша девочка? Неважно! Лишь бы не поранилась.
– Ася, не трогай! – вскрикивает жена, вытаскивая из рук дочери грязный совок. – Это чужое.
– Надя, дай девочке новый, – приказывает мать приживалке, и как только моя маленькая принцесса устремляется к маминым пальмам копать землю, мать хлопает ладошкой по креслу рядом. Приходится пересесть.
– Удивительно, мам, – шепчу, когда мамина кисть накрывает мою ладонь. – Ты же за свои растения безбожно гоняла нас с Риткой.
– Жизнь проходит, сыночек, – шепчет мама, постукивая меня по руке. – Кому нужны эти пальмы и фикусы? Так… дурацкая затея. Но я любила возиться с растениями, а Сандро потакал. Пусть играет девочка… Мне они обе нравятся. Береги их.
Стараюсь не поперхнуться от неожиданности.
«Где же все ваши кровожадные идеи, маман? Что же так повлияло, а?» – думаю, пряча улыбку.
– Ты на свободе, сынок, и это главное, – шепчет мама, разглядывая меня подслеповатыми глазами. – Хорошо, что тебя выпустили. Я звонила Марфе. Она все никак не может понять, кто подложил пистолет в зимний сад. Вера туда точно не заходила…
– Вы и это обсуждали? С Марфой? – мне хочется заорать. Но пытаюсь совладать с собственной злостью. Ну, с какого, Марфа?!
– Ну конечно, – тяжело ухает мама. – С кем мне еще обсуждать… Я ее, правда, недолюбливаю. Но Марфутка преданна тебе. И любит тебя как сестра.
– Погоди… – рычу, пытаясь скрыть изумление. Все люди братья, но не до такой же степени. – Марфа моя сестра? Когда ты ее успела родить?
– Единокровная тетка. Это все твой дед расстарался. Он же ни одной юбки не пропускал. Двоих детей на стороне прижил. Вот когда Марфа родилась, определил ее мать в Егоршино. Но от Людки хоть какая-то польза! Но я всегда против была. Не должны законные дети знаться с нагулянными. Нехорошо это.
– Дети не виноваты, – вздыхаю тяжело. И сам себе тихонечко напоминаю.
«Тихо. Не вспугни. Пусть сама расскажет. Не перебивай, а то свернет важный разговор и снова начнет молоть глупости».
– Вот и твой отец так говорил, – вздыхает мама и добавляет жестко. – А я думаю, что наш род изводят незаконнорожденные дети Альберта!
– Так Марфа вроде не при делах.
– Но я с нее подозрения не снимаю. А вот Вадим у меня первый в списке. Ты ему не доверяй, сыночек.
– К-какой Вадим? – спрашиваю с придыханием. И сам себе готов настучать по репе. Все так просто, твою мать!
– Ордынцев, какой еще! Твой телохранитель. Это была идея Сандро! Хотел, чтобы тебя охранял родной человек. Зов крови, и все такое. Только я всегда говорила…
– Подожди, мама, – ухаю как старый дед. – Почему я только сейчас узнаю…
– Альберт не признал их, и твой отец не счел себя вправе трезвонить об этом на каждом углу. Он считал, что родная кровь все за себя скажет. Помогал, чем мог. Никогда не выпускал из поля зрения. И даже радовался, когда вы с Вадькой подружились. Я же помню, как он тебя выгораживал…
«А вот и мотив, – морщусь досадливо. Тру лоб и затылок, пытаясь осознать незамысловатую истину. Агурские славно почудили по молодости. Вот только признали не всех. Сколько же еще вокруг меня обиженок отирается? Всех через ДНК-тест прогнать, что ли?
– Спасибо, мамуль, – шепчу, целуя морщинистую напудренную щеку. – Я бы без тебя никогда не осилил этот ребус.
И дорогой в Егоршино с Саниного смартфона звоню Феликсу.
– Поболтать бы, – роняю, не здороваясь.
– Вечером заеду, обниму, – фыркает старый друг и тут сбрасывает звонок.
А я, притянув к себе Аню, все пытаюсь вычислить, кто именно подложил пистолет в мой дом и сколько у Ордынцева пособников в моем окружении.
67. Как бы не так
Глеб
- Что с Верой? Где она? – рычу я, как только Феликс входит в дом.
- Да все нормально, - раздраженно морщится Сарычев. – Вломить бы ее родственникам за заведомо ложное заявление в полицию…
- Вломи, - киваю устало. А в душе поднимается ярость. Отомстил бы Вере и ее подельникам, отправившим меня за решетку. Из-за лживого доноса три месяца жизни коту под хвост.
