Сидя на краю ванны и прикладывая к лицу сенатора хлороформ каждый раз, когда тот начинал стонать и приходить в сознание, он дождался священного момента смерти, испытывая самые приятные чувства. Когда он остался единственным живым человеком в доме, он мысленно поблагодарил уехавших за прекрасную возможность присутствовать при таком очень личном моменте в жизни человека.
Обычно он сразу покидал дом, но то, что он увидел на экране, вернуло его в зал на первом этаже. Он уже видел порнографию и раньше во взрослых кинотеатрах во многих городах и набрался опыта о всевозможных положениях и технике секса. Но порнография на этом домашнем экране отличалась от всего, что ему приходилось видеть раньше, потому что здесь были цепи, наручники, кожаные плети, ремни с металлическими пряжками, а также много других инструментов наказания и пыток. Невероятно, но красивые женщины на экране, казалось, возбуждались от жестокости. Чем грубее с ними обращались, тем сильнее они испытывали наслаждение; они просто умоляли, чтобы с ними обращались еще безжалостней, приходя в восторг от садизма.
Киллер устроился в кресле, из которого вытащил сенатора. Он зачарованно глядел на экран, впитывая и запоминая все, что видел.
Когда видеопленка кончилась, он, быстро обыскав комнату, нашел открытый шкаф, обычно хорошо замаскированный панелью в стене, который содержал коллекцию подобных фильмов. Там даже были еще более удивительные кассеты, демонстрирующие секс между детьми и взрослыми. Дочерей с отцами. Матерей с сыновьями. Сестер с братьями, сестер с сестрами. Он как прикованный просидел там до рассвета.
Впитывая.
Запоминая, запоминая.
Чтобы стать сенатором США, высокопоставленным деятелем, покойник в ванне должен был быть очень умным. Следовательно, его личная фильмотека должна содержать разнообразный материал превосходного содержания, отражающий его взгляды, философию, которая была не по зубам простому обывателю. Как же повезло, что он застал сенатора именно в этой комнате, а не за едой на кухне или в кровати за книгой. Иначе ему бы не представилась возможность узнать мудрость этого великого человека.
Сейчас, свернувшись калачиком на заднем сиденье "бьюика", он, может, и не видит одним глазом, ранен пулями, слаб и изношен, побежден на время, но он не испытывает отчаяния. У него есть одно преимущество, не считая необычной способности его тела к восстановлению, невероятного запаса сил и глубоких познаний, как убивать, – он обладает той великой мудростью, которую получил с экранов как общественных кинотеатров, так и домашних, и эта мудрость обеспечит ему полный триумф. Он знает то, что, по его мнению, является величайшим таинством, которое знатоки жизни хранят в замаскированных сейфах: то, в чем больше всего нуждаются женщины сами того не зная, но подсознательно желая; то, чего хотят дети, но не смеют заикнуться. Он понимает что его жена и дети обрадуются и с радостью воспримут его абсолютную власть над ними, жесткую дисциплину, физическое насилие, сексуальное подчинение, даже унижение. При первом же удобном случае он намеревается выполнить их самые заветные и самые основные желания, что никогда не сможет сделать их мягкотелый фальшивый отец, и тогда они станут семьей, которая живет в гармонии и любви, с общей судьбой, навсегда объединенные его уникальной мудростью, силой и широким сердцем.
Он погружается в целительный сон, уверенный, что через несколько часов проснется здоровым и бодрым.
В нескольких футах от него в багажнике машины лежит мертвец, бывший хозяин "бьюика" – холодный, окоченевший, без всяких шансов на будущее.
Как хорошо быть особенным, не как все, быть нужным и иметь будущее!
Где разум с надеждой расстались навек,
Безумье оттуда начнет свой бег.
Весь мир ты надеешься сделать добрей,
Но корни надежды – в грязи этих дней.
Ты мирное ложе для агнца и льва
Под звездами этими сыщешь едва ль.
Сову не учи ты, как мышь пощадить.
Не грех ли – природу совы изменить?
Нет смысла нам бурю о чем-то молить,
И тысячей слов океан не смирить.
Природу, что в прянике прячет свой кнут,
Ни мудрый, ни глупый с пути не свернут.
Природа в нас все недоделки вложила
И все их случайному взгляду открыла.
Но мы улучшениям не поддадимся!
Мечтой об Утопии тщетно томимся.
Книга Исчисленных Скорбей
Мы сознаем, что жизнь – это грустная комедия и, быть может, мы с этим можем смириться. Однако, поскольку вся история пишется для развлечения богов, слишком много шуток проходит мимо нас.
Мартин Стиллуотер. "Две исчезнувшие жертвы"
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СКАЗКИ В СУМАСШЕДШЕМ ДОМЕ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Дрю Ослетт воспользовался своим телефоном сотовой связи, чтобы позвонить в главный офис в Нью-Йорке, сразу же после того, как покинул зону отдыха у дороги, где мертвые пенсионеры обрели вечный покой в уютной кухоньке своего дома на колесах. Он решил вернуться по Сороковому шоссе в направлении Оклахомы вместе с невозмутимым Карлом Клокером за рулем.
Телефон, которым он пользовался, еще не поступал в широкую продажу. Средний покупатель никогда и не увидит такой модели, какая имелась у Ослетта.
Он подключался в отверстие для зажигалки, как и другие сотовые телефоны, однако, в отличие от них, им можно было пользоваться в любой точке земного шара, а не только внутри страны. Подобно электронной карте Космической автоматической телефонной связи, телефон соединялся со спутником. Он мог напрямую получить связь через девяносто процентов всех спутников связи, находящихся на орбите в настоящее время, минуя станции управления на земле, использовать программы, исключающие прослушивание, и подключаться к какому угодно телефонному номеру, абсолютно не оставляя никаких данных о том, что был сделан тот или иной звонок. Телефонная компания, через которую проходил звонок, не могла прислать счет за разговор Ослетта с Нью-Йорком, потому что и не знала о том, что он произошел с помощью ее системы.
Он свободно разговаривал со своим абонентом из Нью-Йорка о том, что обнаружил на стоянке в зоне отдыха, не боясь, что его может кто-нибудь подслушать, потому что в его телефоне имелось устройство, создающее помехи, которые он включал простым щелчком. Такое же устройство внутри телефонного аппарата в нью-йоркском офисе снова делало его слова разборчивыми, всем же остальным, кто мог бы перехватить сигнал между Оклахомой и Биг-Аппл слова Ослетта звучали тарабарщиной.
Нью-Йорк озаботило сообщение об убитых стариках, но лишь в связи с возможностью для властей Оклахомы связать их убийство с Алфи или с "Системой", как между собой они называли свою организацию.
– Вы не оставили там свои ботинки? – спросил Нью-Йорк.
